показателями. Это было скорее машинное, нежели человеческое мышление, и она начала выражать свои чувства открыто, не скрывая их ни от Иблиса, ни от прочих окружавших ее людей.
Серена выпрямилась и ударом председательского молотка призвала собрание к порядку.
– После долгих размышлений и обсуждений этого вопроса с моими советниками я сегодня заявляю о новом возрождении Джихада, о свете, забрезжившем в конце того длинного и темного туннеля, где люди так долго томились под невыносимым гнетом.
Иблис, встревоженный этими словами, продолжал тем не менее сохранять полное спокойствие. Руки его, лежавшие на полированной столешнице, не дрогнули, но он лихорадочно думал, стараясь мысленно опередить Серену и понять, какие сюрпризы она ему готовит.
– Настало время изменить направленность моего Джихада. Великий Патриарх проделал мастерскую работу, выковав из нашей борьбы острое оружие Священного Джихада. Но за годы, прошедшие после моего бегства от Омниуса и возвращения сюда, на Салусу, я не работала с той эффективностью, на которую была способна.
Среди собравшихся возник ропот несогласия, но она подняла руку, чтобы заглушить его.
– Не следовало мне из-за нескольких покушений прятаться в моем нынешнем убежище. Иблис Гинджо действовал из лучших побуждений, стараясь защитить меня, но, оказавшись в изоляции, я возложила на его плечи слишком тяжелое бремя вождя.
Она приветливо улыбнулась Иблису.
– Это было нечестно по отношению к Великому Патриарху, который так долго единолично представлял меня на таких заседаниях. Отныне я намерена играть более активную роль в повседневных делах этой войны. С этого момента я намерена занять свое законное место в Совете Джихада. Иблис заслужил некоторый отдых от своих тяжких трудов.
Великий Патриарх вспыхнул от удивления и неудовольствия.
– В этом нет никакой нужды, Серена. Я горд своим участием и хочу…
– О, для тебя останется масса работы, дорогой Иблис. Обещаю, что не дам тебе облениться и зарасти жиром.
Сидевшие за столом рассмеялись. Не улыбнулись только офицеры джипола. Рекур Ван выглядел озадаченным: эта встреча проходила совсем не так, как он рассчитывал. Его блуждающий взор остановился на Иблисе. Они обменялись тяжелыми взглядами.
Серена со значением посмотрела на изображение своего сына Маниона.
– И все же мое пребывание в Городе Интроспекции не было даром потрачено на отдых. За долгие годы философских бесед с когитором Квиной я многому научилась – и теперь я приложу эти знания к нашему великому и доброму делу.
Серена невольно на мгновение закрыла глаза. Она до сих пор не могла прийти в себя после самоубийства Квины, ее добровольного ухода. Потеряно столько знаний, столько опыта… Но древний философ намекнул на существование других когиторов, отчужденных и одиноких мыслителей, которые продолжали жить в своих метафорических башнях из слоновой кости, не обращая внимания на бушевавшую в галактике борьбу.
– Я решила, что мы разработаем более широкий план ведения Великого Джихада, такой, который приведет нас к полной победе. Мы должны использовать каждый ум и каждую идею, посвященную нашей освободительной войне.
Она увидела, что глаза Ксавьера вспыхнули решимостью сделать все, о чем она попросит его или его солдат. Он выпрямился, готовый слушать суть ее плана.
– Но цель наша остается неизменной. Любое воплощение Омниуса должно быть уничтожено.
Арракис: Люди видят в нем великие опасности и великие возможности.
Принцесса Ирулан.
Конечно, доходы должны поступать, подумал Венпорт. Тем не менее он сейчас с большим удовольствием оказался бы где угодно, только не на Арракисе.
