ивнинг пост', печатались такие потрясающие книги. К юмору он был равнодушен; он считал, что со стороны мистера Диккенса вульгарно и даже безнравственно заставлять Пикквика напиваться пьяным, а Манталини замышлять самоубийство; его увлекала сентиментальная и романтическая сторона. Когда умер Поль Домби, Элмер чуть не разрыдался. Когда мисс Никклби приходилось защищать свою добродетель от покушения сэра Малбери Хоука [147], Элмеру хотелось быть там, на месте, как пастору и как спортсмену, чтобы спасти ее от этого гнусного светского льва, типичного для своего класса, развратителя невинности и молодости.
- Да, сэр, вот это вещь! - восторгался Элмер. - Это писатель! Проникает в сокровенную глубину человеческой души! Буду на него ссылаться, когда эти олухи созреют для литературных проповедей.
Увы, художественными изысканиями ограничиваться он не мог. Надо было овладевать и философией… Элмер ретиво взялся за Карлейля [148] и Элберта Хаббарда. Нырнул - и поспешил вынырнуть, заледенев от холода. Впрочем, в биографиях Хаббарда, наводнивших в то время Америку, Элмер нашел кое-что поучительное. Он узнал, что Рокфеллер стал во главе Стандарт Ойл не случайно, а благодаря своим трудам, таланту, а также баптистскому воспитанию. Узнал, что можно найти поучения в камнях, назидание - у фермеров, благостыню - у банкиров и стиль - в прилагательных.
Привыкнув жить 'на виду', Элмер был общителен, как воробей, и не мог молчать об открытых им литературных сокровищах. Но Клео Бенем в данном случае была бы неподходящей собеседницей. Он понимал, что она читала куда больше художественных произведений вроде 'Послания к Гарсии', чем даже он сам. Поэтому он стал изливать свои литературные восторги Клайду Типпи - преподобному Клайду Типпи, пастору церкви Объединенных братьев в Банджо-Кроссинге.
Клайд в отличие от Элмера не был образованным человеком. Пробыв всего два года в начальной школе, он затем учился только год в семинарии Объединенных братьев. Элмер не был сторонником общения и дружбы с пасторами-конкурентами: разве его задача не заключалась в том, чтобы отбить у них прихожан? Но что за упоение найти хотя бы одного из духовной братии, которого он может подавить своей ученостью!
И он частенько навещал скромный коттедж, в котором преподобный мистер Типпи (двадцати шести лет от роду) обитал вместе со своею толстушкой женой и четырьмя детьми. У мистера Типпи были бледно- голубые глаза и воротнички на полтора номера шире, чем нужно.
- Клайд, - важничал Элмер, - если вы хотите пойти далеко и не только удовлетворять духовные потребности прихожан, но и делать их жизнь богаче, полнее, радостнее, вам просто необходимо знакомить их с великими образцами литературы.
- Да, пожалуй, верно. Много читать-то мне было некогда, в литературе, наверно, есть чему поучиться, - отвечал преподобный мистер Типпи.
- Еще бы! Вот послушайте-ка! Это из Лонгфелло. Поэт такой.
Жизнь реальна! Жизнь серьезна!
Ей могила не предел.
И еще - вслушайтесь, ритм какой шикарный:
Жизнь великих учит малых
Чистоты блюсти закон
И оставить, умирая,
След свой на песке времен !
Читал я это давным-давно, в школе еще, да некому было разъяснить мне смысл, как я собираюсь теперь разъяснить моей пастве. Вы только вдумайтесь: 'Ей могила - не предел'! Чем Лонгфелло не проповедник такой же, как мы с вами? А?
- Да, правда ваша. Надо будет прочесть его стихи. Не дадите почитать?
- Непременно, Клайд! Вам это только пойдет на пользу. Молодому проповеднику вроде вас нельзя забывать - если вы позволите старшему коллеге обратить на это ваше внимание - о том, что образование наше не является законченным с того момента, как мы начинаем проповедовать. Мы обязаны и дальше расширять свой кругозор. Понимаете, что я имею в виду? Для начала я вам дам почитать 'Дэвида Копперфилда'. Сколько там прекрасных мест! Вот, например, та сцена, когда… У этого Дэвида, понимаете, была тетка, и все ее считали просто старой каргой, а отчим бедного малыша… - пусть вас не покоробит, что я, священник, произношу это слово, но только этот отчим, он был настоящий сукин сын и ужасно обращался с Дэвидом, просто жутко. Ну, Дэвид сбежал от него и разыскал дом тетки, а тетка-то оказалась первый сорт и приняла его чудесно. Вас наверняка слеза прошибет в том месте, где он приходит к ней в дом, а она его не узнает, а он говорит ей, кто он такой, и она тогда опускается возле него на колени… И вывод можно сделать: не считай человека плохим только потому, что ты просто его не понимаешь… Да, сильная вещь! Да, сэр, 'Дэвид Копперфилд'!… От такой книжки ничего, кроме пользы!
- 'Дэвид Копперфилд'… Название как будто слыхал. Спасибо вам, брат, что пришли, рассказали.
- Ну что вы, пустяки! Рад помочь, чем могу, Клайд!
Успехи в роли наставника мистера Клайда Типпи по части литературы и морали побудили Элмера с новым рвением приняться за свои изыскания. Да, он понесет в мир не только добродетель, но и красоту!
Поразмыслив, он решил, что наилучшим подарком изумленному и жаждущему откровений миру будет Лонгфелло, и он одолел много-много страниц, глубокомысленно отмечая те строфы, которым посчастливилось заслужить его одобрение и в которых не говорилось о вине.
…жить никогда не поздно,
Погаснет светлый ум - с последним биеньем сердца.
Катон [149] - глубоким старцем греческий учил,
Софокл [150] - 'Эдипа' написал, одной ногой
Уже в могиле стоя;
Симонидас [151] -
Всех победил на состязании поэтов,
Когда ему за восемьдесят было.
Элмер не очень ясно представлял себе, кто такой Симонидас, но эти поучительные строки послужили укреплением его проповедей в каждом из тех приходов, в которых ему суждено было священствовать.
Не менее победоносно справился он с Джеймсом Расселом Лоуэллом [152], Уитьером [153] и Эллой Уилер Уилкокс. От Киплинга он отказался, так как заметил, что читает его с удовольствием, и заключил отсюда, что это не стоящий поэт. Зато, открыв Роберта Бернса, он остался страшно доволен собою.
Но вот он вступил в единоборство с Джошией Ройсом [154].
Епископ Везли Р. Тумис советовал Элмеру читать философов вообще и Ройса в частности. Сам он, по его словам, не смог уделить Ройсу столько времени, сколько хотелось бы, но он знал, что творения Ройса представляют собой богатое поле для любителя интеллектуальных изысканий. Оттого и получилось, что Элмер как-то вернулся из Спарты с двумя томами ройсовского труда 'Мир и индивид' (а кстати, и с двумя новыми детективными романами).
'Полистаем этого Ройса, - думал он, - и приятно и с пользой для себя. А потом позаимствуем мыслишек и у других философов, о которых приходилось слышать: Джеймса
