– Да, – сказал Колин.
– Но, может быть, вы его еще поймаете…
– Ветра в поле.
– Да нет… Сизов будет брать два контейнера в миоценовой группе. Так вот, там он наверняка наткнется на ресты.
– Понятно, – сказал Колин. Он оживился: ну, еще один этап они, может быть, проскочат без приключений. А там, если Сизов и в самом деле полезет в багажник… – Ты правда так думаешь? – строго спросил он. – Или только утешаешь?
– Вот ей-богу, – ответил Петька.
– Тогда мы поехали. Позавтракаем в дороге.
– Давайте. Поезжайте поскорее. Буду ждать вас.
– А ты не спи, – сказал в ответ Колин. – Работай. Из глубокого минуса данные есть, остановка за вами. Срок экспедиции истекает. Ну, удачной работы!
– Счастливо! – откликнулся Петька.
Снова настала розовая тьма. Теперь Колин больше не думал о сне – за рестом надо было следить, ни на миг не спуская глаз с барохронов. Указатели давления времени, которые раньше казались неподвижными, теперь плясали, отмечая флуктуации плотности. От этих явлений можно было ожидать всяческих неприятностей.
Хронометр неторопливо отсчитывал физические секунды, минуты, часы. Колин сидел; и ему казалось, что с каждым движением стрелки он все больше тяжелеет, каменеет, превращается в инертное тело, которое даже посторонняя сила не сразу сможет сдвинуть с места, пусть и при самой крайней надобности. Сказывалось расхождение между напряжением нервов (его можно было сравнить с состоянием средневекового узника, голова которого лежит на плахе, и топор занесен, но все не опускается, хотя и может обрушиться в любую минуту) и вынужденной неподвижностью мускулов всего тела, для которого сейчас не было никакой работы – никакого способа снизить нервный потенциал. Колин подумал, что руки у него, по сути дела, так же связаны, как и у только что придуманного им узника. Да, невеселое положение…
– Сходи посмотри, как там рест, не очень нагрелся? – сказал Колин, хотя термометр находился у него перед глазами. Ничего, пусть парень сделает хоть несколько шагов, все-таки разомнется. Сам, и то устаешь, а новичку, наверное, и вовсе невыносимо: ведь ощущения движения нет совсем, все тот же розовый туман за бортом, и можно верить, глядя на приборы, что ты перемещаешься, – ощущать этого нельзя, к этому долго не привыкают. – Посмотри, равномерно ли греется, – сказал Колин вдогонку.
Юра вернулся через несколько минут; он был озабочен.
– Так я и думал, – сказал Колин. – У него одна сторона была сильнее подношена.
– Надо охлаждать, – сказал Юра.
– Система охлаждения действует.
– Еще надо. Вручную. Возьму баллончик с азотом, буду обдувать по мере надобности.
– Не лишено целесообразности, – пробормотал Колин. – Только там же не то что сесть – стоять негде. В три погибели… Долго так не простоишь.
– Простою, – сказал Юра.
– Иди. Только не злоупотребляй.
– Понятно.
Парень торопливо ушел в корму. Смотри – пригодился и в самом деле. А мысль неплоха. Свидетельствует о том, что начатки технического мышления у него есть.
Снова потекло время. «В три погибели в этой жаре, – подумал Колин. – Там каждая минута покажется часом… Если так, то, может быть, все-таки чуть ускорить темп? Сэкономить эту минуту?
Он покачал головой: хорошо бы, конечно, но нарушать ритм, в котором сейчас работает рест, нельзя. Именно это нарушение ритма может оказаться роковым. Нет, до следующей группы придется дойти в этом же ритме.
«Инстинкт самосохранения, – недовольно подумал он. – Не главное ли теперь добраться побыстрее, чтобы спасти тех, кто сейчас ожидает помощи, кто бессилен предпринять хоть что-нибудь? Не стоит ли ради такой цели и рискнуть собой?»
