— Конечно, здесь должна быть обеспечена свобода слова, в особенности если ты ничего не говоришь. Эй, Рон, расскажи нам еще про свое государство анархии.
Рон откашлялся.
— Надеюсь, вы не будете судить об анархии по нынешнему случаю. Королевский Парк Свободы был во власти анархии всего лишь пару часов. Анархия должна успеть созреть.
Должно быть, Гленда Готорн и человек с пустым транспарантом слушали его и спрашивали себя: что за чертовщину он несет? Я искренне желал Рону получить удовольствие от того, что он разъяснит им свою теорию. Больше всего меня волновало, расскажет ли Рон о том, что это он сбил все полицейские глаза.
Пожалуй, на этом поле будет хорошо провести ночь. Поле было открытым. Здесь не было никаких зарослей, никаких теней, никто не смог бы подкрасться к нам незамеченным. К тому же, здесь я быстро учился чувствовать и думать, как истинный параноик.
Мы лежали на мокрой траве, то погружаясь в дремоту, то перебрасываясь фразами. Еще две группки, такие же маленькие, как наша, оккупировали два края поля. Они соблюдали дистанцию, мы соблюдали дистанцию. Время от времени до нас долетали их голоса, и мы знали, что они не спят. Во, всяком случае, спят не все.
Человек с пустым транспарантом был очень неспокоен во сне. Очевидно, ребра у него болели по- настоящему, хотя Джил утверждала, что все они целы. Он поминутно всхлипывал, дергался во сне и от этого поминутно просыпался. Проснувшись, он брал себя в руки и лежал очень тихо, пока снова не засыпал.
Джил вдруг осенило: деньги! Правительство сохранится, чтобы печатать деньги!
— Зачем? Ведь можно выписывать долговые обязательства. Стандартного достоинства. Выписывают и нотариально заверяют. И вы подписываетесь собственным добрым именем.
Джил мягко рассмеялась.
— Ты уже все продумал, да? Так, знаешь ли, далеко не уедешь на добром имени.
— Ну, значит, кредитные карточки.
Мне надоело верить в анархию Рона. Я спросил его:
— Рон, помнишь девушку в длинной голубой вуали?
Воцарилось долгое молчание.
— Да, а что?
— Ничего себе девица, да? На нее было очень интересно посмотреть.
— Согласен.
— Так вот, если бы не было никаких законов, запрещающих тебе попросту взять и изнасиловать ее, она бы ходила закутанной по уши. Платье бы застегивала на железные пуговицы и еще таскала бы с собой газовый баллончик. Приятно тебе будет на такую смотреть? Мне, например, нравится смотреть на тело ню. Ну посмотри, как быстро исчезли все ню после того, как упали полицейские глаза.
— Хм-м… — Рон задумался.
Ночь становилась все холодней. Отдаленные голоса, случайные, очень далекие окрики — все звуки слились в тонкие серые нити на черном покрывале молчания. Миссис Готорн решила нарушить его.
— А что все-таки хотел сказать этот парень с пустым транспарантом?
— Он не хотел ничего сказать, — пояснила Джил.
— Ну уж нет, секундочку, милочка. Я считаю, что он все равно своим транспарантом что-то говорил, даже если не знал, что именно. — Миссис Готорн говорила очень медленно, внимательно обдумывая каждую фразу, внимательно подбирая каждое слово. — Была когда-то организация, которая протестовала против обязательной контрацепции, и я была ее членом. Мы целыми часами носили всякие лозунги. Мы печатали листовки и останавливали прохожих, чтобы поговорить с ними. Мы тратили собственное время, собственные усилия и деньги, потому что мы хотели своими идеями достучаться до сердец.
Так вот, если к нам присоединяется человек с пустым транспарантом, значит он хочет что-то сказать.
Его транспарант просто означает, что у него нет мнения. Раз он присоединяется к нам, значит, он тем самым утверждает, что никакого мнения нет и у нас. Он словно говорит, что наши воззрения ничего не стоят.
Я тут же схватился за ее слова.
— Передайте ему это, как только он проснется. Он запишет ваши слова в свою тетрадочку.
— Но его тетрадочка врет. Он не станет совать свой транспарант под нос людям, с которыми во всем согласен, ведь так?
— Наверное, не станет.
— Я… лично… полагаю, что люди без всякого мнения не могут нравиться. — Миссис Готорн встала. — Вы случаем не знаете, где тут автомат с газировкой?
Естественно, мы не знали. Впрочем, ни одна частная компания не будет рисковать своими аппаратами в том месте, где их будут ломать и разбивать два раза в день. Зато старуха напомнила нам, что мы все хотим пить. Так или иначе, мы все поднялись и побрели в сторону фонтана.
Все, кроме человека с пустым транспарантом.
Мне было жаль, что его нет с нами. Как странно, думал я, как дико, что такое неотъемлемое право, как свобода слова, должно зависеть от такой хрупкой штуки, как висячая полицейщина.
