ним робот…
Моти вспомнил, что иногда в коридорах «Лулиании» мелькало это непропорционально широкое, жутковатое лицо; кто-то в курилке назвал этого таинственного субъекта странным именем Кобелио (или как-то так?) Арпадофель. Увидев Моти с сыновьями, он скроил нечто, типа покровительственной улыбки, и величественно кивнул. Моти показалось, что левый глаз субъекта вспыхнул и испустил ослепительный луч невообразимого оттенка. Моти недоуменно кивнул в ответ: менее всего он предполагал, что этот тип его тоже заприметил в коридорах «Лулиании».
Миней Мезимотес и его семья, конечно же, сидели в роскошной, уютной ложе, увитой пышной зеленью; такие ложи-беседки предназначались для почётных гостей «Цедефошрии».
Из глубины ложи он увидел Моти, бросил ласковый взгляд на близнецов и приветливо помахал рукой младшему коллеге.
Откуда ни возьмись, возник, как из воздуха сгустился, и внезапно оказался возле Моти с близнецами Тимми со своей широкой улыбкой. Первым делом он приобнял мальчишек за плечи. Вертя головой и нежно воркуя, он приговаривал: «Привет, лапочки! Как дела?» — «Лучше всех, Тимми! — радостно загомонили близнецы. — Видишь, мы успели занять самые лучшие места! Сегодня мы впервые увидим «Звёздных силоноидов» на сцене! Так сказать — вживую, а не в записях!!!» — «Молодцы, сладкие мои! — и повернулся к Моти: — А где твои девочки? Ведь не дома же ты их оставил! Мне показалось, я видел у входа в Парк Рути!..» — Тим завертелся, высматривая что-то. — «Они пошли… э-э-э… в туалет…» — отозвался Моти. — «А-а-а…
Ладно! Вообще-то, я думаю, пигалицам рано… — рассеянно бубнил Тим и всё так же озирался по сторонам. — О! А вот и шеф тут как тут! — и он низко согнулся в сторону беседки Мезимотеса со сладчайшей улыбкой: — Приветствую вас, Миней!» Моти прошептал на ухо Тиму, незаметно указывая в сторону типа с круглой головой, стреляющего косым белым глазом по сторонам: «Тимми, ты, я вижу, всех знаешь…
Не можешь сказать, кто это?» Тим снисходительно поглядел на Моти, затем по сторонам и как бы невзначай громко и отчётливо произнёс: «Ты что, не знаешь этого человека?» — «Нет!.. — Моти почему-то смутился и покраснел. — Знаю только, что он пару раз у нас в «Лулиании» мелькал, кто-то назвал его… э- э-э… Ко… бе… лио Арпа-до-фель… А кто он и что он — понятия не имею…» Тим наставительно, веско произнёс, продолжая многозначительно стрелять глазами по сторонам: «Таких людей стыдно не знать!.. Ну, ладно, тебе простительно, ты у нас высоко в облаках витаешь, ничего, что ниже, не видишь… Того и гляди, шмякнешься!.. Это друг самого Мезимотеса, понял? И имя его — Тим понизил голос: — совсем не Кобелио, это придумали враги! Зовут его Коба! А чем занимается, не скажу… Обо всём узнаешь в своё время. Рекомендую запомнить это имя — Коба Арпадофель! Большой человек! — качнулся и согнулся в его сторону: — Адон Коба, рад вас приветствовать!» — «Ого, ты его по имени!..» — Моти решил продемонстрировать удивлённое уважение. — «Тоже из тусовки daddy… — легко и небрежно обронил Тим и добавил громко, чтобы слышали близнецы: — Знаешь, сейчас у элитариев модно отца называть по- английски». — «Как-то ни к чему: мой папа далеко…» — холодно бросил Моти. Но Тим уже не слышал. К нему подкатила юркая, вертлявая особа лет 35–38 в мини цвета зыбучих топей, с бесовскими глазами того же таинственного оттенка. Моти подумал про себя: «Ба-а!.. Да это же его girl-friend Офелия, знаменитая звезда эранийской журналистики!.. Помню — она меня при первой встрече пыталась заклеить. Ну, и хорошо, что Миней их в своё время свёл. Долго же они, однако…» Офелия высокомерно глянула на Моти, который сейчас показался ей почти одного с нею роста, а значит, слишком маленьким и плюгавеньким, приобняла Тима чуть пониже талии и увела в сторону. Моти смотрел им вслед долгим взглядом, на него снова нахлынули воспоминания.
