комой и деловито осведомился:
– Так куда мы идем?
– Тут есть постоялый двор, – у Алесдейра был усталый голос, – поедим и заночуем.
Постоялый двор, так постоялый двор, подумал Колька. Только бы поскорее придти.
Мальчишки перешагнули через нескольких человек, которые, завернувшись в какие-то лохмотья, спали прямо на обочине, вытянув ноги на дорогу. Справа покачивался светильник – не факел – выхватил из темноты тяжелую деревянную вывеску с изображением пляшущего человека с волынкой. Щеки плясуна были страшно раздуты, глаза выпучены.
– 'Пляшущий волынщик', нам сюда, – указал Алесдейр.
Как раз перед мальчишками тяжелая дверь постоялого двора с визгом открылась, и наружу вывалились четверо или пятеро человек. Точнее понять было невозможно – они ожесточенно и молча тузили друг друга, а какая-то женщина, бегая вокруг, подбадривала их визгливыми пронзительными криками по-английски. Вся компания повалилась в канаву, но не перестала драться, женщина же, обрадовано вскрикнув, нагнулась, подобрав юбку, и начала быстро подхватывать с грязной земли рассыпавшиеся у кого-то из драчунов монеты. Рослый лучник, проходивший мимо, отвесил ей пинка и буркнул знакомое Кольке по фильмам ругательство. Мальчишка поежился – ему расхотелось внутрь. Но не признаваться же было Алесдейру, который распахнул дверь и первым вошел внутрь…
…В большой низкой комнате пахло множеством людей, дымом и горелым жиром, стояли гул голосов, чад от очага, на котором жарилось мясо и кипели котлы. Было душно и жарко – под самым потолком комнату опоясывал балкон, на который вели две лестницы, и по краю этого балкона чадили и брызгались смолой штук двадцать факелов. За широкими столами на низких скамьях сидели множество людей – они ели что-то из глиняных мисок, пили какой-то напиток из деревянных кружек, орали песни, разговаривали, играли в кости и обнимались с женщинами. Тут были и англичане, и шотландцы; и военные, и гражданские, хотя последнее зачастую трудно оказалось разобрать, потому что при оружии были все.
На вошедших мальчишек никто не обратил внимания, кроме заросшего усами, бородищей и волосами хозяина в кожаном переднике – засунув большие пальцы рук за широченный кожаный пояс, он стоял возле очага с видом 'нового русского' – казалось, на его лбу написано: 'Жизнь удалась!' Тем не менее, он вполне предупредительно поспешил навстречу ребятам и, слегка поклонившись, поинтересовался:
– Что будет угодно молодым господам?
Колька понял его, из чего можно было заключить: хозяин шотландец.
– Поесть и заночевать, – Алесдейр незаметно, но точно и сильно толкнул Кольку локтем, и тот извлек монету. Глаза хозяина внимательно обшарили сначала самого мальчишку, его странную одежду, и только потом обратились к монете.
– Чья? – поинтересовался он, беря кружок в пальцы.
– Моя, – поспешил Колька. – А что?
– Да вижу, что твоя, – в заросли волос обнажились белые крепкие зубы. – Где чеканили? Не сказать, чтоб тяжелая… – хозяин подкинул кружок, и Алесдейр ловко поймал его в воздухе, ответив:
– Русская. Что даешь за нее?
Хозяин продолжал улыбаться, глаза весело сверкнули, он смерил взглядом шотландского мальчишку:
– Русская?… Миску каши. С мясом. Кружку пива… ладно, две. И место на верху, если найдете.
Он протянул ладонь. Алесдейр вытянул руку, но удерживал монету двумя пальцами.
– И завтрак утром. Я не говорю: 'Поимей совесть', – и Алесдейр отпустил грубую шуточку, заставившую хозяина утробно хохотнуть. – Просто шотландец не надует шотландца. Воздуху не хватит.
– И завтрак, – кивнул хозяин. – Ищите место, мои принесут.
Монета упала на ладонь, и хозяин, повернувшись, исчез в толпе.
– Жирный боров, – беззлобно, впрочем, выругался Алесдейр, – можно было получить вдвое больше, да ладно… Пошли искать место.
…К большому облегчению Кольки, выяснилось, что никто из зверски выглядевших посетителей 'Пляшущего волынщика' не держит и в мыслях специально обидеть мальчишек – на них внимания-то особого не обращали, и ребята довольно быстро нашли пустые полскамейки за столом в углу. Колька сел почти с удовольствием. Алесдейр бухнул на стол локти и шёпотом признался:
– Мутит меня.
