исполнительного комитета 'Напапа'.
Когда в газетах появились первые выпады против Элмера, Клео в гневе промолвила:
- О, какая гнусная, низкая ложь! Дорогой, ты ведь знаешь, что я всегда с тобой!
Но его мать пробормотала:
- Что из всего этого правда, Элми? Что-то уж мне не под силу сносить все твои фокусы…
И когда сейчас, за воскресным завтраком, он протянул им телеграммы, обе женщины жадно кинулись читать, едва не вырывая их друг у друга.
- Милый, я так рада и так горжусь тобой! - воскликнула Клео
А мать Элмера, совсем старенькая, согбенная, пробормотала с таким несчастным лицом:
- Прости меня, сынок! Я была не лучше, чем эта мерзавка Даулер!
Да, но поверит ли ему паства?
Если прихожане встретят его насмешками, значит, он погиб, значит, он все-таки потеряет и Йорквильский приход и место в 'Напапе'. Об этом думал он за четверть часа до начала утренней службы, взволнованно расхаживая по своему кабинету, поглядывая в окно и отмечая - впервые без всякого удовлетворения, - что в набитую до отказа церковь все ломится народ - сотня за сотней.
Как тихо в его кабинете! Как ему недостает Хетти!
Он опустился на колени. Он не молился, он только думал - бессвязно, с немой мольбой. Но одна мысль стояла перед ним четко и ясно: 'Я получил жестокий урок. Я никогда больше не взгляну ни на одну женщину! Да, я хочу возглавить все организации Америки по борьбе за нравственность - меня ничто не остановит, раз я получил 'Напап'. Но отныне я буду сам исполнять все, чего требую от других. Никогда больше не споткнусь - никогда!'
Он остановился в дверях кабинета, глядя, как с пением выходят в зал хористы в длинных одеяниях. Он только сейчас ощутил до конца, как дорога ему стала его церковь. Как ему будет недоставать всего этого, если его паства отвергнет его, - этого хора, этой кафедры, песнопений, лиц, с обожанием обращенных к нему!
Пора. Откладывать нельзя.
Он должен выйти к ним.
Еле держась на ногах, преподобный доктор Гентри перешагнул через порог и очутился в зале. Две с половиной тысячи лиц, и каждое - вопросительный знак. Но вот они встают - и оглушительные, громоподобные раскаты приветственных криков. Две с половиной тысячи лиц, и каждое - сияющее лицо друга.
Не думая, не рассуждая, Элмер преклонил колена на амвоне, простер руки к пастве и зарыдал, и все они опустились на колени вслед за ним и рыдали и молились с ним вместе, а на улице за закрытой стеклянной дверью церкви сотни людей, увидев это, тоже упали на колени - на церковных ступенях, на тротуаре, вдоль всей улицы…
- О друзья мои! - вскричал Элмер. - Верите вы в мою невиновность, проникли вы в дьявольский умысел моих врагов? Пусть ваше 'Аллилуйя' послужит мне залогом вашей веры!
И церковь загремела торжествующими звуками 'Аллилуйя', и в наступившем священном молчании Элмер стал молиться:
- О боже, ты склонился с могучего трона и спас слугу твоего от козней наемников сатаны! Мы возносим благодарение тебе за то прежде всего, что ты вернул нам этим возможность продолжить служение делу твоему - и лишь ему одному! Не менее, но более ревностно, чем прежде, будем мы искать жизни чистой и праведной и наслаждаться свободой от всяческих искушений!
Он повернулся, чтобы подать знак хору, и в первый раз заметил среди хористов новое лицо - девушку с прелестными ножками и лукавыми глазами, с которой, безусловно, нужно будет познакомиться поближе. Впрочем, эта мысль была столь мимолетна, что не прервала победного звучания его молитвы:
- Позволь же мне, господи, посчитать этот день началом новой и еще более деятельной жизни, началом крестового похода за полное торжество морали, власти христианской церкви над всею страной. Дело твое, великий боже, едва только начато! Нам еще предстоит сделать наши родные Соединенные Штаты твердыней нравственности!
КОГДА 'ТОРГУЮТ СПАСЕНИЕМ'…
В апреле 1926 года в городе Канзас-сити произошло событие, о котором сообщили на следующий день многие газеты Соединенных Штатов. В одной из церквей города проводил богослужение человек, не имевший священнического сана: им был Синклер Льюис, который несколько месяцев находился в этом городе, был в дружеских отношениях с местным духовенством и выступал в церквах с проповедями. В тот памятный день Синклер Льюис обратился с амвона к господу богу с предложением, чтобы бог доказал свое существование, покарав его как грешника в течение ближайших 15 минут. Затем писатель снял с руки часы и предложил присутствующим вместе с ним удостовериться в могуществе всевышнего. По прошествии четверти часа небеса не разверзлись, и безбожник Льюис, оставаясь в полном здравии, сошел с паперти.
Этот эпизод вошел в историю американской общественной жизни под названием 'льюисовский вызов богу'. Впрочем, эта остроумная, эксцентрическая выходка Льюиса была лишь прелюдией к значительно более серьезному вызову, который он бросил религии и церковникам своим знаменитым романом 'Элмер Гентри'.
В том же самом 1926 году, когда Льюис уже работал над своим романом, критик Генри Менкен выпустил книгу 'Предрассудки', в ней он сетовал на то, что американские писатели все еще проходят мимо 'наиболее американского из всех американцев, истинного американца, злобного моралиста, каннибалоподобного христианина, тупого, толстолицего пуританина'. 'Этот очаровательный экземпляр, - продолжал Менкен, - еще ждет своего анатома'. Таким 'анатомом' оказался Синклер Льюис. И на этот раз он 'угадал' тему, насущно важную для страны, где имеется более 250 религиозных организаций, около 300 тысяч церквей и столько же священников, где формула 'Мы верим богу' объявлена национальным девизом и запечатлена даже на долларовых банкнотах.
Для Синклера Льюиса, писавшего в 'Автопортрете' (1927) о своей 'острой горячей, безжалостной ненависти к лицемерию, к тому, что американцы называют 'трескотней', - антиклерикальная тема была глубоко органической. Еще в 1919 году в письме к Элтону Синклеру в связи с выходом его книги 'Выгоды религии' Синклер Льюис признавался: 'Я все больше убеждаюсь в том, что наши традиционные религиозные системы находятся в числе самых злейших врагов прогресса. Я с улыбкой припоминаю, как лет десять тому назад мне говорили, что со временем я сумею изжить свою юношескую вражду к церкви; но на самом деле я чувствую, как негодование лишь крепнет с каждым годом'.
Это негодование чувствуется уже в 'Главной улице', где появляется пока еще намеченная беглыми сатирическими штрихами фигура злобного клерикала преподобного Эдмонда Зиттерела. Оно нарастает в 'Бэббите', где пока еще находящиеся на втором плане образы священнослужителей вроде экс-боксера Майка Мондея и бродячей проповедницы мисс Мадж кажутся эскизами для будущих героев нового романа, а один из них, настоятель пресвитерианской церкви доктор Дрю, который 'гордится своей репутацией дельца' и пишет в газете передовицы вроде 'Доллары и здравый смысл в свете учения Христа', был вообще 'переселен' Синклером Льюисом в роман 'Элмер Гентри'.
В Канзас-сити среди местных священников писатель встретил некоего Уильяма Стиджера, который стал 'ассистентом' Льюиса и существенно помог ему в работе. Стиджер, не стесняясь, называл себя 'аморалистом' и не раз переходил из одной религии в другую, сообразуясь с выгодой. Он сделался одним из
