внутрь. Мы очутились в небольшой, но очень высокой комнате, с зеркалом во всю стену - от потолка до выложенного из черных и белых плит пола. Создавалось впечатление, что в увеличенной вдвое комнате находятся шесть человек, шесть фигур на каменной шахматной доске.
Мебели не было никакой - ничего, кроме высокой алебастровой урны с букетом цветов, походивших на орхидеи, только с очень большими бутонами. Каждый цветок был иного цвета. Мы остановились против зеркала.
Внезапно мое отражение посмотрело на меня. Это движение не было зеркальным повторением моего. Я не шевельнулся, а тот, в зеркале, огромный, плечистый, медленно посмотрел сначала на темноволосую женщину, потом на ее спутника. Все мы стояли неподвижно, и только отражения, ставшие каким-то непонятным образом самостоятельными, ожили и, разыграли между собой молчаливую сцену.
Молодой человек в зеркале подошел к женщине, посмотрел ей в глаза, она отрицательно качнула головой. Потом взяла из белой вазы цветы и, перебрав их в пальцах, выбрала три - белый, желтый и черный. Белый протянула ему, а с двумя оставшимися подошла ко мне. Ко мне - в зеркале. Протянула оба цветка. Я взял черный. Тогда она вернулась на прежнее место, и все мы там, в отраженной комнате, застыли точно в таком же положении, в каком находились в действительности. Как только это произошло, цветы исчезли из рук наших двойников, и это было уже обычное, точно повторяющее все движения, зеркальное отражение.
Дверь в противоположной стене отворилась; по винтовой лестнице мы спустились вниз. Колонны, балкончики, своды незаметно перешли в белоснежные и серебряные пластиковые коридоры. Мы продолжали идти, ничего не говоря, не то порознь, не то вместе; эта ситуация все более тяготила меня, но что можно было поделать? Начать сакраментальную, в традициях прошлого века, церемонию знакомства?
Приглушенные звуки оркестра. Мы словно попали за кулисы невидимой сцены, в глубине несколько столиков с отодвинутыми креслами, женщина остановилась и спросила спутника:
- Ты не пойдешь потанцевать?
- Не хочется, - ответил он. Я в первый раз за все время услышал его голос.
Он был красив и в то же время проникнут безволием, непонятной ленью, как будто этого человека ничто на белом свете не интересовало. У него был прекрасный, почти девичий рот. Он взглянул на меня. Потом на нее. Стоял, смотрел и молчал.
- Ну, тогда иди, если хочешь... - сказала она. Он раздвинул портьеру, служившую одной из стел, и вышел. Я шагнул за ним.
- Простите! - услышал я сзади. Я остановился. За занавесом раздались аплодисменты.
- Присядем на минутку?
Я молча сел. В профиль она была великолепна. - Я Аэн Аэнис.
- Эл Брегг.
Она казалась удивленной. Не моим именем. Оно ей ничего не говорило. Скорее всего тем, что я так равнодушно воспринял ее имя. Теперь я мог присмотреться к ней вблизи. Ее красота была совершенной и беспощадной. И спокойная властная небрежность движений тоже. Розово-серое, больше серое, чем розовое, платье создавало фон, на котором еще ослепительней белели лицо и руки.
- Я вам не нравлюсь? - спокойно спросила она. Теперь уже пришла моя очередь удивляться.
- Я вас не знаю.
- Я Аммаи - из 'Настоящих'.
- Что это за 'Настоящие'?
Ее взгляд с любопытством скользнул по мне.
- Вы не видели 'Настоящих'?
- Я даже не знаю, что это такое.
- Откуда вы здесь взялись?
- Пришел из отеля.
- Ах, вот как, из отеля?.. - в ее голосе чувствовалась явная ирония. - А можно узнать, где вы были до того, как попали в отель.
- Можно. Фомальгаут.
- Что это такое?
- Созвездие.
- Что?!
- Звездная система, двадцать три световых года отсюда.
Ее веки вздрогнули. Губы раскрылись. Она была великолепна.
- Астронавт?
- Да.
- Понимаю. Я реалистка, довольно известная. Я помолчал. Музыка продолжала играть.
- Вы танцуете?
Я чуть не рассмеялся.
- То, что сейчас танцуют, - нет.
- Жаль. Но это поправимо. Почему вы это сделали?
- Что?
- Там, на мостике. Я не сразу ответил.
- Это было... инстинктивно.
- Вы... уже бывали?
- В этой пироге? Нет.
- Нет?
- Нет.
Минута молчания. Ее глаза, только что зеленые, сделались почти черными.
- Только в очень старых фильмах можно увидеть нечто подобное... - сказала она почти лениво. - Этого никто не сможет сыграть. Не удается. Когда я увидела это, я подумала... что вы...
Я ждал.
- Могли бы. Потому что вы приняли это всерьез. Так?
- Не знаю. Возможно.
- Это ничего. Я знаю. Хотите? Я в хороших отношениях с Френетом. Может быть, вы не знаете, кто это? Я ему скажу... Это главный режиссер реалов. Если вы только захотите...
Я расхохотался. Она вздрогнула.
- Простите. Но - великие небеса, черные и голубые! - вы решили... ангажировать меня...
- Да.
Она но казалась оскорбленной. Скорее наоборот.
- Благодарю. Но, знаете ли, лучше не стоит.
- Но вы можете по крайней мере сказать, как вы это сделали? Это не секрет, надеюсь?
- Вас интересует, как я мог решиться?
- О, вы очень сообразительны.
Она умела улыбаться одними только глазами, как никто другой. 'Подожди, сейчас у тебя пропадет желание искушать меня', - подумал я.
- Это очень просто. И никакого секрета. Я не бетризован.
- О...
Мгновение мне казалось, что она вот-вот встанет, но она овладела собой. Ее огромные бездонные глаза снова обратились ко мне. Она смотрела на меня как на дикого зверя, как на хищника, притаившегося в одном шаге от нее, словно ужас, который я пробуждал, доставлял ей в то же время какое-то извращенное наслаждение. Это было как пощечина, это было хуже, чем если бы она просто испугалась.
- Вы можете?
- Убить? - подсказал я, галантно улыбаясь. - О да. Вполне.
Мы замолчали. Музыка играла. Она то и дело поднимала на меня глаза. Но продолжала молчать. Я тоже. Аплодисменты. Музыка. Аплодисменты. Молчание. Внезапно она поднялась.
- Вы пойдете со мной?