увидели ее в профиль, совсем близко.
— У нее неплохая голова, — сказал Дюжин. — Нос великоват, но благородной формы.
— Правая туфля у нее стоптана, подшлепывает, — наблюдательная Дюшенька опустила бинокль.
— Мне нравится, когда у женщин волосы заложены узлом, — добавил Рыбак, — красиво.
— Все же она ненормальная, хоть и с благородным носом и с узлом, — ответила мужчинам Рыбачка. — Ну скажите, куда она летит? Там дальше абсолютно ничего нет — заросший берег и лес.
— Почему обязательно «ненормальная»? Просто она… шлепалка, — и профессор Дюжин со вкусом произнес еще раз удачно найденное словечко. — Шлепалка, вот и все. И зонт такой носить может только шлепалка.
Все пятеро засмеялись.
— Перестаньте! — Ира вскочила, захлопнула книгу. — Вы насмехаетесь… Вы даже не знаете… Она преподает в Московском университете. Я видела ее там. Она — профессор… У нее… Она…
От волнения девушка переступала с ноги на ногу. Щеки ее раскраснелись, глаза потемнели.
— Как ее фамилия? — спросил Рыбак.
— Фамилии не знаю. Она доктор наук, профессор…
— Милая, вы напрасно горячитесь. Вы ее не знаете, могли ошибиться. Вероятно, эта женщина похожа на того… на ту — профессора. — Дюшенька всегда старалась сгладить разногласия.
— Вот и получилось, как в анекдоте про старушку. Думали — уборщица, оказалось — завкафедрой квантовой механики, — благодушно добавил Игорь.
Ира не знала анекдота, но остальные, видно, знали и дружно рассмеялись. Ира нахмурилась.
— А я вам говорю, что она — профессор. Да если подумать, разве дело в том, кто она?
— Никакой она не профессор, — возразила Рыбачка. — Не будет профессор вуза ходить со сломанным зонтиком. Она бы давно купила себе японский. Я готова спорить, что вы ошибаетесь.
Дюшенька сказала миролюбиво:
— Вот она села на складной стульчик и копается в сумке. Все пенсионерки постоянно ищут что-то в сумках. Она типичная пенсионерка…
— И к тому же наверняка старая дева. Старая дева и чудачка, — повторял свое Дюжин.
— Нет, она профессор. Сейчас я вам докажу. Давайте подойдем и спросим. Вот вдвоем с Игорем… — Ира схватила его за руку. — Спросим и узнаем фамилию.
— Ну, это уж школярство, — проворчал Дюжин.
— Постой, Ира, так неудобно, лучше я пойду один, — сказал Игорь. — Скажу, что я — корреспондент…
Дюшенька погрозила Игорю пальцем:
— Вы расшалились. Не дурите!
Рыбачка слегка подтолкнула его:
— Идите, Игорь, я разрешаю, Только не забудьте узнать, не старая ли она дева.
Игорь выскочил из беседки и на ходу крикнул:
— Следите за мной в бинокль! И ждите! Жди, Ира!
Общество в беседке притихло. Сдержанно заговорили о других предметах, подчеркивая свою непричастность к выходкам молодежи. Но бинокль все же пошел по рукам. Только Ира не подняла головы от книги. Она читала и читала все одну и ту же страницу. А четверо, передавая друг другу бинокль, наблюдали немую сцену и сопровождали ее своим комментарием.
Игорь подошел к женщине, поклонился, заговорил. Улыбается. Она подняла голову, отвечает. Вид строгий. Достала из сумки очки и книжку.
Дюжин. Похоже, интервью с Шлепалкой окончено. Игорь снимает фотоаппарат с плеча, присаживается на корточки. Она протягивает руку ладонью к аппарату.
Рыбачка. Запретительный жест — лишняя слава мне ни к чему.
Игорь достает записную книжку и авторучку. Сел на землю. Спрашивает. Почтительно ждет ответа. Она говорит, смеется. Игорь тоже.
Рыбак. Беседа проходила в дружественной непринужденной обстановке.
Игорь убирает блокнот. Поднимается. Откланивается. Она протягивает ему руку.
Дюшенька. Смотрите, смотрите — обаятельный Игорь ее покорил!
Игорь поднимает с земли незакрытый зонт, вертит его, рассматривает.
Рыбачка. Скажите, пожалуйста, откуда у вас такая редкость?
Игорь делает что-то с зонтом. Шлепалка с интересом смотрит, достает из сумки какой-то предмет, протягивает ему. Игорь сосредоточенно возится с зонтом.
Дюшенька. О! Зонтик закрывается, открывается и спица больше не торчит!
Шлепалка говорит, улыбается. Кивок головой. Надела очки. Читает.
Рыбачка. Ну, Игорь — корреспондент ТАСС, товарищ Зонтиков!
Игорь прибежал, смеется.
— Она пресимпатичнейшая старушенция. Сначала пыталась меня прогнать. Говорит — вполне серьезно — «я в отпуске и никаких корреспондентов!» Она действительно доктор наук, биолог. Корецкая Софья Львовна. Профессор МГУ. Когда я починил ее зонт, сказала: «Теперь я вас уважаю».
Дюжин. И тогда вы спросили, не старая ли она дева?
Игорь. Да. То есть, конечно, не так. Я спросил, не муж ли ее Никанор Корецкий, художник. Она ответила: «Я не замужем».
Рыбачка. Вот видите, мы с профессором правы!
Рыбак. Итак, кто же победил?
Игорь схватил руку Ирины, поднял.
— Победила Ира! Девушка сердито рванулась.
— Знаю, на отдыхе полагается развлекаться. Но так развлекаться, как вы, я не хочу.
— Уж и пошутить нельзя, — сказала Дюшенька мягко, — не сердитесь!
— «Смеяться, право, не грешно над тем, что кажется смешно!» — Рыбачка с вызовом посмотрела на Иру, — Сказал же это Иван Андреевич в какой-то басне.
— Александр Сергеевич сказал. Грибоедов Александр Сергеевич!
Ира повернулась и зашагала прочь от беседки, в глубину парка.
— Ира, подожди, — крикнул Игорь ей вслед.
И тут все увидели, как хороша девушка в движении. Казалось, она идет под какую-то неслышную музыку, легко переступая, слегка покачиваясь, с той свободной, чуть угловатой грацией, с какой передвигаются молодые косули.
— Пошли, господа. И хватит споров.
Профессор Дюжин встал. Все поднялись, заговорили:
— Не хотите с нами в кино; мы идем на озеро Юуе; Игорь, вы пойдете с нами?
Но Игорь убежал, догоняя Иру.
До главной аллеи компания шла молча.
— Может, она и заведует квантовой механикой, но все ж она… — и Рыбачка покрутила указательным пальцем у виска.
— И к тому же старая дева, — добавил Дюжин.
Наступил вечер, час заката. Солнце садилось за лесистый холм. Меж темных зубцов елей пылал его край. Последние лучи, поднимаясь в купол неба, зажигали перистые облака. Они загорались ярким ликующим светом, потом меркли, становясь серебристо-розовыми.
Овальное озеро, по названию Юус, отражая небо, меняло цвет. Сейчас оно было розовато- серебряным поверху, но через живое плывущее серебро виднелась черная неподвижная глубина. Западный край озера, где стояла роща, был темнее, глуше, а восточный, открытый — светился. В озерном зеркале ветвями вниз висела роща, а ближе к середине — опрокинутая островерхая кирха с тонким крестом. Далекая церковь, отсюда невидная, казалась подводным чудом.
Софья Львовна стояла на высоком берегу Юуса долго. Стояла, завороженная тишиной, игрой света,
