– Ты лучше сядь. А то лапы ходят вперевалку, и, пока не окажемся на воде, дом будет трясти.
Тем не менее Элла все же рискнула и заглянула под веранду.
Хижина госпожи Гоголь передвигалась на четырех больших гусиных лапах, которые как раз сейчас высвобождались из тины. Потом они зашлепали по мелководью и, добравшись до реки, принялись мягко выгребать на середину.
Проснувшись, Грибо попытался потянуться. И руки с ногами тоже неправильные! Тетушка Приятка, которая все это время сидела и смотрела на него, поставила стакан.
– Ну и чего же ты желаешь теперь, господин Кот? – поинтересовалась она.
Грибо прошествовал к двери, ведущей наружу, и поскребся о косяк.
– Хаучу выыйти, теутушкау Прияутка, – проговорил он.
– Для этого тебе нужно всего-навсего повернуть ручку, – ответила она.
Грибо уставился на дверную ручку с видом человека, которому предстоит справиться со сложным техническим устройством, а потом умоляюще посмотрел на тетушку.
Она открыла ему дверь, выпустила его на улицу, а потом снова закрыла ее, заперла на замок и облегченно привалилась к доскам спиной.
– Золушка сейчас с госпожой Гоголь, и ей ничто не угрожает, – возвестила Маграт.
– Ха! – ответствовала матушка.
– А мне она очень даже понравилась, – сказала нянюшка Ягг.
– Не доверяю я людям, которые пьют ром и курят трубку, – поморщилась матушка.
– Но ведь нянюшка Ягг тоже курит трубку, а пьет вообще что попало, – заметила Маграт.
– Да, но это потому, что она просто мерзкая старая грымза. И кто сказал, что я ей доверяю? – не оборачиваясь, ответила матушка.
Нянюшка Ягг вытащила изо рта трубку.
– Это верно, – дружелюбно подтвердила она. – Если не поддерживать образ, ты – никто. Матушка наконец оторвалась от замка.
– Ничего не выходит, – призналась она. – Из октирона сделан. Никакие заклятия не действуют.
– Вообще глупо сажать нас под замок, – отозвалась нянюшка. – Лично я бы сразу нас убила.
– Это потому, что по сути ты добрая, – пояснила Маграт. – Добрые ничего плохого не делают и творят справедливость. А злые всегда в чем-нибудь да виноваты, поэтому-то они и изобрели милосердие.
– Ерунда это все. Знаю я, почему она так поступила, – мрачно промолвила матушка. – Таким образом она дает нам время осознать, что мы проиграли.
– Но ведь она сама сказала, что в конце концов мы убежим, – удивилась Маграт. – Не понимаю. Неужели она не знает, что добро в результате все равно побеждает?
– Это только в сказках, – фыркнула матушка, внимательно разглядывая дверные петли. – А она считает, что сказки ее слушаются. Вертит ими как вздумается. И считает, что это она добрая.
– Кстати, – сказала Маграт, – лично я тоже терпеть не могу болот. Если бы не эта лягушка и все прочее, я бы, наверное, даже могла понять Лили…
– Тогда ты самая настоящая крестная дура! – рявкнула матушка, продолжая ковыряться в замке. – Нельзя ходить и строить людям лучший мир. Только сами люди могут построить себе лучший мир. Иначе получается клетка. Кроме того, нельзя строить лучший мир, отрубая головы и выдавая порядочных девушек замуж за лягушек.
– А как же прогресс… – начала было Маграт.
– Не смей мне ничего говорить о прогрессе. Суть прогресса в том, что плохое случается быстрее, вот и все. Ни у кого нет другой булавки? Эта не годится.
Нянюшка, которая, прямо как Грибо, обладала способностью где угодно устраиваться как у себя дома, удобно разместилась в углу камеры.
– Я однажды слышала историю, – сказала она, – про одного парня, которого посадили в тюрьму на много-много лет, и от другого заключенного, невероятно умного, он за это время узнал целую прорву насчет вселенной и разного такого прочего. А потом он сбежал и всем отомстил.
– Слушай, Гита Ягг, а ты сама-то что такого невероятно умного знаешь насчет вселенной? – поинтересовалась матушка.
– Отстань, – дружелюбно откликнулась нянюшка.
– Ну, тогда нам лучше бежать прямо сейчас.
Нянюшка вытащила из шляпы кусочек картона, там же отыскала огрызок карандаша, полизала кончик и ненадолго задумалась. А потом принялась писать:
От дела ее оторвал звук мандолины, на которой кто-то весьма искусно наигрывал прямо за стеной, после чего негромкий, но крайне решительный голос запел:
– Как голодает моя любовь по столовой твоего изнурения, – тут же перевела нянюшка Ягг, не поднимая головы.
– Магазин, магазин, у меня есть лепешка, небо розовеет, – продолжала переводить нянюшка. Матушка и Маграт переглянулись.
– Возрадуйся, свечник, у тебя такой большой, огромный…
– Ни единому слову не верю, – перебила матушка. – Ты все выдумываешь.
– Дословный перевод, – возразила нянюшка. – Сама ж знаешь, заграничный я знаю как родной.
– Госпожа Ягг, это ты? Ты ли это, любовь моя?
Ведьмы дружно подняли головы и посмотрели на забранное решеткой окно. В камеру заглядывало крохотное личико.
– Казанунда?
– Я, госпожа Ягг.
– Любовь моя! – пробурчала матушка.
– Как же ты добрался до окна? – не обращая на нее внимания, спросила нянюшка.
– Я всегда знаю, где раздобыть лестницу, госпожа Ягг.
– Но знаешь ли ты, где раздобыть ключ?
– Ключ тут не поможет. У вашей двери дежурит слишком много стражников, госпожа Ягг. Слишком много – даже для такого прославленного фехтовальщика, как я. Ее ледство отдала строжайшие приказы. Запрещается не только слушать вас, но даже смотреть на вас.
– А как тебя-то занесло в дворцовые стражники?
– Солдат удачи хватается за ту работу, что подворачивается под руку, госпожа Ягг, – честно ответил Казанунда.
– Но ведь все остальные стражники шести футов росту, а ты… ну, слегка пониже.
– Я соврал насчет своего роста, госпожа Ягг. Я же самый знаменитый в мире враль.
– Правда?
– Нет.
– А как насчет того, что ты самый знаменитый в мире любовник?
Некоторое время за окном молчали.
– Ну, может, я и на втором месте, – откликнулся наконец Казанунда. – Но я стараюсь.
