Пришел последний день испытаний реколады. Слухи об успехе уже добрались до всех жителей колонии. Эндер верил, что и до pequeninos. Ассистент Эли, которого звали Стекло, вызвался стать объектом для опытов. Уже три дня жил он в том самом стерильном помещении, в котором пожертвовал собой Садовник. Но на сей раз десколаду в его теле заменила убийственная для вирусов бактерия, которую он сам помогал Эле произвести. И на сей раз все те функции, которые до сих пор исполнялись десколадой, были переданы вирусу реколады. А он действовал идеально. Стекло не испытывал каких-либо неприятных ощущений. Чтобы признать реколаде окончательный успех, оставалось всего одно испытание.
За час до последнего испытания Эндер со своим абсурдным кортежем, состоящим из Петера и молодой Валь встретился с Кварой и Грего в камере последнего.
— Pequeninos выразили свое согласие, — сообщил он. — Они рискнут убрать десколаду и заменить ее реколадой после испытаний только на одном Стекло.
— Я этому не удивляюсь, — отрезала Квара.
— А вот я удивляюсь, — влез в разговор Петер. — Видимо, свинксы, как вид, закодировали внутри себя инстинкт самоубийства.
Эндер вздохнул. Он уже не был маленьким, перепуганным мальчиком, да и Петер уже не был старшим, более крупным и сильным братом. Но в сердце Эндера все так же не оставалось чувства любви к этому двойнику его брата, каким-то непонятным образом сотворенному в Снаружи. Петер представлял все его детские страхи и ненависть. Нынешнее же его присутствие сама по себе была невыносимой и доводила до отчаяния.
— Что ты имеешь в виду? — удивился Грего. — Если бы pequeninos не согласились, то с десколадой они были бы чрезвычайно опасны. Человечество не позволило бы им выжить.
— Ну естественно, — усмехнулся Петер. — Наш физик сделался экспертом в стратегии.
— Петер хочет сказать, — объяснил Эндер, — что если бы это он правил pequeninos… а он этого несомненно желал бы… то никогда бы по собственной воле от десколады не отказался бы. До тех пор, пока бы не выторговал от человечества чего-нибудь взамен.
— Вот это да! — свистнул Петер. — Наш постаревший вундеркинд еще сохранил какую-то искорку ума, — воскликнул Петер. — Зачем они отказываются от единственного оружия, которого человечество имеет все причины опасаться? Приближается Лузитанский Флот, который все так же тащит с собой Малого Доктора. Так почему же они не приказывают этому вот Эндрю сесть в его волшебную кастрюлю, полететь навстречу флоту и продиктовать свои условия?
— Потому что меня бы прибили как муху, — ответил на это Эндер. — Pequeninos же делают так, поскольку это правильно, честно и благородно. Впоследствии я объясню тебе значение этих слов.
— Они мне известны. И я знаю, что эти слова означают.
— Правда? — с изумлением произнесла молодая Валь. Ее голос, как и всегда, застал всех врасплох: нежный, спокойный, и все же перебивший беседу. Эндер помнил, что Валентина всегда была такой. Никогда она не повышала голоса, и все же ее нельзя было не слушать.
— Правильно. Честно. Благородно, — повторил Петер. В его устах слова звучали просто отвратительно. — Либо особа, которая так говорит, верит в эти понятия, либо нет. Если нет, то они означают, что за моей спиной стоит его сторонник с ножом в руке. Если же верит, это означает, что победа будет за мной.
— Я тебе скажу, что это означает, — вмешалась в разговор Квара. — Это означает, что следует поздравить pequeninos… и нас самих тоже… с уничтожением разумной расы, которая, возможно, нигде во вселенной больше и не существует.
— Не следует обманываться, — буркнул Петер.
— Вы все такие уверенные, что десколада — это искусственный вирус. Только ведь никто не рассмотрел другой возможности: что более примитивная, менее сопротивляющаяся версия десколады родилась естественным образом. И только лишь потом преобразовалась в свою нынешнюю форму. Может она и искусственный вирус, только вот кто его создал? Теперь же мы ее убиваем, даже не попытавшись установить контакт.
Петер усмехнулся сначала ей, затем Эндеру.
— Я удивлен, что это воплощение совестливости родилось не от твоей крови. У нее точно такой же бзик на почве чувства вины как у тебя или у Валь.
Эндер проигнорировал его и попытался ответить Кваре.
— Это правда, мы ее убиваем. Потому что больше ждать не можем. Десколада пытается нас уничтожить, и у нас нет времени тянуть. Если бы оно у нас было, мы бы пытались.
— Понимать то я понимаю, — согласилась Квара. — Сама ведь помогала. Только меня на блевоту тянет от всех этих слов, какие храбрые pequeninos. Ведь ради спасения собственной шкуры они принимают участие в ксеноциде.
— Либо мы, либо они, деточка, — заявил Петер. — Либо мы, либо они.
— Ты даже понятия не имеешь, — признался Эндер, — как мне стыдно слышать из его уст собственные аргументы.
Петер рассмеялся.
— Эндрю притворяется, будто меня не любит, — объяснил он. — Только это все ложь. Он мною восхищается. Чтит. И так было всегда. И точно так же его милый ангелочек.
Петер пихнул Валь. Та не отодвинулась. Она вела себя так, будто совершенно не почувствовала его локтя у себя под ребрами.
— Он почитает нас обоих. В его помутившемся умишке Валь предстает моральным совершенством, которого сам достичь не смог. Я же — та самая сила и гений, что всегда, хоть на чуточку, повыше возможностей нашего бедненького Эндрю. Честно говоря, это свидетельствует о его скромности: это сколько же лет носил он в своих мыслях кого-то лучшего, чем сам.
