Затем он достал крошечный клочок тонкого пергамента, разыскал в куче хлама на рабочем столе перо и написал очень короткую записку. После чего, подойдя к клеткам с белыми голубями, черными петухами и прочими подопытными экземплярами, он вытащил гладкую, лоснящуюся крысу, засунул свернутую записку в маленькую бутылочку, привязанную к задней ноге зверька, и выпустил животное на свободу.
Крыса ткнулась носом в пол и исчезла в норе у дальней стены.
Примерно в это же самое время одна гадалка, славящаяся никогда не сбывающимися предсказаниями и живущая на другом конце квартала, случайно заглянула в свою магическую чашу и испустила тихий вопль. Всего лишь за один час провидица продала все драгоценности, различные волшебные приспособления, большую часть одежды и прочие пожитки, которые нельзя было увезти на самой быстрой лошади, какую она только смогла достать. Тот факт, что немного погодя, когда дом рухнул в пламени, сама гадалка погибла под случайной лавиной в Морпоркских горах, доказывает, что у Смерти тоже есть чувство юмора.
Опять-таки примерно в то же время, когда почтовая крыса исчезла в лабиринте ходов под городом и, безошибочно следуя древнему инстинкту, заторопилась к своей цели, патриций Анк-Морпорка взял в руки письма, доставленные прилетевшим утром альбатросом, еще раз задумчиво посмотрел на верхнее из них и вызвал к себе главного шпиона.
А в «Порванном Барабане» Ринсвинд с раскрытым ртом внимал рассказу Двацветка.
– Так что я решил увидеть ваш город своими глазами, – повествовал маленький чужестранец. – На это ушли все сбережения, которые я накопил за восемь лет. Но мое путешествие стоит каждого полурайну. Я хочу сказать, наконец-то я очутился здесь. В Анк-Морпорке. В двуедином городе, прославленном в песнях и сагах. На улицах, знававших поступь Хэрика Белого Клинка, Хруна-Варвара, Бравда из Пупземелья и Хорька… Знаешь, здесь все именно так, как я себе представлял.
Лицо Ринсвинда являло собой маску, изображавшую зачарованный ужас.
– Я уже не мог выносить жизнь в Бес Пеларгике, – безмятежно продолжал Двацветок. – Сидеть целый день за конторкой, складывать колонки циферок, не ждать от будущего ничего, кроме пенсии… где ж тут романтика? Двацветок, сказал я себе, сейчас или никогда. Зачем слушать чужие истории? Ты сам можешь поехать туда. Хватит слоняться вокруг доков и подслушивать матросские байки. Одним словом, я составил себе разговорник и купил билет на ближайшее судно, следующее к Коричневым островам.
– И ты не взял с собой никакой охраны? – пробормотал Ринсвинд.
– А зачем? Что у меня красть?
Ринсвинд кашлянул.
– У тебя есть… э-э… золото, – намекнул он.
– И двух тысяч райну не наберется. Этого только-только хватит, чтоб не помереть с голоду пару- другую месяцев. У меня дома. Здесь, наверное, на эти деньги можно прожить подольше.
– Райну – это такая большая золотая монета? – уточнил Ринсвинд.
– Ага. – Двацветок обеспокоено посмотрел на волшебника поверх своих странных зрительных линз. – Как, по-твоему, две тысячи – это приличная сумма?
– Аг-ха, – прохрипел Ринсвинд. – Я хочу сказать, да, приличная.
– Вот и здорово.
– Гм, а в Агатовой империи все такие богатые, как ты?
– Я? Богатый? Помилуйте меня боги, да с чего ты это взял? Я всего-навсего бедный клерк! Как ты думаешь, я не слишком много заплатил трактирщику? – вдруг забеспокоился Двацветок.
– Э-э, он мог бы удовольствоваться и меньшим, – предположил Ринсвинд.
– Ладно, в следующий раз буду умнее. Вижу, мне многому предстоит научиться. Кстати, Ринсвинд, мне в голову пришла одна идейка… Ты случаем не согласишься поступить ко мне на службу в качестве… гм, не знаю, вероятно, в данных обстоятельствах эту должность можно назвать «гидом»? Я могу платить тебе один райну в день.
