боль зашевелилась под сердцем, мешая думать. Лейтенант смотрел на него, и на щеках все резче проступала щетина, и морщины разбегались от глаз.
– Волчье поле… – пробормотал он, и лейтенант эхом откликнулся:
– Там мы победили.
– Не такой ценой!
– Почти такой же.
– Я не боюсь умереть.
– А пережить свою страну?
Маршал скрипнул зубами и замолчал. Он молчал долго, пока часовая стрелка не прошла половину круга. Часы негромко прозвонили половину одиннадцатого.
– Передовые части врага находятся на нужной территории, – голос лейтенанта звучал бесстрастно.
Маршал встал. Он долго возился пальцами у горла, пока не отцепил бриллиантовую маршальскую звезду. Подошел к лейтенанту, вложил звезду ему в ладонь и с силой сжал пальцы. Молодое лицо не дрогнуло.
– Носи, сынок, – главнокомандующий расстегнул пуговицы мундира и снова опустился в кресло. – Заслужил. Ты все заслужил – и место в учебнике, и все проклятия тоже.
– Мы заслужили.
– Ты же мое сердце, лейтенант, – криво усмехнулся маршал, – тебе ли не знать… Приступить к выполнению.
Он приказал это шепотом и закрыл глаза.
– Поздравляю, маршал.
Сержант стоял чуть поодаль и глядел на часы.
– Еще не полночь, но исход партии уже ясен. Эндшпиль. Шах и мат. Вам не страшно?
– Идите к черту, сержант. Здесь не шахматы. Теперь я могу закончить?
Сержант кивнул головой, и штабной зал погас в мгновение ока.
Стало темно.
– Какой ужас! – анестезиолог дрожащими руками хлопал себя по карманам халата, пытаясь нашарить спички. Профессор подал ему зажигалку, и тот торопливо прикурил. – Слышали новости?
– Только что.
– Кто бы мог подумать, что такое случится? Неизвестные диверсанты из числа наших же партизан… Взорвать плотины – какая жестокость! Ужасно, так ужасно…
Врач повторял это как заводной, и профессор с любопытством на него покосился. Потом хмыкнул.
– Мне интересно другое. Я не военный, но даже я понимаю, что направить главный удар в этом направлении было серьезной ошибкой. Зачем? Стоило еще немного выждать, и они получили бы ключи от столицы прямо на блюдечке. Но теперь в дело вступили союзники, и ловушка захлопнулась.
Он помолчал, пыхнул трубочным дымом.
– А этот взрыв – знаете, коллега, маршал был бы доволен. Неизвестные диверсанты? Тем лучше.
– Вы серьезно?
– Вполне. Видите ли, мой дед служил в штабе, как раз при маршале. Он рассказывал многое. А еще о большем молчал. В любом случае, сейчас это все стало историей – ну, пожалуй, за исключением огромного болота на месте низины. Не смотрите на меня так…
Из столовой раздался яростный крик, горестный вой множества голосов, который перешел в перебранку. Профессор с любопытством прислушался, потом кивнул.
– Да, а вот вам, кстати, и завершение. Оставить в качестве завещания один лист со словами о том, что средства, вырученные от продажи всего имущества, движимого и недвижимого, получат только школы и детские дома в районе Волчьего поля – думаю, это стало для них последним ударом.
– Вы знали? – поразился врач.
– Как-то раз, перед тем как окончательно потерять сознание, он мне об этом рассказал. Не знаю, правда, зачем. Идемте, коллега. Здесь мы больше не нужны, а свою последнюю войну, как мне кажется, маршал выиграл. На всех фронтах.
Он в последний раз поглядел в лицо человека за занавеской, потом протянул руку и щелкнул выключателем монитора, бросавшего зеленоватый отблеск на стену.
Стало совсем темно.
