твоих приятелей, можешь не стесняться, выкладывай все напрямик: я буду только рад такому доверию и учту критику. Ну, всего, Элм! Пока, Джим! Да благословит вас бог!
- Счастливо, Джад!
И он умчался, как ураган, увлекая за собою и ничтожную былинку Эдди Фислингера.
И только тогда Джим Леффертс заговорил.
После того как отзвучала последняя реплика Джадсона Робертса 'под занавес', Элмер несколько мгновений стоял, онемев от восторга, смакуя все, что услышал. Почувствовав на своей спине взгляд Джима, он с вызывающим видом обернулся к кровати. Друзья обменялись неприязненным взглядом. Элмер взорвался первым:
- Что ж ты не высказался, пока он был здесь?
- Какой смысл толковать с серым волком, когда он почуял запах мяса! А кроме того, он не дурак, этот тип.
- Ох, слушай, как здорово, что ты это сказал!… Потому что это… Ну, в общем, я хочу тебе объяснить, что я сейчас переживаю…
- Нет уж, давай не надо, мой милый. Ты еще не достиг той стадии, когда начинают творить чудеса. Да, он не дурак. Во всяком случае, при мне никто еще так ловко не обводил вокруг пальца простофилю. Да, еще бы, он просто ждет не дождется, чтобы ты подошел к нему на собрании, дал в ухо и заявил, что не можешь осчастливить его своей санкцией…
- Своей
- …на его театрализованное действо - и рекомендуешь ему бросить это занятие, сменить профессию и пойти в грузчики. Безусловно. И он, конечно, читал репортаж о твоих футбольных подвигах в матче с Торвилсен-колледжем. И еще послал нарочного в Нью-Йорк за 'Ревью оф ревьюз' [28], чтобы узнать подробности. А Эдди Фислингер ему об этом и слова не обронил! Он еще, наверное, и в лондонской 'Таймс' читал о твоей игре. Будь уверен! Он же сам сказал. Он ведь праведник - он врать не станет. А если б ты не стал его другом, так он бы прямо зачах с горя. А если он и кого другого из нашего брата-студента поймал на эту удочку, так ведь, наверное, никак не больше тысчонки-другой, всего только!… Честное слово, начинаешь верить в этого старого бородатого еврейского бога! Кто, как не он, мог сотворить в этом мире столько идиотов?!
- Слушай, Джим, ты просто не понимаешь Джада…
- Да. Не понимаю. Человек мог стать приличным боксером, а он изо дня в день цацкается со всякой ползучей дрянью вроде Фислингера!
В подобном духе беседа тянулась до полуночи, несмотря на то, что у Джима был жестокий жар.
И все же на другой день Элмер оказался на собрании, которое проводил Джадсон Робертс, - один, без защиты Джима, который валялся дома в таком скверном настроении, что Элмер, вызвав к нему врача, улизнул из дому подобру-поздорову, не дожидаясь обеда.
Несомненно, не кто иной, как Эдди, письмом или телеграммой сообщил миссис Гентри, что ей следовало бы приехать на молитвенное собрание. (От Парижа до Гритцмейкер-Спрингс было всего сорок миль.)
Часов в шесть вечера Элмер тихонько открыл дверь своей комнаты, все еще надеясь, что Джим, может быть, разрешит ему пойти на собрание, все еще готовый уверять друга, что, если он пойдет туда, ему тем более не грозит опасность быть обращенным на стезю добродетели. Не одну милю вышагал он по грязи, терзаясь тревожными думами, и теперь был готов, если Джим заупрямится, отказаться и от собрания и даже от дружбы с Джадсоном…
Он нерешительно переступил порог и увидел, что у кровати Джима стоит не кто иной, как миссис Гентри собственной персоной.
- Ма? Вот это да! Ты что здесь делаешь? Случилось что-нибудь? - всполошился Элмер.
Уж если его матушка решилась пуститься в такой дальний путь, уж, наверное, произошло что-то из ряда вон выходящее: кто-нибудь скоропостижно скончался, не иначе.
Миссис Гентри и бровью не повела.