Ринсвинд открыл рот, чтобы ответить, но почувствовал, что слова застряли в горле и явно не торопятся выходить в мир, который быстро сходит с ума. Двацветок залился краской.
– Я тебя обидел, – заметил он. – С моей стороны было дерзостью просить об этом такого профессионала, как ты. У тебя наверняка множество проектов, которые ждут своего воплощения. Какое- нибудь высокое волшебство…
– Да нет, – слабо пискнул Ринсвинд. – Как раз сейчас я свободен. Райну, говоришь? Один райну в день. Каждый день?
– Наверное, в сложившихся обстоятельствах мне следует предложить тебе полтора райну. Плюс, конечно, все издержки.
Волшебник, совершив невозможное, овладел собой.
– Подойдет, – кивнул он. – Я согласен.
Двацветок достал из сумки большую золотую кругляху, взглянул на нее и положил обратно. Ринсвинду не удалось рассмотреть ее как следует.
– Думаю, – сказал турист, – что сейчас мне не помешает немного отдохнуть. Путешествие было долгим. Надеюсь, ты сможешь вернуться сюда в полдень, и мы тогда осмотрим город?
– Заметано.
– Тогда, пожалуйста, будь так добр, попроси трактирщика, чтобы он показал мне мою комнату.
Ринсвинд выполнил это поручение и проводил взглядом нервничающего Пузана, который, примчавшись галопом из задней комнаты, повел гостя вверх по деревянной лестнице, расположенной сразу за стойкой. Спустя несколько секунд Сундук тоже поднялся на ноги и затопал следом за хозяином.
Волшебник опустил глаза и уставился на шесть больших монет у себя на ладони. Двацветок настоял на том, чтобы заплатить ему за первые четыре дня вперед.
Хью кивнул и ободряюще улыбнулся. Ринсвинд тихонько рыкнул на него.
В бытность студентом-волшебником Ринсвинд никогда не получал высоких оценок по предвидению, но сейчас в его голове запульсировали дотоле не использованные цепи, и будущее предстало перед ним так явственно, словно было вытатуировано яркими красками на его зрачках. Меж лопатками у Ринсвинда засвербило. Он понимал, что благоразумнее всего будет купить лошадь. Это должна быть быстрая лошадь – и дорогая. Однако из его знакомых барышников никто не сможет дать сдачу с целой унции золота. Таких богачей среди приятелей Ринсвинда просто не было.
Остальные пять монет помогут ему открыть какое-нибудь выгодное дело на безопасном расстоянии отсюда. Двухсот миль вполне достаточно. Это было бы благоразумно.
Но что же будет с Двацветком, который останется один-одинешенек в городе, где даже тараканы за милю чуют золото? Нужно быть настоящим подонком, чтобы бросить беднягу здесь.
Патриций Анк-Морпорка улыбнулся одними губами.
– Пупсторонние ворота, говоришь? – пробормотал он.
Капитан стражи лихо козырнул.
– Так точно, повелитель. Пришлось пристрелить лошадь, иначе этот гад отказывался останавливаться.
– И вот ты здесь. Прямой путь ты избрал, – отметил патриций, глядя на Ринсвинда. – Что скажешь в свое оправдание?
Ходили слухи, что целое крыло дворца патриция заполнено клерками, которые днями напролет сопоставляют и уточняют информацию, собранную высоко организованной шпионской сетью их повелителя. Ринсвинд никогда не подвергал сомнению эти слухи. Он взглянул в сторону балкона, тянущегося вдоль одной из стен аудиенц-зала. Резкий бросок, ловкий прыжок – и пучок арбалетных стрел в спину. Он содрогнулся.
Патриций пристроил подбородок на унизанной кольцами руке и уставился на волшебника маленькими и жесткими, как бусинки, глазками.
– Так, посмотрим, – сказал он. – Клятвопреступление, кража лошади, ввод в обращение фальшивых монет – да, думаю, Арена заждалась тебя, Ринсвинд.
Ну, это уж слишком…