За неделю до свадьбы Моти пригласил своих друзей на вечеринку. Рути облачилась в подаренные им узкие, в обтяжку, брючки, распустила по пухленьким плечикам свои шикарные светло-пепельные волосы. Девушка, воспитанная в строгой религиозной семье, она в таком виде впервые появилась в компании жениха. Она бы никогда не посмела так одеться дома, при отце и матери, перед младшими братьями и сестрёнкой…
Пришли Бенци и Нехама Дороны. Нехама с удивлением и лёгким неодобрением оглядела новый облик подруги, но ничего ей не сказала. Вскоре они ушли. Бенци отговорился, что они не могут у них ничего есть, разве что чайку попить, заедая пирожными, которые сами принесли.
Когда Бенци и Нехама прощались с Моти и Рути, в маленькую квартирку Моти ввалился громадный увалень, на которого и Нехама, и Рути взирали чуть ли не со страхом. Он едва окинул взглядом Бенци, поджав свои тонкие губы, равнодушно, как предмет мебели, прошил взглядом Нехаму в длинной юбке и затейливо повязанной косынке.
Неожиданно он уставился на Рути, слишком внимательно оглядел её короткую фигурку в короткой блузочке и обтягивающих брючках, задержал взгляд на пышных светло-русых волосах, с нарочитой небрежностью прихваченных сверкающей ленточкой, заглянул в глаза. Этим он изрядно смутил Рути, и без того с трудом привыкаюшую к своему новому облику.
Прощаясь с Бенци и Нехамой, Моти не обратил внимания на чрезмерно пристальное внимание старого армейского приятеля Туми к его невесте. Но Бенци успел заметить эту странность в поведении ввалившегося в дом запоздалого гостя. Поэтому Бенци задержался у входной двери, подождал, пока гость исчез в комнате, и сказал другу загадочную фразу, которой Моти тогда не придал особого значения: «Слушай, Моти, я знаю, что за Рути ты можешь быть совершенно спокоен: она девушка из очень порядочной семьи, сама исключительно порядочная, а главное — безумно любит тебя.
Но вот этого типа ты напрасно впускаешь в свой дом!.. Будь с ним осторожен. Ты же не знаешь, куда он вхож и на что способен…» — «О чём ты, Бенци! Мы же с ним вместе служили… целых три месяца!» — и Моти похлопал друга по плечу. — «Вот именно — всего три месяца!» — с нажимом подчеркнул Бенци. Нехама нежно поцеловала подругу, и они ушли, а Моти вернулся к гостям… ….
Моти ни разу потом не вспоминал об этом разговоре. Только сейчас, через много лет, почему-то вспомнил каждое слово, сказанное Бенци, и выражение его лица; это его не то, чтобы встревожило, но основательно вывело из равновесия. Вот ведь сейчас Тимми снова зачем-то подчеркнул, что видел Рути у входа в Парк…
На свадьбу Туми явился с огромным букетом, который непонятно где раздобыл и как ухитрился донести до зала торжеств…
Свадьба подходила к концу, большинство гостей уже начали разъезжаться. С Моти и Рути уже дружески прощались Бенци с Нехамой. Нехама, почти не глядя на крутившегося возле молодых пьяненького, похожего на медведя, увальня, нежно гладила пышные светлые волосы школьной подруги и что-то с улыбкой шептала ей на ухо. Бенци с силой хлопал Моти по плечу, что-то ему весело нашёптывая на ухо.
Тут же Туми нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ожидая, когда он сможет сказать свои напутствия молодой семье, сверля недобрым взором Бенци и его беременную жену.
Как только Бенци и Нехама покинули зал, он вдруг привалился всей своей тяжестью к плечу Моти, так что тот чуть не упал, и заплакал: «Моти! Береги Рути, береги её! Это самая лучшая женщина в мире! Тебе досталась самая лучшая женщина в мире!
Но за что-о… за какие заслуги!.. Смотри же, береги её!..» Моти с недоумением уставился на увальня, рыдающего у него на плече.
Рути долго вспоминала неловкое и неприятное чувство, сковавшее ей скулы, когда она в оторопи глядела на эту сцену. Она беспомощно оглядывалась на своих родителей, которые с плохо скрываемой неприязнью и с таким же чувством неловкости наблюдали за рыдающим на плече худощавого зятя громадным парнем.
Внезапно он как бы услышал тогдашний разговор родителей Рути за его спиной.
Гедалья мрачно гудел, покачивая седой головой, покрытой чёрной кипой: «Ну, и друзья у нашего зятька!» — «Ну, что ты, Гедалья! — старалась не выдать замешательства Хана. — Благодари Б-га, что не этот мешок у нас в зятьях…
