в каком напряжении живут здесь все. Но сама Валентина не была ключевой фигурой всех этих событий. Она пригодится потом, когда обо всем этом напишет.
Расставшись с Яктом, Валентина не направилась сразу же к бургомистру, чтобы проведать Грего. Она отправилась в центр Милагре. Трудно поверить, что еще недавно… сколько-то дней назад… здесь собралась пьяная, взбешенная толпа, способная на все, даже на убийство. Теперь же тут стояла тишина. Даже потоптанная трава отросла… исключением была только лужа, которая не желала высыхать.
Но вот покоя не было. Наоборот. Когда здесь царило спокойствие, то в центре городка все время были люди. Да, сейчас Валентина тоже видела нескольких, но они были мрачные, какие-то пугливые. Все ходили, опустив голову, внимательно следя за землей под ногами, как бы опасаясь, что сразу же упадут, как только перестанут следить.
Настроение это частично было результатом стыда, решила Валентина. Во всех домах зияли проломы в тех местах, откуда были взяты камни и кирпичи на постройку часовни. Валентина видела множество дыр в стенах.
Но она подозревала, что жизнь в этом городе была убита, скорее, страхом, а не стыдом. Прямо в этом никто не признавался, но она слыхала достаточное количество реплик, замечала достаточное число украдочных взглядов в сторону холмов к северу от городка, чтобы все знать. Это не страх перед близящимся флотом подавлял колонию. Не стыд перед резней pequeninos. Жукеры. Мрачные силуэты, видимые то тут, то там на холмах и лугах вокруг города. Кошмарный сон видящих их детей. Страх, отнимающий все чувства, в сердцах взрослых. Из библиотеки постоянно брали напрокат исторические фильмы периода Войн с Жукерами; колонисты с навязчивой страстью непрерывно желали видеть победу людей. Но глядя, подкармливали собственные страхи. В своей первой книге Эндер нарисовал образ по-своему прекрасной и достойной восхищения культуры Улья. Только весь этот образ совершенно затерся в умах многих, возможно даже всех людей. Ведь теперь они испытывали ужаснейшую кару, находясь в тюрьме, надсмотрщиками в которой были работницы королевы улья.
Неужто все наши труды пошли понапрасну, размышляла Валентина. Я, историк, философ Демосфен, учила людей видеть в них раменов. И Эндер с его знаменитыми книгами: «Королевой Улья», «Гегемоном», «Жизнью Человека»… Чем была сила их воздействия по сравнению с инстинктивным ужасом при виде этих опасных насекомых чрезмерного размера? Цивилизация это всего лишь маска; в кризисные моменты мы вновь становимся обезьянами, забывая о роли рационального, прямоходящего существа. Вновь мы становимся мохнатым обезьяно-человеком, который с порога своей пещеры визжит на противника, желая лишь того, чтобы тот ушел… и сжимая в лапе тяжелый камень, дабы воспользоваться им, как только чужак подойдет поближе.
Теперь же она вновь очутилась в чистом и безопасном месте. Спокойном, хотя оно служило тюрьмой, а не одним только месторасположением властей. В том месте, где в жукерах видели союзников или же, по крайней мере, необходимую для сохранения порядка силу, не допускающую противников к себе. Есть еще люди, подумала Валентина, способные преодолеть животные инстинкты.
Когда она открыла двери камеры, Ольхадо и Грего лежали на нарах, а бумажные листки устилали всю поверхность пола, кучей лежали на столе — некоторые гладкие, другие смятые в комок. Бумагой был покрыт даже терминал, в связи с чем экран не мог работать, даже если бы компьютер и был включен. Камера походила на типичную комнату подростка, во всех деталях, включая сюда ноги Грего, с торчащими вверх и пляшущими в странном ритме босыми стопами, дергающимися то вперед, то назад. Под какую музыку он танцевал?
— Boa tarde, Tia Валентина! — воскликнул Ольхадо.
Грего же даже не удостоил ее взглядом.
— Я вам помешала?
— Нет, в самую пору, — ответил Ольхадо. — Мы находимся на пороге новой концептуализации Вселенной. Как раз открыли совершенно гениальный принцип: если чего пожелаешь, то и произойдет, а живые существа выскакивают из ничего, когда понадобятся.
— Чего пожелаю, то и произойдет, — повторила Валентина. — А могу я пожелать летать быстрее света?
— В настоящий момент Грего все это пересчитывает в памяти, посему сейчас это функциональный трупик. Но в принципе — да. По-видимому, что-то у нас есть. Буквально мгновение назад он тут вопил и плясал. У нас был приступ вдохновения типа швейной машинки.
— Чего? — удивилась Валентина.
— Ну, это известный пример из истории науки, — начал объяснять Ольхадо. — Люди, пытавшиеся изобрести швейную машинку, терпели неудачу за неудачей, поскольку пытались имитировать движения при ручном шитье: пробивание материи иглой, которая тянет за собой нитку, продетую через ушко в задней части. Ведь именно это казалось очевидным. Пока, наконец, кто-то придумал поместить это ушко на кончике иглы и воспользоваться двумя нитками, а не одной. Совершенно противоестественный, антиинтуитивный подход, которого, честно говоря, я до сих пор не понимаю.
— Это означает, что нам нужно будет прошивать дорогу в пространстве? — спросила Валентина.
— В некотором смысле. Прямая линия не обязательно является кратчайшим путем между двумя точками. Идея взялась из одной вещи, о которой Эндрю услыхал от королевы улья. Когда они создают новую матку, то призывают некое существо из альтернативного пространства-времени. Грего накинулся на это как на доказательство того, что существует реальное нереальное пространство. Даже не спрашивай, что он имел в виду. Лично я зарабатываю тем, что делаю кирпичи.
— Нереальное реальное пространство, — отозвался Грего. — Полностью наоборот.
— Мертвый пробудился, — заметил Ольхадо.
— Присаживайся, Валентина, — пригласил Грего. — Камера небольшая, но для меня это дом. Математическое описание все еще достаточно безумное, но, вроде бы, все сходится. Мы еще посидим над этим с Джейн. Ей придется сделать парочку совершенно громоздких пересчетов и несколько имитаций. Но если королева улья права, и действительно существует пространство, столь универсально прилегающее к нашему, что филоты могут в любой точке проникать оттуда к нам… И если мы предположим, что возможен переход и в другую сторону… И если королева улья не ошибается, утверждая, будто то, иное пространство содержит филоты как и наше, но в том другом пространстве… назовем его Снаружи… филоты не организованы в соответствии с законами природы, но существуют лишь как вероятности… Тогда это может сработать…
— Ужасно много всех этих «если», — заметила Валентина.
