как минимум сто тридцать семь лет!.. Ме-е-е! Вдобавок Муллер не хочет меня отпускать, просит в случае чего быть под рукой…
XI
Горбун замолчал, а его глазки с любопытством оглядели сидящих за столом. Носатый, уткнувшись в свой красный платок, протрубил протяжную мелодию весеннего насморка. Голова слепца была недвижна, словно изваянная из мрамора. Но стеклышки на висках весело поблескивали, будто хохоча. Так по крайней мере казалось Петру Броку. Безрукий убийца, похоже, вовсе не слушал горбуна. С ловкостью обезьяны он безостановочно выделывал ногами какие-то пируэты: сперва перебирал ими под столом, потом вскинул вверх, левой выхватил нож и сноровисто, так, что тот завертелся волчком, подбросил его к потолку. Пока нож падал, он успел опорожнить стакан. Поймав правой ступней нож, он вытащил из жилетного кармана табакерку, насыпал на щиколотку зеленоватого порошку, втянул его носом и оглушительно чихнул, разбудив старика Шварца, который меж тем задремал.
И в этот миг, когда все в замешательстве умолкли, заговорил Петр Брок. Разумеется, не затем, чтобы себя раскрыть. Просто хотел шепнуть на ухо горбуну вопрос, который не давал ему, Броку, покоя, причем так, чтобы горбун решил, будто обращается к нему кто-то из присутствующих. Вот когда Брок с досадой ощутил и отрицательные стороны своей незримости: он одинок, не может втереться к ним в доверие, принужден выслушивать долгие, никчемные споры… Сначала он хотел задать свой вопрос в полный голос, но все остальные сидели навострив уши, точно сторожевые псы. Поэтому он приблизил губы к уху горбуна и спросил без всякого выражения, тихо, как бы невзначай:
— А каков он из себя, этот божественный Огисфер Муллер?
Горбун вздрогнул, вытаращил глаза, разинул рот — на лице его отразилось крайнее изумление. Броку даже почудилось, будто на миг лицо растянулось от стены до стены. Но это, конечно, был обман зрения. Бледная вытянутая физиономия горбуна торчала между плечами, как клин из бревна. Горбун поднялся и сразу же стал меньше на целую голову, так как ножки стула были длиннее его ног.
— Кто из вас задал этот вопрос? — яростно гаркнул он. — Кто — я спрашиваю!
Все удивленно уставились на него. Ведь с тех пор, как он замолчал, никто не проронил ни слова!
— Я слышал голос. Могу поклясться! Клянусь самим Муллером, — горбун поднял правую руку к круглому окну, — клянусь, я не лгу! Тут кто-то есть!
— Может быть, лично Великий Муллер соблаговолил… — почтительно заметил отравитель, с ужасом глядя на потолок.
— Нет! Нет! Кто-то спрашивал о самом Муллере!
— Кто?
— Голос! В ухо мне прошептал!
— Не голос ли это КАВАЯ, воспалившего твой мозг? Может, и ты подхватил бациллу сумасшествия…
— Вы сами тут все с ума посходили! Клянусь! Бьюсь об заклад на все пятьдесят тысяч моих звезд!
Старикашка Шварц сочувственно покрутил пальцем возле виска и принялся толковать о том, что вот ведь он сам страдает от маразма, хотя, казалось бы, обращается со своим газом уж так осторожно, что дальше ехать некуда.
Между тем Петр Брок спокойно расположился на том стуле, где раньше сидел вербовщик. Он чувствовал, что эти уроды целиком и полностью в его власти, что он может сделать с ними все, что заблагорассудится. Брок думал о революции на рабочих этажах, о Витеке из Витковиц, о том, что замыслили против него собравшиеся здесь негодяи, и прикидывал, как бы их половчее убрать и при этом не замарать кровью свои невидимые руки… Прямо перед ним торчал набухший багровый нос продавца ядов. Этот мерзкий нарост с самого начала раздражал Брока, вызывая чуть ли не болезненную гадливость. И теперь Петр не сдержался, схватил стакан и со всей силы запустил им в эту пакость. Брызнула кровь, продавец ядов пошатнулся, остальные в ужасе повскакали с мест, хватаясь за свои носы.
Но паника длилась лишь несколько мгновений. Бандиты быстро опомнились и заняли круговую оборону. В руках у всех, откуда ни возьмись, появились револьверы. Черные, выпученные глазки дул заметались по комнате. Тотчас же началась бешеная пальба. Гремели выстрелы, свистели пули, сыпались стекла, пыль стояла столбом.
Больше всех бесновался безрукий Гарпона. Он распластался на столе и, отталкиваясь одной ногой, кружился на спине, а другой ногой тыкал во все стороны ножом, напоминая скорее гарпию, чем человека.
XII
Внезапно Петра Брока охватила дрожь. Толстые линзы на висках слепого неожиданно уставились на него! Неподвижное гипсовое лицо с зашитыми веками бесстрастно, как сфинкс. Но линзы смотрят прямо в лицо Брока. И в них словно бы горит…
Что это — игра воображения? Или его увидели? Но разве слепой может его увидеть?
Брок встал. И тут же стекляшки дернулись вверх, за ним. Слепой поднес руку к виску и начал вращать колесико, вроде того, каким фокусируют резкость микроскопа. Эти линзы как бы ловят каждое движение Брока.
Безмерный ужас пронизал Брока леденящим холодом. Ноги стали ватными. Он снова сел, пригнувшись к самой поверхности стола и с отчаянием глядя вверх, на два черных огонька в линзах. И в этот миг каменное лицо скривилось в уродливой гримасе, слепой поднял руку, и указательный палец, как ствол револьвера, нацелился Броку между глаз.
— Вот он! Перекройте выходы! И не стреляйте! Надо взять его живым!
Безрукий Гарпона прыгнул к одной двери, Перкер стал у второй. А слепой Орсаг следил за каждым движением Брока. Он приближался очень медленно, по спирали, точно зверь, готовый к прыжку.
Брок был в ловушке. Но он должен вырваться, иначе он погиб! Одну дверь сторожит окровавленный нос, вторую — Гарпона. Стоит на одной ноге, а другой пытается запереть замок. Брок метнулся туда! Орсаг с криком устремился наперерез. Но Брок свалил его ударом в живот, сбил с ног Гарпону, распахнул дверь и, выскочив наружу, мгновенно ее захлопнул. В следующий миг он уже мчался по темной улочке, сам не зная куда…
Господи, сколько же здесь всяческих лестниц и лесенок, то вверх, то вниз, сколько коридоров, то просторных и высоких, то тесных и низких. Сколько комнат он оставил позади, сколько огромных залов, темных дыр и крохотных каморок, предназначенных бог знает для чего, встретилось ему на пути! В какое-то мгновение он очутился на галерее, опоясывающей пустой пыльный зал. Потом пробежал по крытому мостику, висящему над бездной вентиляционной шахты. А за спиной — топот, как барабанная дробь, все громче, все быстрее. И снова улочки, лестницы, снова аркады, переходы, залы…
Неожиданно Брок вбежал в гладкую, блестящую трубу. Это сточный канал. Нет, орудийное жерло. Нет! Это телескоп, ведь труба становится все уже и уже… Вот он карабкается на четвереньках, а теперь ползет, как гусеница. Все, дальше не пройти, это конец… Брок уткнулся в металлическую решетку и в