Нет, перебил он сам себя. Дело обстоит вовсе не так. Рискуя собой, он рискует и теми людьми. И еще одним: результатами экспедиции. Тем, что получил Арвэ с товарищами.
Может быть, никто из нас и не уцелеет. Но если при этом результаты дойдут до современников, то погибнем мы не зря. А если не дойдут…
А результаты здесь. В этой машине. У него в кармане.
Риск был бы совершенно неоправданным.
«Терпи, парень! – подумал Колин, словно именно парень уговаривал его увеличить темп. – Терпи. Дойдем и так».
Они дошли. Когда время вдруг окружило их, историческое время со всеми своими камнями, жизнями и проблемами, Колин, чувствуя изнеможение, еще несколько секунд не поднимал глаз от приборов, указатели которых медленно возвращались на нулевые позиции. Дошли. Все-таки дошли… Он покосился на парня; тот, согнувшись, пробирался к двери. Да, несладко ему пришлось, очень несладко… И дышал он там всякой ерундой, тяжелый воздух в машине, надо провентилировать…
Колин неуклюже вылез из машины, чувствуя, как затекло все тело. Столько времени без движения! Юра и Тер-Акопян подошли, лица их были серьезны.
– Он не оставил, – сказал Юра едва слышно.
– Это очень скверно, знаешь ли, что не изобретена связь, – сказал Тер. – Очень неудобно, знаешь ли. Вы бы мне сообщили, я забрал бы у него ресты, и вам не пришлось бы ни о чем беспокоиться.
– Ничего себе беспокоиться, – сказал Колин. – Речь идет о жизни людей…
Тер кивнул.
– Я знаю. Но что тут поделаешь? Если бы мои вздохи могли помочь, то и в современности было бы слышно, как я вздыхаю. А так, я думаю, не стоит. Я вот что сделаю: заберу свои батареи сколько смогу и отвезу туда, вниз.
– У тебя же хроноланг для средних уровней.
– Как будто я не понимаю, – сказал Тер. – Подумаешь, мезозой – тоже средний уровень.
– Только в случае, если мы Сизова нигде не догоним, – сказал Колин. – Ты сам увидишь, расчет времени тебе ясен.
Да, может статься, что нигде не догоним. Очень вероятно. Хотя это уже размышления по части некрологов. Но раз такое предчувствие, что добром эта история не кончится… На этот раз гнилой рест не выдержит. Обидно – ведь больше двух третей пути пройдено.
Зато последняя стоит обеих первых. До сих пор было шоссе, а теперь пойдет уж такой булыжник…
– Ладно, – сказал Колин и хлопнул Юру по спине. – Поехали, что ли? Надо полагать, прорвемся. Все будет в порядке.
Юра кивнул, но на губах его уже не было улыбки, которая обязательно появилась бы, будь это прежний Юра. Колин включил ретаймер осторожно, опасаясь, как бы с рестом не случилось чего-нибудь уже в самый момент старта. Медленно нарастил темп до обычного, а затем постарался вообще забыть, что на свете существует регулятор темпа. Больше никакой смены ритмов не будет до самого конца. Каким бы этот конец ни оказался.
Глаза привычно обегали приборные шкалы. Стрелка часов ползла медленно-медленно… Указатели барохронов порывисто качались из стороны в сторону: снаружи была уже история, и все больше в ней становилось событий… Но рест держался. И Юра тоже держался там, в ретаймерном отделении. Хоть бы оба выдержали!
Рест начал сдавать первым. Это произошло примерно еще через три часа. Раздался легкий треск, и сразу же повторился. Колин лихорадочно завертел рукоятки. Юра из ретаймерного прокричал:
– Сгорели две ячейки!
В его голосе слышался страх. Колин по-прежнему скользил взглядом по приборам, одновременно прислушиваясь к обычно еле слышному гудению ретаймера. Сейчас гудение сделалось громче, хотя только
