не существует. Артур решил проверить свою реакцию на воспоминания и осторожно вспомнил: родителей и сестры нет. Ноль реакции. Он вспомнил близких. Ноль эффекта. Потом вспомнил незнакомца, за которым стоял в очереди в супермаркете два дня назад, и в сердце кольнуло: супермаркета нет! Господи, колонны Нельсона нет! Колонны Нельсона нет, и общественность не возмутится, потому что некому возмущаться. Отныне и впредь колонна Нельсона существует только в его памяти. Англия существует только в его памяти! А сам он торчит в грязной вонючей каморке на борту межзвездного корабля… Артура захлестнула волна клаустрофобии.
Англии больше не существует. С этим смириться можно — с трудом, но можно. Он сделал другую попытку: Америки больше не существует. Не укладывается в голове! Артур решил начать с чего-нибудь помельче.
Нью-Йорка нет. Ладно, ему все равно никогда не верилось в существование этого города. Доллары, подумал Артур, исчезли бесследно. Легкая дрожь.
Сети закусочных «Макдоналдс» больше нет. Гамбургеров нет, ни единого!
Артур лишился сознания.
А придя в себя, резко вскочил:
— Форд! Ты ведь работал над исправлением и дополнением «Путеводителя», так?
— Ну, мне удалось несколько расширить статью о Земле.
— Дай взглянуть, что там сказано. Я должен увидеть!
— Пожалуйста.
Артур схватил книгу и попытался унять дрожь в руках. Нажал на кнопку — экран мигнул и выдал страницу текста. Дент выпучил глаза.
— Земли нет! — завопил он.
Форд заглянул через его плечо.
— Да вот же, смотри, в самом низу, сразу после статьи: 'Зевсова Утеха, трехгрудая Этуаль с Эротикона-6'.
Артур проследил за указующим пальцем. Сперва до него не дошло, а затем в голове словно разорвалась бомба:
— Что?! «Безвредна»? Это все, что сказано о Земле?! Одно слово!
Форд пожал плечами:
— В Галактике сто миллиардов звезд, а емкость микропроцессоров книжки ограничена. К тому же о Земле в общем-то никто и не слышал.
— Но теперь, надеюсь, ты о ней расскажешь?
— Я написал и передал издателю новую статью. Ее, конечно, подредактируют, но суть сохранится.
— Что же там будет сказано?
— 'В основном безвредна', — произнес Форд и смущенно кашлянул.
— 'В основном безвредна'?! — вскричал Артур.
— Что за шум? — прошипел Форд.
— Это я кричал! — закричал Артур.
— Нет. Тихо! По-моему, мы влипли.
— По-твоему?!
За дверью раздались чеканные шаги.
— Дентрассийцы? — испуганно прошептал Артур.
— Нет, сапоги кованые, — заметил Форд.
В дверь грозно постучали.
— Кто же это?
— Если нам повезло, это вогоны пришли выбросить нас за борт.
— А если не повезло?
— Если не повезло, — мрачно проговорил Форд, — капитан прочитает нам свои стихи.
Глава 7
Поэзия вогонов занимает третье место во Вселенной по отвратительности.
На втором месте — стихи азготов с планеты Крия. Во время презентации нового шедевра поэтиссимуса Хряка Изящнейшего 'Ода комочку зеленой слизи, найденному летним утром у меня под мышкой' четверо внимавших скончались от внутреннего кровоизлияния, а председатель комиссии по присуждению Ноббилингской премии чудом спасся, откусив себе ногу. Хряк, как сообщают, остался разочарован итогом презентации и собрался было читать все двенадцать книг своей саги 'Бульканье в ванной', но тут его собственные внутренности в отчаянной попытке спасти цивилизацию устроили ему кровоизлияние в мозг.
Самые отвратительные стихи, а также их создательница Паула Нэнси Миллстоун Дженнингс из Гринбриджа (графство Эссекс, Англия) были уничтожены вместе с планетой Земля.
Простатник Джельц улыбнулся, причем медленно-медленно — не ради эффекта, кстати сказать, а просто потому что забыл, в какой последовательности сокращать мышцы. Только что капитан с колоссальным удовольствием грозил пленникам всеми возможными карами и теперь ощущал приятную расслабленность и даже готовность к некоторой грубости.
Пленники сидели на СОПах — Стульях Оценки Поэзии. Привязанные. Вогоны не питали никаких иллюзий относительно чувств, вызываемых их опусами. В далеком прошлом к литературе их толкало стремление доказать свою культурность, сейчас же — исключительно садизм.
Холодный пот выступил на челе Форда Префекта и потек по прикрепленным к вискам электродам. Электроды вели к целой батарее электронных устройств — к усилителям образности, модуляторам ритмики, фильтрам аллитерации и прочей аппаратуре для обострения восприятия стихов, дабы не терялся ни единый нюанс мысли автора.
Артур Дент сидел и трясся. Он понятия не имел, что его ждет, но твердо знал: во-первых, все дотоле случившееся ему не нравится, а во-вторых, дела вряд ли пойдут на лад.
— О, захверти хрубком… — начал декламировать вогон.
По телу Форда прошли судороги — это было даже хуже, чем он ожидал.
— …на хлярой холке, охреневаю мразно от маслов с наколкой.
— Ааааа! — вскричал Форд Префект, запрокинув голову. Сквозь застилавший глаза туман он смутно видел извивающегося на стуле Артура.
— Фриклявым шоктом я к тебе припуповею, — продолжал безжалостный вогон, — и уфибрахать ты, курерва, не посмеешь.
Его голос поднялся до невообразимых высот скрипучести.
— А то, блакуда, догоню и так отчермутожу, что до круземных фрагоперов не захбудешь — чтоб мне не быть вогоном, паска!
— Ннннииаааяяяяя! — завизжал Форд Префект и обмяк на ремнях, когда электронное очарование последней строки поразило его в самое сердце.
— Теперь, земляне, — заявил вогон (он не знал, что Форд Префект на самом деле родом с маленькой планеты близ Бетельгейзе, да и знал бы — не обратил внимания), — я предоставляю вам выбор! Либо умрите в вакууме космоса, либо… — он выдержал мелодраматическую паузу, — либо скажите: как вам мои стихи?
Форд судорожно вздохнул, провел пересохшим языком по шершавому небу и простонал.
— Вообще-то мне понравилось, — бодро сказал Артур.
У Форда от удивления отвисла челюсть. До такого подхода к делу он еще не додумался.
Вогон приподнял брови (они надежно прикрывали нос и потому вызывали у зрителя скорее приятные чувства) и с долей растерянности проговорил:
— Вот как?..
