Эмос. Две недели назад он брад «Таурус РТ-145» для испытания оружейного желатина. В тот раз он по крайней мере зарегистрировался. А вот позавчера не удосужился.
– А зачем он приходил в хранилище?
– Принес свой собственный пистолет. Он коллекционирует оружие. Крутой парень.
– А ты можешь сказать, когда в компьютер были введены сведения о «Моссберге»? – спросил Марино. – Ну, вот как с файлами: там всегда указывается последняя дата сохранения. Меня интересует, мог ли Джо поменять что-нибудь в компьютере задним числом, представив все так, будто ты дал ему ружье, а потом вернул его в хранилище.
– В компьютере есть файл, который называется «Журнал». Сейчас я его закрою без сохранения и посмотрю, когда его в последний раз открывали, – сказад Винс, внимательно вглядываясь в экран. – Последнее сохранение было сделано двадцать три минуты назад. Вот это да!
– А у этого компьютера есть пароль доступа?
– Конечно, есть. Кроме меня, туда никто не может войти. Кроме Люси, конечно. Непонятно, зачем доктору Эмосу понадобилось звонить и просить разрешения посмотреть файлы. Если он что-то исправил в электронном журнале, какой смысл влезать в компьютер снова?
– Все очень просто. Если бы ты открыл для него файл, а потом сохранил и закрыл его, то этим бы замаскировал предыдущее сохранение.
– Этот парень неплохо соображает.
– Ну, это мы еще посмотрим.
– Очень неприятная история. Если он смог влезть в мой компьютер, значит, он знает пароль.
– А ты его где-нибудь записывал?
– Нет. Я соблюдаю осторожность.
– Кто, кроме тебя, знает код хранилища? На этот раз я его прищучу. Так или иначе.
– Люси. Она имеет доступ во все помещения. Пойдем, я тебе покажу.
Хранилище представляло собой несгораемое помещение со стальной дверью и кодовым замком. Внутри располагались стеллажи с ящиками, в которых хранились тысячи образцов патронов и гильз. На полках лежали сотни пистолетов, на стенах висели винтовки, дробовики и ружья, на каждом из которых был инвентарный номер.
– Ну прямо кондитерский магазин, – сказал Марино, оглядываясь по сторонам.
– А ты раньше здесь не был?
– Я не фанат оружия. Мне оно и так поперек горла.
– В каком смысле?
– В том смысле, что мне приходится им пользоваться.
Винс осмотрел все полки с ружьями, поднимая каждый дробовик и внимательно читая этикетку. Он проделал это дважды. В поисках «моссберга» они с Марино буквально обшарили каждую полку. Но он как сквозь землю провалился.
Скарпетта показала на участки посмертной синюшности кожи – красновато-фиолетовые пятна, вызванные застоем крови. На правой щеке, груди, животе, бедрах и внутренней стороне предплечий кожа побелела в результате соприкосновения с какой-то твердой поверхностью, например с полом.
– Она какое-то время пролежала ничком, – сказала Скарпетта. – По крайней мере несколько часов. Причем голова была повернута набок, о чем свидетельствует побеление правой щеки, которая была прижата к полу или к какой-то твердой поверхности.
Она перешда к следующей фотографии, где на секционном столе ничком лежало обмытое тело той же женщины. На мокрой коже ярко выделялись красные отпечатки рук, которые, очевидно, были нанесены водостойкой краской. Скарпетта вернулась к предыдущим фотографиям, стараясь восстановить подробности гибели жертвы.
– Убив се, он, вероятно, перевернул ее на живот, чтобы нанести рисунок на спину, – предположил Бентон. – Возможно, он разрисовывал ее несколько часов. Из-за застоя крови образовалась синюшность, которую мы видим на фотографии.
– У меня другая версия, – сказала Скарпетта. – Он сначала разрисовал ее спереди, потом перевернул и нанес рисунок на спину. В таком положении он ее и оставил. Конечно, все это он проделал не на улице и не в темноте. А там, где никто не мог услышать выстрела или увидеть, как он погружает тело в машину. Возможно, в машине. В фургоне, внедорожнике или грузовике. Застрелил, раскрасил и привез к озеру.
– Все одним махом.
– Это ведь значительно снижает риск. Он ее похитил, привез в укромное место, убил в машине – при условии, что там было достаточно места, – а потом бросил тело в лесу, – рассуждала Скарпетта, продолжая просматривать фотографии на мониторе.
Она остановилась на фотографии ее мозга, вернее, того, что от него осталось. Плотная волокнистая оболочка, выстилающая внутреннюю поверхность черепа, которая называется твердой мозговой оболочкой, обычно имеет кремоватый оттенок. На фотографии же она была желтовато-оранжевой. Скарпетта вспомнила фото Эв и Кристины, которое она видела в их спальне. Ей тогда бросился в глаза желтушный цвет кожи одной из сестер. Открыв протокол вскрытия, она посмотрела, что там было написано о белках глаз убитой женщины. Они были нормального цвета.
Скарпетта подумала о девятнадцати пакетах с морковью, обнаруженных в холодильнике сестер Христиан, и о белых полотняных брюках, в которые, как в пеленку, было завернуто тело убитой женщины. Такая одежда больше подходит для теплого климата.
Бентон с любопытством посмотрел на нее.
– Ксантохромия кожи, – объявила Скарпетта. – Пожелтение, которое не распространяется на белки глаз. Может вызываться повышенным содержанием в крови каротина. Возможно, мы знаем, кто она такая.
Глава 55
Доктор Бронсон сидел в своем кабинете, вращая предметное стекло сравнительного микроскопа. Марино постучал в открытую дверь.
Доктор Бронсон, умный и компетентный медэксперт, в академии всегда ходил в накрахмаленном белом халате. Он был неплохим специалистом, но несколько отстал от жизни и упорно продолжал работать по старинке. С этой же позиции он судил об окружающих. Марино был уверен, что доктор Бронсон не утруждает себя сбором и изучением информации о прошлом пострадавших или другими методиками интенсивных исследований, которые широко применяются в современной науке.
Марино постучал погромче, и доктор Бронсон оторвался наконец от своего микроскопа.
– Входите, – сказал он улыбаясь. – Чему я обязан удовольствию видеть вас?
Это был человек из старого мира, вежливый и обаятельный, с лысым черепом и рассеянным взглядом серых глаз. В пепельнице на его аккуратно прибранном столе лежала вересковая курительная трубка, в воздухе витал слабый запах душистого тбака.
– Здесь, на солнечном юге все еще разрешают курить в помещениях, – заметил Марино. придвигая стул поближе.
– Вообще-то я не должен этого делать, – отозвался доктор Бронсон. – Моя жена говорит, что я заработаю себе рак языка или горла. А я ей обычно отвечаю, что, если это случится, мне не о чем будет жалеть.
Марино вспомнил, что не закрыл дверь. Он все таки захлопнул ее и сел обратно.
– Если мне отрежут язык или голосовые связки, жизнь потеряет всякий смысл, – объяснил доктор Бронсон.
– Вы должны мне помочь, – сказал Марино. – Прежде всего нам нужен образец ДНК Джонни Свифта. Доктор Скарпетта сказала, что в его деле должны быть карточки с образцами.
– Она вполне достойна занять мое место. Я бы не имел ничего против, – заявил доктор Бронсон, и