– Да, воняет тут здорово, – согласился Колька, но Алесдейр помотал своей спутанной гривой:
– Да нет, жрать хочется – прямо тошнит.
Кольке тоже хотелось есть, но запахи отбивали половину аппетита. А вид еды, принесенной довольно красивой девчонкой, с любопытством поглядевшей на Кольку, аппетита не добавлял. В миске среди бурого варева лежали похожие на обрывки дубленой кожи куски мяса. Две кружки, наполненные до половины светло-желтой жидкостью, прикрывали здоровенные ломти серого хлеба. Ставя все это на стол, девчонка подмигнула Кольке и потерла палец о палец – тот уставился в стол, а Алесдейр без смущения сообщил:
– Ты ей понравился… Ну, с нами бог и Святой Эндрю!
Гарнир оказался жареной чечевицей. Мясо прожарили скорей для того, чтобы отбить душок. А в кружках плескалось пиво – еще отвратительнее того, которое Колька несколько раз пробовал в своем времени. Хорош был только хлеб. Впрочем Алесдейр мел все со страшной скоростью, да и Колька после вспыхнувшего было отвращения разохотился и почти не отставал от голодного шотландца – только вот пиво никак не глоталось, и Алесдейр выпил обе кружки. Точнее – одну целую кружку.
– Ты, кстати, можешь переночевать получше, чем на соломе, – обратился он к Кольке.
– Ты это о чем? – удивился мальчишка. Алесдейр хмыкнул:
– Та белобрысая наверняка будет тебя ждать. Даже без денег.
Колька побагровел и уткнулся в стол. Алесдейр расценил его смущение по-своему и поспешил:
– Прости, прости, конечно, ты же клялся своей, той, которая в плену! Прости, я не то сказал… Ладно, если мы поели, то… – шотландец начал вставать, но вдруг чудовищно побледнел и плюхнулся на место, опустевшим взглядом меряя дверь.
Колька проследил его взгляд – и увидел нескольких невысоких черноволосых людей, как раз вошедшие в комнату. Они были одеты в жесткие кожаные куртки и штаны, белые грязные накидки с золотыми крестами, обуты в сандалии с высокой шнуровкой, лица раскрашены синим и алым. На поясах висели короткие и очень широкие мечи, продетые в кольца. Особой агрессии эти посетители не проявили – стояли у порога и переговаривались на пляшущем, как вода на перекате, языке.
– Валлийцы, – прошептал Алесдер и спустил с плеча плед, чтобы скрыть его расцветку.
– Нас ищут?! – Колька напрягся.
– Нет… Ник, если они наткнуться на меня – ты со мной не знаком…
Последовало несколько жутких мгновений – скамья напротив мальчишек внезапно освободилась, и кто-то из валлийцев показал товарищам на нее!!! Колька услышал, как стучат зубы Алесдейра и поймал его отчаянный взгляд – шотландец боялся. Но валлийцам не приглянулась скамья возле мальчишек – довольно бесцеремонно расталкивая ноги и локти других посетителей, они убрались куда-то на другой конец зала и там уселись за освободившийся стол. Алесдейр перевел дух и убрал за голенище свой кинжал – Колька и не заметил, как шотландец его извлек и держал под столом.
– Пойдем-ка спать поскорее, – предложил он. – Во-первых, хочется, а во-вторых это безопаснее.
– Ты справа от меня иди, – показал Колька, – так они тебя не увидят.
– Угу, – буркнул Алесейр, поднимаясь. – Пошли вон к той лестнице и сразу наверх.
Но до лестницы они дойти не успели – навстречу из-за стола поднялись трое мрачных мужиков в черно-серо-зеленых килтах, с нечесаными бородищами и оружием на поясах. Они заступили дорогу мальчишкам, и тот, что встал в середине, уперев руки в бока, кивнул Алесдейру:
– Ты, МакЛохлэнн, можешь идти. У нас с вами дел нет. А этот чертов Глэнн останется и поговорит с нами.
Колька ничего не понял, но уловил взгляд Алесдейра, брошенный на его ковбойку и понял – что-то не то. Хотя что может быть 'не то' в обычной черно-бело-красной клетчатой ков… БЛИН!!! Вот то и, что клетчатой!!!
– Пусть начнет объяснять с того, как это он перепутал рубаху и килт, – хмыкнул второй бородач,
