где представители ветхозаветного племени только приветствовались, но куда почему-то не очень-то шли. Таким образом, Галкин терпел, и терпели его.
Того, кто много читает, не минует искушение самому взять в руки перо. Большинство начинает со стихосложения. Стихи это звучная, звонкая форма литературы. В хороших стихах всегда звучит музыка, тогда как в прозе ее не каждый услышит. Стихи предоставляют возможность «свободно дышать». А проза пугает объемом и представляется тюремной решеткой из слов.
Галкин накропал дюжину стихотворений и ему захотелось, чтобы кто-нибудь это прочел. Посоветовали обратиться к литконсультанту – «толковая баба, хоть и еврейка». «Толковая баба» оказалась не молодой, даже старенькой. Черные с густой проседью волосы забраны на затылке в узел. Лицо было вытянуто вперед вслед за носом. Толстые губы, к тому же, были еще и накрашены. От мраморной бледности щек веяло холодом. Но встретила она Петю довольно тепло:
– Вы знаете, мне стихи ваши даже понравились. Во всяком случае, большинство начинает хуже. Но, увы, как и многие, вы не улавливаете разницы между стихосложением и поэзией. Кроме того, меня настораживает ваша ощеренность. Что-то вас мучает, как будто вы не уверены в своей безопасности.
– А вы уверены? – неожиданно для себя спросил Петя.
– Голубчик, сейчас речь – о вас! Вы же захотите печататься!
– Уже не хочу…
– Ну что ж, возможно, это и к лучшему.
С поэтическими амбициями было покончено.
Со временем кое-кому из студенток он даже стал нравиться. Но это были не самые смелые и заметные девочки. Их тайные вздохи не имели последствий.
Скоро юноша получил диплом. А в первый же день, когда он был принят библиотекарем, пришла повестка из Военкомата.
Часть вторая
«Мое чудо»
1.
Хотя отец был инвалидом, а мать, в последнее время, часто болела, родители даже не думали хлопотать об отсрочке призыва единственного ребенка: они были слишком слабы и патриотичны, чтобы спорить с Державой. Наслышанный об армейских порядках Петр был готов ко всему. Но, как бы в ответ на эту готовность, армия отнеслась к нему на удивление доброжелательно.
Весьма кстати оказался диплом библиотекаря. Уже в карантине его вызвал к себе помощник начальника штаба части и, сочувственно глядя на щуплого Галкина, спросил: «С делопроизводством знаком? На машинке печатать умеешь?»
– Так точно! – вытянулся молодой солдат.
– Напиши здесь свою фамилию, имя и отчество.
– Есть! – отчеканил Петя и каллиграфическим подчерком вывел на листочке «Галкин Петр Иванович».
– После карантина пойдешь писарем в штаб. Согласен?
– Так точно!
Армейская жизнь, пугавшая издалека «дедовщиной», психами, криминальными элементами, голодухой и свирепым начальством оказалась не такой уж и страшной. Ну, во-первых, кормили терпимо, а главное, – у юноши нежданно-негаданно объявился «ангел-хранитель», о котором он не смел и мечтать. Звали «покровителя» Тарас Бульба – совсем, как у Гоголя. И внешне он был похож на могучего парубка – темноусый гигант с широким румяным лицом. Его не зря назначили старшиной карантина, хотя по званию он был лишь сержантом. Обычно карантин навещали «деды», чтобы «научить молодых уважать старших» а заодно обменять окислившиеся бляхи, потрескавшиеся ремни и выцветшие полевые фуражки на новенькие. Но при Бульбе такие визиты не «складывались»: Тарас занимался самбо, восточными единоборствами, удерживая по этим видам первенство гарнизона. Однажды «деды», собравшись вместе, решили с ним «потолковать», но разговора не получилось: добродушный Бульба только посмеивался. На него нельзя было таить зла: он был человеком-легендой, его уважало начальство, а подчиненные просто не чаяли в нем души.
Однажды в карантине зазвонил телефон: вызывали сержанта Бульбу. Тот подошел и, прикрывая ладонью рот, что-то тихо говорил в трубку. Тарас называл собеседника «товарищ капитан». Из этого следовало, что звонило начальство. При разговоре, сержант остановил взгляд на Галкине, и тот почувствовал, что разговор шел о нем. Бульбу что-то просили сделать, но он не решался. Последними словами в трубку были: «Так точно, товарищ капитан! Хорошо, я посмотрю». Потом сержант подозвал Галкина и озабоченным взглядом окинул субтильную фигуру солдата.
– Звонил заместитель начальника штаба. Им срочно требуется писарь. Просил, чтобы ты поработал у них еще до конца карантина.
– Я согласен.
– Пока еще я за тебя отвечаю!
– А в чем дело?
– В том, что ты еще службы не знаешь.
– А вы объясните, чтобы я знал.
– А чего объяснять! «Деды» отберут у тебя и ремень, и фуражку, и сапоги.
– Ограбят!?
– Да нет, обменяют на свои старые.
– Какая разница – теперь они это сделают или после карантина?
– Разница есть. После распределения, у твоего командира отделения, замкомвзвода, старшины вас будет не много. Под контролем – больше шансов сберечь шмотки. Здесь я один, и если будете перемещаться по территории самостоятельно, я за всеми не угляжу. В два счета отберут.
– Как это отберут?
– Очень просто: покажут кулак – сам отдашь.
– А если не соглашусь?
«Наивный ты человек! Тебя и не спросят. Дело не сложное, – Сержант снял свой ремень. – Бляха вид холодного оружия. Ей можно ударить и так, – он размахнулся ремнем, как пращой, – и так! – Он накрутил ремень на руку, превратив бляху в кастет. – Надо уметь не только вооружаться, но и обезоруживать.»
В этот момент мимо них как раз проходил солдат карантина. «Вот, погляди!» – Бульба сделал едва уловимый выпад, коснувшись бляхи солдата, и ремень оказался в его руках.
– Простите, не понял, – вымолвил Галкин. – Пожалуйста, покажите на мне.
«Какой же ты непонятливый!» – проворчал Бульба. Он сделал выпад. Однако рука лишь скользнула по бляхе. Он повторил и тут же отдернул руку. На пальцах появилась кровь: он задел край бляхи. «Простите, это моя оплошность», – оправдывался Галкин.
«Какая к черту „оплошность!?“ – поражался сержант. – Ну-ка еще раз!»
В следующий раз он чуть не упал, потеряв равновесия, даже не коснувшись бляхи.
«Ты как ушел!?» – удивился Тарас.
«Я только убрал живот», – признался Галкин.
– Держи свой ремень и закрой рот! – приказал командир молодому бойцу, у которого сорвал бляху, и сказал Пете: «Ну-ка зайдем в каптерку».
Усадив Петю на табурет и заперев изнутри дверь, Бульба сказал:
– Уворачиваешься ты неплохо, но нужно уметь защищаться. Хочешь научу?
Так точно!
Да не тянись ты! Мы не в строю! А теперь расскажи о себе.
Еще раньше, из отдельных фраз, которые ему краем уха удавалось слышать от смешного солдата в нескладно висевшей форме, Тарас догадался, что, по сравнению с остальным контингентом, «библиотекарь» был просто «Леонардо да Винчи». А его постоянные «Так точно!» и «Никак нет» следовало понимать, как не очень удачную маскировку пополам с шутовством.
– А что рассказывать? Биографию?
– Дурачком не прикидывайся! Расскажи о техникуме, как тебя били.
