быть его знакомая или совершенно посторонняя женщина. Он мог выследить ее и похитить. Но в делах полицейского управления Массачусетса в Новой Англии не было сведений о пропаже какой-нибудь женщины, подходящей под это описание. Да и в других местах тоже.
Сразу за бассейном начинался причал, достаточно большой, чтобы к нему могла пришвартоваться шестидесятифутовая яхта. Но такой яхты у Скарпетты не было, и ей никогда не хотелось ее иметь.
Она любила смотреть на них, особенно по ночам, когда носовые и кормовые огни скользили по темной воде, словно самолеты в небе. Порой в темноте был слышен только шум двигателей. Когда каюты были освещены, Скарпетта видела там людей, они поднимали бокалы, смеялись, ходили или просто сидели на диванах и креслах. Но у нее никогда не возникало желания быть с ними, быть похожей на них или одной из них.
Она была человеком другого круга и не испытывала потребности иметь с ними ничего общего, в молодости она была бедна и одинока, и тогда ей просто пришлось смириться со своим местом. Но теперь она могла выбирать. Ее жизненный опыт позволял ей видеть изнанку вот этой яркой с виду жизни – а на самом деле вымученной, тягостной, пустой. Она всегда опасалась, что с ее племянницей произойдет какая-нибудь трагедия. Скарпетта вообще была склонна предаваться мрачным предчувствиям в отношении близких, а в отношении Люси особенно. Она всегда опасалась, что та умрет насильственной смертью. Смерть от болезни или по чисто биологическим причинам просто не принималась во внимание.
– У меня появились какие-то странные симптомы, – зазвучал в темноте голос Люси.
Они сидели на тиковых стульях у деревянных свай. Рядом стоял стол с напитками, крекерами и сыром. К еде они не притронулись, зато уже успели дважды наполнить стаканы.
– Иногда я жалею, что не курю. – Люси протянула руку за стаканом с текилой.
– Странно от тебя это слышать.
– Ты столько лет курила, и тебе это не казалось странным. Тебя ведь и сейчас тянет.
– Это не имеет значения.
– Ты так говоришь, словно тебе чуждо все человеческое, – заметила Люси, глядя на воду. – Очень даже имеет. Любое желание имеет значение. Особенно когда ты не можешь его удовлетворить.
– А что, тебя к ней тянет? – спокойно спросила Скарпетта
– К кому?
– Да к той, последней. В Принстауне. Твое последнее увлечение.
– Я не рассматриваю их как увлечения. Скорее, это кратковременный уход от действительности. Косячок марихуаны. В этом-то и вся трагедия. Они ничего для меня не значат. Кроме этого последнего случая. Тут что-то необъяснимое. Похоже, я влипла. Вела себя как последняя дурочка.
И Люси рассказала о Стиви и ее странной татуировке. Говорить об этом было нелегко, но она постаралась сохранить невозмутимость, словно рассказывала о ком-то другом или обсуждала судебное дело.
Скарпетта молча слушала. Подняв стакан, она размышляла над тем, что ей открывалось.
– Возможно, что это ничего не значит, – продолжала Люси. – Простое совпадение. Сейчас многие себя раскрашивают. Берут акриловую краску и латекс и изображают на себе всякую чертовщину.
– Я уже устала от совпадений. Что-то слишком часто они происходят в последнее время, – заметила Скарпетта.
– Отличная текила. Не хватает только косячка.
– Ты нарочно меня дразнишь?
– Травка не так уж вредна, как ты думаешь.
– Ну конечно, ты же у нас доктор.
– Нет, правда.
– Почему ты так не любишь себя, Люси?
– Знаешь что, тетя Кей? – повернулась к ней Люси. В мягком свете фонарей, освещающих причал, черты ее лица казались резкими и суровыми. – Вряд ли ты понимаешь, что со мной происходит, и не пытайся делать вид, что тебе все ясно.
– Звучит как обвинение. Как и все прочее, что мне пришлось сегодня от тебя услышать. Прости, если я чего-то не понимаю. Ты даже не представляешь, как меня это огорчает.
– Я не такая, как ты.
– Ты мне это уже говорила. Конечно, не такая.
– Я не хочу ничего постоянного. Не хочу никаких прочных связей, ничего серьезного. Короче, мне не нужны бентоны. Мне нужны люди, которых я могу легко забыть. Партнеры на ночь. Хочешь знать, сколько их у меня уже было? Давно со счета сбилась.
– В последний год ты всячески меня избегала. Из-за этого?
– Так проще.
– Ты боялась, что я буду тебя осуждать?
– Наверно, следовало бы.
– Мне все равно, с кем ты спишь. Меня беспокоит другое. В академии ты держишься особняком, со студентами не общаешься, появляешься там редко, а если и приходишь, то пропадаешь в спортивном зале или на стрельбище, летаешь на вертолете или испытываешь машины.
– С машинами у меня получается лучше, чем с людьми.
– Все, чем мы пренебрегаем, приходит в упадок.
– Включая мое собственное тело.
– А как насчет сердца и души? Не поговорить ли нам о них?
– Э, куда хватила!… И вообще – хватит обо мне!
– Но я не могу не беспокоиться. Твое благополучие для меня важнее моего собственного.
– Мне кажется, она все подстроила. Нарочно подсела ко мне в баре. Там был какой-то расчет.
– Ты должна рассказать Бентону об этой Стиви. А как ее фамилия? И что ты о ней знаешь? – спросила Скарпетта.
– Очень немного. Я уверена, что она ни к чему не причастна, но все-таки это странно. Она как раз была там, когда убили ту женщину. В том самом районе.
Скарпетта промолчала.
– Может быть, у них там такая мода и многие разрисовывают себя подобным образом. Не осуждай меня. Я и без тебя знаю как глупо и опрометчиво я поступила.
Скарпетта молча посмотрела на нее. Люси вытерла глаза.
– Я тебя не осуждаю. Просто пытаюсь понять, почему ты вдруг охладела ко всему, что так любила раньше. Ведь академия – это твое детище. Твоя мечта. Ты же всегда терпеть не могла официальные органы, особенно федералов. И поэтому создала свое собственное дело. А теперь оно как лошадь без всадника, мечущаяся на плацу. Куда ты пропала? Все те, кого ты объединила общим делом, чувствуют себя заброшенными. Большинство студентов никогда тебя не видели, а часть преподавателей вообще с тобой не знакомы и не знают тебя в лицо.
Люси смотрела на яхту со свернутыми парусами. Яхта медленно проплывала мимо них.
– У меня опухоль в мозгу, – тихо сказала она.
Глава 39
Бентон увеличил одну из фотографий.
Она была похожа на отвратительный порнографический снимок. Жертва лежала на спине с широко раскинутыми руками и ногами. Ее бедра были обернуты окровавленными белыми брюками, на размозженную голову были натянуты вымазанные фекалиями белые трусы с двумя дырками для глаз. Бентон в раздумье откинулся на спинку стула. Было бы слишком просто считать, что тот, кто бросил тело в Уолденском лесу, сделал это лишь для того, чтобы шокировать публику. Здесь явно был какой-то иной умысел.