Он сидел в кузове грохочущего первобытного вездехода, который трясся по караванной тропе прочь от пещерного поселения, где Аврелий встречался с наибом Дхартхой. Оглядываясь назад, Венпорт видел зазубренные вершины скал на фоне неистового рыжего заката. Держа на коленях блокнот, он продолжал делать в нем отметки, зная, что здесь ему придется задержаться по меньшей мере еще на два месяца, пока Тук Кидайр останется на Поритрине с Нормой. Он скучал по ней…
Пассажирский отсек накалился от знойных лучей солнца, проникавших в салон через прозрачный плаз. Подумав, не отказала ли система охлаждения машины, Венпорт втянул ноздрями кисловатый запах и нахмурился от вида тончайшей коричневой пыли, которая проникала, как живая, через щели и уплотнения.
И почему этой пряности нет ни на какой другой планете? Почему только здесь?
Сегодня Венпорт в сопровождении Дхартхи посетил лагерь сборщиков пряности, осмотрел он и место недавнего разбойничьего налета. Он остался недоволен варварским устаревшим оснащением сборщиков и потерей такого количества продукта. Один из помощников Дхартхи рассказал, как он чудом избежал гибели во время нападения, которое так его впечатлило, что он рассказывал фантастические истории, в которых бандиты представали какими-то сверхлюдьми.
Дхартха много лет уклонялся от ответов на все вопросы, но Венпорт и Кидайр давно подозревали что-то в этом роде. Поставленный перед необходимостью объяснить колебания в поставках пряности, наиб больше не мог отрицать существования трудностей. Теперь, когда Венпорт своими глазами увидел последствия налета, он начал понимать, какой ущерб наносили эти отщепенцы. Два часа назад, стоя на месте разграбленного лагеря, Венпорт хмуро покосился на вождя дзенсуннитов.
– Здесь надо все наладить, и как можно скорее. Вы поняли?
Орлиный профиль сына пустыни остался каменно-неподвижным.
– Я понимаю, Аврелий Венпорт, а вот ты – нет. Это трудность моего народа. И не тебе являться сюда и указывать нам, как с ней справиться.
– Я плачу тебе много денег. Это бизнес, а не ваши внутриплеменные дела.
Он подумал, что за этими налетами могут стоять его конкуренты, хотя не сказал этого вслух. Но как они могли узнать, что для этого надо прилететь сюда?
Потом Венпорт заметил темные, угрожающие взгляды, которые бросали на него некоторые дикие дзенсунниты, и почувствовал опасность. Два его личных телохранителя напряглись, когда один из возмущенных сынов пустыни сорвал с лица шарф и презрительно швырнул его на песок – потому что этот шарф был подарен ему Туком Кидайром. Одним словом или знаком Дхартха мог призвать достаточно людей, чтобы одолеть Венпорта и его охранников.
Но торговец не выказывал страха, а заговорил – твердо, но без угроз:
– Я вложил большие средства в это дело, наиб Дхартха, и не собираюсь терять доход из-за каких-то неуправляемых вандалов. За последние годы ваши расходы возросли, а поставки меланжи перестали соответствовать обещанному вами количеству. Человек чести соблюдает свои договорные обязательства.
Дхартха вспыхнул.
– Я – человек чести! Ты хочешь сказать, что это не так?
Сделав паузу для эффекта, Венпорт сказал:
– Если так, нам нет нужды возвращаться к этому спору.
Хотя внешне он держался храбро, сердце у него билось отчаянно. На глазах у суровых детей пустыни он схлестнулся с их; вождем, померился с ним силой. Сила, да еще гарантированная прибыль – вот единственный язык, который они понимают. Он уже заметил, насколько привык наиб Дхартха зависеть от чужеземных товаров, а дзенсуннитские нравы стали не в пример мягче чем были во времена его первой с ними встречи. Изменения были столь разительными, что Венпорт сомневался, вернутся ли когда-нибудь эти избалованные оседлые дзенсунниты к трудному выживанию в пустыне, которое принимали как должное до начала торговли пряностью.
Желая как можно скорее покинуть опасную горную деревню, Венпорт сделал знак своим телохранителям и поспешил к ожидавшему вездеходу. Даже сейчас он настороженно оглядывался, не преследуют ли его дзенсуннитские воины с убийцами из пустыни…
