— Но я не смотрю через волшебные линзы, — заметил Кьюджел.
— Верно, — согласился старик. — Я об этом забываю. Я смутно припоминаю, что живу в свинарнике и ем черствый хлеб, но субъективная реальность такова, что я обитаю в роскошном дворце, питаюсь великолепными яствами вместе с принцами и принцессами, которые мне ровня. Объясняется это так: демон Андерхерд смотрел через линзы из своего нижнего мира на наш; а мы из нашего смотрим на Верхний мир — средоточие человеческих надежд, фантастических желаний и прекрасных снов. Мы, населяющие этот мир, кем мы должны считать себя, если не величественными лордами? Мы такие и есть.
— Весьма вдохновляюще! — воскликнул Кьюджел. — А как мне приобрести пару таких линз?
— Есть два пути. Андерхерд потерял четыреста четырнадцать линз; в нашем распоряжении четыреста двенадцать. Две так и не были найдены; очевидно, они на дне океана. Можешь попытаться отыскать их. Второй путь — нужно стать жителем Гродза и снабжать лордов Смолода продовольствием, пока один из нас не умрет, что происходит нечасто.
— Я слышал, что некий лорд Радкут Вомин болен.
— Да, вот он. — Собеседник указал на старика с большим животом и расслабленным слюнявым ртом, который сидел в грязи перед своей хижиной. — Ты видишь, он отдыхает перед своим роскошным дворцом. Лорд Радкут истощил себя в излишествах сладострастия, потому что наши принцессы — самые очаровательные существа человеческого воображения, точно так же как я благороднейший из принцев. Но лорд Радкут слишком безудержно предавался удовольствиям и заболел. Это урок для нас всех.
— Может, я смогу как-то заслужить его линзы?
— Боюсь, что нет. Тебе нужно идти в Гродз и трудиться, как остальные. Как делал и я в своем прежнем существовании, которое кажется мне таким смутным и невозвышенным… И подумать только, сколько я страдал! Но ты молод; тридцать, сорок, пятьдесят лет — не слишком много, если ждешь такого величия.
Кьюджел прижал руку к животу, чтобы успокоить зашевелившегося Фиркса.
— Но за это время солнце может погаснуть. Смотри! — Он указал на черную дрожь, пробежавшую по поверхности солнца; казалось, оно сразу покрылось коркой. — Оно гаснет даже сейчас!
— Не нужно тревожиться, — возразил старик. — Для нас, лордов Смолода, солнце по-прежнему посылает самые яркие лучи.
— Сейчас, может, и так, но когда солнце погаснет, что тогда? Вы так же будете наслаждаться темнотой и холодом?
Но старик уже не слушал его. Радкут Вомин упал в грязь и казался мертвым.
Нерешительно поигрывая ножом, Кьюджел отправился взглянуть на труп. Один-два ловких надреза — работа одного мгновения, — и он достигнет своей цели. Он уже шагнул вперед, но момент был упущен. Приблизились лорды деревни и оттеснили Кьюджела в сторону; Радкута Вомина подняли и торжественно перенесли в его дурно пахнущую хижину.
Кьюджел задумчиво смотрел в дверь, рассчитывая шансы той или иной уловки.
— Зажгите лампы! — приказал старик. — Пусть окружит лорда Радкута в его украшенных драгоценностями носилках сверкание! Пусть с башен звучит золотая труба; пусть принцессы наденут наряды из венецианской парчи; пусть их пряди закроют лица, которые так любил лорд Радкут при жизни! А мы будем сторожить его тело! Кто будет охранять носилки?
Кьюджел сделал шаг вперед.
— Я счел бы это великой честью.
Старик покачал головой.
— Это привилегия только для равных ему. Лорд Маулфаг, лорд Глас, займите почетный пост. — Двое жителей приблизились к скамье, на которой лежал Радкут Вомин.
— Далее, — провозглашал старик, — должны состояться похороны, а волшебные линзы переданы Бубачу Ангу, самому достойному сквайру Гродза. Кто известит сквайра?
— Я снова предлагаю свои услуги, — сказал Кьюджел, — чтобы хоть в малой степени отплатить за гостеприимство, которым наслаждался в Смолоде.
— Хорошо сказано! — ответил старик. — Тогда торопись в Гродз; возвращайся со сквайром, который своим трудом и верой заслужил повышение.
Кьюджел поклонился и заторопился по пустошам к Гродзу. Он осторожно приблизился к крайним полям, перебегая от рощицы к рощице, и вскоре нашел то, что искал: крестьянина, копавшегося мотыгой во влажной почве.
Кьюджел неслышно подкрался сзади и ударил деревенщину по голове палкой. Потом снял с него одежду из мочала, кожаную шапку, обувь. Ножом отрезал бороду цвета соломы. Взяв это все и оставив крестьянина, голого и без чувств, в грязи, Кьюджел своими длинными шагами направился обратно в Смолод. В укромном месте он переоделся в украденную одежду. В затруднении рассматривал отрезанную бороду и наконец, привязывая пучок к пучку, умудрился приготовить для себя фальшивую бороду. Оставшиеся волосы он затолкал за края кожаной шапки.
Солнце село, землю затянул сумрак цвета сливы. Кьюджел вернулся в Смолод. Перед хижиной Радкута Вомина дрожали огоньки масляных ламп, плакали и стонали тучные и бесформенные женщины деревни.
Кьюджел осторожно подошел, гадая, что его может ожидать. Что касается маскировки, то она либо окажется эффективной, либо нет. Неизвестно, до какой степени фиолетовые полушария искажают восприятие; можно лишь рисковать и надеяться.
Кьюджел смело вошел в хижину. Как можно более низким голосом он провозгласил:
— Я здесь, почтеннейшие принцы Смолода: Бубач Анг из Гродза, который тридцать один год доставлял лучшие деликатесы в закрома Смолода. И вот я здесь с мольбой о возведении в благородное сословие.
— Это твое право, — ответил Старейший. — Но ты не похож на Бубача Анга, который так долго служил
