Странно это выглядело. Все стоит на боку. Ходить здесь — все равно, что отрицать гравитацию.
Мэтт слышал звуки и голоса в некоторых комнатах наверху. Они ничего ему не говорили. Он не видел, что происходит над ним, да и не пытался увидеть. Он прислушивался, не прозвучит ли где голос Кастро.
Если он сможет доставить Главу к средствам управления ядерными двигателями — где бы они ни находились — тогда Мэтт сможет пригрозить взорвать «Планк». Кастро устоял перед угрозой физической болью, но как он отреагирует на угрозу для Плато Альфа?
А все, чего хочет Мэтт — это освободить одного пленника.
… Вот голос Кастро. Доносится не с потолка, а из-под ног, из-за закрытой двери. Мэтт нагнулся над мостками поверх этой двери и попробовал ручку. Заперто.
Постучать? Но все Исполнение нынче ночью на взводе и готово стрелять во что попало. При таких обстоятельствах Мэтт может очутится без сознания и упасть за много секунд до того, как стреляющий успеет потерять к нему интерес.
Невозможно украсть ключ или хотя определить нужный ключ. и он не может оставаться здесь вечно.
Если бы здесь была сейчас Лэни.
Г о л о с. В течение какого-то вневременного интервала она существовала вообще без ощущений. Оставались картины в памяти и игры, в которые она могла мысленно играть, а некоторое время она проспала. Какой-то друг начинил ее щадящими пулями. Ей живо помнились уколы. Но она проснулась. Мысленные игры не получались; она не могла сосредоточиться. Она начала сомневаться в реальности своих воспоминаний. Лица друзей смазывались. Она цеплялась за память о Джее Худе, его остром, умном, легкозапоминающемся лице. Джей. Вот уже два года они немногим более, чем близкие друзья. Но за последние часы Полли безнадежно влюбилась в него: он был единственным зрительным образом, приходившим к ней ясно, кроме ненавистного лица, широкого и бесстрастного, украшенного снежно- белыми усами, лица врага. Но Полли слишком старалась приблизить Джея, придать его лицу осмысленность, выражение, плотность. Он расплывался; она тянулась к нему, чтобы привлечь обратно, и он расплывался еще сильнее.
— Полли, — произнес он, — ты должна мне довериться.
Ей хотелось ответить, высказать свою благодарность, сказать этому голосу, чтобы он продолжал говорить, попросить, чтобы он ее ВЫПУСТИЛ. Она оставалась безгласна.
— Я хотел бы тебя освободить, вернуть тебя в мир ощущений, прикосновений и запахов, — сказал голос. И добавил ласково, сочувственно, сожалеюще: — Пока еще я не могу это сделать. Есть люди, которые заставляют меня держать тебя здесь.
Голос превратился в ГОЛОС, знакомый, абсолютно убедительный. Полли вдруг отождествила его.
— Гарри Кейн и Джейхок Худ. Это они не позволяют мне освободить тебя. — Голос Кастро. Ей хотелось кричать. — Потому что ты не исполнила своей миссии. Ты должна была узнать про трамбробота номер сто сорок три. Ты не справилась.
«Лжец! Лжец! Я справилась!». Ей хотелось выкрикнуть правду, всю правду. В то же самое время она сознавала, что это и есть цель Кастро. Но она так долго не разговаривала!
— Ты пытаешься мне что-то сказать? Может быть, я смогу убедить Джейхока и Гарри разрешить мне освободить твой рот. Ты хотела бы этого?
«Я этого жажду, — подумала Полли. — Я бы выкрикнула все тайны о твоем происхождении». Какая-то ее часть сохраняла рассудок. Сон, вот в чем причина. Долго ли она здесь находится? Не годы, даже не дни: она почувствовала бы жажду. Если только ей не вводили воду внутривенно. Но как долго бы это ни продолжалось, некоторую часть времени она проспала. Кастро не знает о щадящих пулях. Он пришел на несколько часов раньше, чем нужно.
Где голос?
Сплошное молчание. Она слабо улавливала биение пульса в своей сонной артерии, но стоило ей ухватиться за этот звук, как он тоже исчез.
Где Кастро? Бросил ее гнить?
«Говори!»
«Говори со мной!»
«Планк» был велик, но жилая часть занимала менее трети его объема: три кольца отсеков, стиснутых между грузовыми трюмами наверху и атомными посадочными двигателями с водотопливными баками внизу. Чтобы основать самодостаточную колонию, нужно много груза. Много топлива нужно, чтобы приземлить «Планк»: пытаться сесть на управляемой водородной бомбе ядерного двигателя было все равно, что приземляться в паяльной лампе на пуховую перину.
Поэтому жилая часть была невелика. Но она не была и тесной, поскольку кормовые отсеки коридора оборудовались ради удобства всего трех растущих семей.
Вот почему теперешняя комната Иисуса Пьетро для допросов была некогда гостиной с диванами, карточным столиком, столиком для кофе, экраном для чтения, связанным с корабельной библиотекой; с маленьким холодильником. Столы и другие вещи давным-давно были отрезаны от наружных стен горелками и убраны. Но комната оставалась большой, а потому роскошной для космического корабля, где место всегда нарасхват. Она и должна была быть большой. Ее жилец не мог, как из обычной квартиры, выйти в любой момент наружу подышать свежим воздухом.
Теперь, будучи перевернутой, комната стала просто высокой. На полпути к потолку находились двери, ведущие в другие части квартиры. Дверь в коридор превратилась в люк, а дверца прямо под ней, шкаф для хранения скафандров на случай опасности, стала теперь досягаема лишь с лестницы. Полумесяц пола на дне комнаты занимали длинный тяжелый ящик, два охранника, сидящих на стульях, пустой стул и Иисус