- А почему бы мне и не проведать моих мальчиков, если мне хочется, а, Элми? Ты, пожалуй, Джима в гроб вогнал бы своим табачищем, если бы не я. Хорошо, я догадалась проветрить как следует эту берлогу. А я-то думала, Элмер Гентри, что в Тервиллингер-колледже курить запрещено. Я думала, мой милый, ты здесь подчиняешься правилам! Ну, да видно, мало ли что я думаю…
Ах, черт! Джиму еще никогда не приходилось видеть, как он, Элмер, в присутствии матери становится послушным ребенком!
- Нет, серьезно, ма, - сконфуженно пробормотал он, - чего ради ты сюда заявилась?
- Просто я прочла в нашей газете, что у вас тут предстоит молитвенная неделя - и какая еще! Ну и решила: дай-ка и я послушаю проповедь настоящей знаменитости! Что ж я - тоже не могу себе устроить каникулы? Ты обо мне только, пожалуйста, не беспокойся. Как-нибудь за все эти годы научилась сама заботиться о себе! Когда в первый раз отправилась в путь с тобою, молодой человек, на свадьбу Эдилин, моей двоюродной сестры, то попросту сунула тебя под мышку - ну и орал же ты всю дорогу! Уже тогда любил слушать собственный голос не меньше, чем теперь! Да… а в другую подхватила свой старенький чемоданчик и укатила! Так что ты обо мне не волнуйся. Я только ночку здесь переночую, а завтра на семерке вернусь домой. А то у меня и распродажа остатков на носу. Чемодан я оставила в гостинице, что напротив вокзала. Вот только разве что одна просьба, Элми. Если тебя не затруднит. Ты ведь знаешь, я у вас в колледже только второй раз. Не очень удобно идти на такое торжественное собрание одной, знаешь, этакая деревенщина, а вокруг все эти ваши ученые преподаватели, гости… Хорошо бы ты пошел со мной, а?
- Конечно, он пойдет, миссис Гентри, - ответил Джим.
Но прежде чем Элмера увели, Джим, улучив момент, все же шепнул ему:
- Ради бога, осторожней! Помни, меня рядом не будет, вступиться за тебя некому. Смотри, как бы не обвели вокруг пальца. О чем ни попросят, не уступай, тогда еще, может быть, вывернешься.
Выходя, Элмер еще раз оглянулся на Джима. С трудом приподнявшись в кровати, друг смотрел ему вслед умоляющим взглядом.
Торжественное собрание - центральное событие Недели Молитвы - происходило не в помещении ХАМЛ, а в самой большой аудитории города - баптистской церкви. На нем должны были выступить ректор Кворлс, четыре священника и богатый попечитель колледжа, владелец фабрики перламутровых пуговиц, а гвоздем программы должно было стать выступление Джадсона Робертса. Кроме студентов, на собрании ожидались и сотни горожан.
Церковь представляла собою нагромождение бурого камня с мавританскими сводами и огромным стрельчатым окном, в которое еще не были вставлены цветные стекла.
Элмер рассчитывал прийти попозже и незаметно проскользнуть внутрь, но когда он с матерью подошел к портику в романском стиле, у входа, оживленно болтая, еще толпились студенты. Он был уверен, что они шепчут друг другу: 'Смотрите, пожалуйста: Сорви-Голова! Неужели и вправду собрался покаяться в грехах? А вроде бы никто во всем колледже так не ругал церковь, как он!'
Как ни кротко сносил Элмер наставления Джима, угрозы Эдди и уговоры матери, смирение, вообще говоря, было не в его характере, и теперь он окинул своих критиков вызывающим взглядом: 'Я им покажу! Думают, я норовлю пробраться в церковь потихоньку - так нет же!'
И гордо прошествовал чуть ли не в самые передние ряды, к радости матери (она опасалась, что ее сынок по обыкновению спрячется где-нибудь сзади, поближе к дверям, чтобы улизнуть, если проповедник начнет переходить на личности).
Церковь отличалась богатством украшений и была обязана этим богомольному выпускнику колледжа, разбогатевшему во время золотой лихорадки в Аляске на постройке меблированных комнат.
