билет на всю семью… — Бенци повёл рукой в сторону окружавшей его молодёжи, — он не бесплатный, а с небольшой скидкой. Я до недавнего времени работал в «Лулиании», уволился считанные дни назад. Но билет успел получить!» — «Не угодно ли назвать причину, по которой вы покинули такое престижное место?» — «Это вообще-то не имеет отношения к проверке билетов!» — «Это ваше мнение, а мы думаем иначе… Важно, что думаем мы, а не вы…» — «Но это всегда было личным делом работника…» — сверкнув глазами, пояснил Бенци. — «Ладно… у нас есть свои способы выяснить это… — туманно и с угрожающей ноткой процедил дубон. — Тогда скажите мне, пожалуйста… Э-э-э… Ага! За что вам дали семейный билет на столь льготных условиях?» — «Я… э-э-э… Всем сотрудникам фирмы давали билеты или бесплатные, или со скидкой. Кроме того, я…» — Бенци хотел пояснить, что это он разработал финансовую программу, заглавный лист которой красовался на экране компьютера, но вовремя прикусил язык.
Этот диалог, который контролёр в черно-зелёной форме вёл нарочито медленно, делая длинные многозначительные паузы, остановил напирающую толпу, которая спустя короткое время начала проявлять признаки нетерпеливого, тревожного волнения. Заволновались не только Дороны, но и Неэманы. Но дубон не обращал на это никакого внимания, он вперил в Бенци ледяной взгляд серо-голубых глаз, потом перевёл его на билет, повторив это ленивое и медленное движение несколько раз.
Стоя за спиной Бенци и прислушиваясь к его разговору с дубоном, Ирми с Максимом неожиданно узнали в дубоне того самого Антона, приятеля Керен Ликуктус, который в тот злосчастный вечер в «Шоко- Мамтоко» фактически сдал Максима полиции. Оба друга обменялись тревожными взглядами.
Дубон-контролёр с показной скрупулёзностью изучал билет, который протянул ему Бенци, и, не глядя на него, цедил: «Не понимаю и понимать не хочу, о чём вы тут толкуете, — цедил дубон, прищурившись на глубокую темно-фиолетовую кипу Бенци. — Я доложу о вас командованию».
Бенци покраснел от гнева, но мистер Неэман слегка прикоснулся к его плечу, и Бенци промолчал, тем более народ сзади уже взволнованно гудел.
«Я занесу в компьютер ваши данные…» — дубон залихватским кликом мышки открыл на экране анкетную форму и провёл по желобку сбоку от клавиатуры магнитной карточкой. Бенци и его дети наблюдали, как стремительно заполнялась форма. Бенци снова пытался что-то сказать, но дубон демонстративно не обращал на него никакого внимания. Закончив и приняв выскочившую откуда-то снизу карточку, он пересчитал по головам всех, кто был с Бенци, протянул его Бенци и буркнул сквозь зубы, скривив тонкие губы: «Вот ваша карта регистрации в «Цедефошрии». Запомните её номер — и вы, и ваши многочисленные дети…» Тут его взгляд упал на Ширли: «А это кто? Тоже ваша? Почему не рыжая, как все?» — «А у нас в семье не только рыжие, но и чёрненькие», — запнулся Бенци. Дубон подозрительно и оценивающе поглядел на неё, потом снова уставился в компьютер, где всё ещё мерцала анкета Дорона, и сделал там какую-то пометку, снова обратившись к Бенци: «Так-так-так…
Какое у вас место?» — он снова внимательно и оценивающе посмотрел на него. Бенци пробурчал номер столика и поспешил пройти вперёд, увлекая за собой свою компанию.
Случайно оглянувшись напоследок на дубона и на экран компьютера, он на краткое мгновение увидел, как на экране мелькнула и тут же исчезла картинка бешено крутанувшего колеса рулетки. Только поздно ночью, почти под утро, обстоятельства заставили его вспомнить это унижение на контроле и задуматься о причинах такого пристального интереса незнакомого ему дубона к своей персоне.
Неэманы на удивление быстро и без проблем преодолели строгий контроль. Зато Максима, который шёл рука об руку с Хели, дубон-контролёр задержал, отделил от Хели и потребовал предъявить удостоверение личности. Он долго и нудно допрашивал его по каждому пункту анкеты, несколько раз с глумливой вежливостью и нарочито громко переспрашивал, действительно ли он, щуплый коротышка, жених этой высокой синеглазой девушки, да ещё и «американки»? Он явно хотел задержать Максима на контроле. Хели с мольбой оглядывалась по сторонам. Но тут в происходящее вмешался мистер Неэман: перейдя на английский язык, он внушительным тоном подтвердил всё сказанное Максимом и попросил прекратить тормозить прохождение контроля и унижать людей бессмысленными допросами.
За контролем Доронов и Неэманов нагнал Гидон с двумя старшими сыновьями-подростками, Цуриэлем и Ореном. Бенци тихим голосом сообщил Гидону поразившую его новость: в новой «Цедефошрии» задействовали его финансовую программу, разработанную, якобы, для заказчика-хуль. «Да, знаю, — кивнул Гиди, — но разработчиком её уже числится приспешник Пительмана, Зяма Ликуктус. О тебе же распустили слух, что ты запорол разработку, из-за чего её и передали другому, «грамотному специалисту»… Но не имеет смысла и не стоит ничего доказывать».
«Ведь я оставляю в каждой разработке, так сказать, свою метку, ты знаешь. Это такие маленькие бледные буковки, бет и далет, в уголке титульного листа, которым открывается программа. Они действительно бледнее, чем были при сдаче программы шефу и чуть-чуть другой оттенок — это значит, что есть изменения по сравнению с разработанным вариантом. Если бы они были значительными, эти буковки бы полностью исчезли». — «Я тебя понимаю: это обидно. Но плюнь ты на это, Бенци!
Главное-то не в этом! Ты, наверно, знаешь: закрытая часть проекта названа компи-казино.
Тебе, когда давали задание, конечно, сказали, что эта программа исключительно на экспорт — ведь в Арцене азартные игры запрещены!» — «Принцип этой программы таков: в память вводятся все данные клиента… — горячо заговорил Бенци, невольно повысив голос: — И в результате клиент попадает в финансовый капкан компании, продавшей ему абонемент. А уже без меня они и разовое посещение превратили в абонементный капкан. Вот это действительно «великое достижение» Тумбеля и его прихлебателей!» — «Не надо было спорить с дубоном, с мальчишкой».
— «Да не спорил я с ним! — воскликнул Бенци. — Ну, пошли по местам? Ты только своих старших взял? Где вы тут сидите? А… отлично — мы рядом…»
Сектор, где сидели Дороны и их друзья, на Центропульте был обозначен кодом «Юд-Гимель».
Как и во всей «Цедефошрии», тут имелся большой экран, только подвесили его выше, чем в других секторах, да ещё криво-косо. Время от времени он то подрагивал, то слегка поворачивался. Зрители сектора вскоре по достоинству оценили эту маленькую небрежность. А пока что никто на это внимания не обращал: висит и висит себе (лишь бы не упал от собственной тяжести!). Точно так же никого до поры до времени не волновал избыток прожекторов — словно половину их общего количества собрали в этом относительно небольшом секторе. До того, как зазвучал дробно-фанфарический пассаж силонофона, знаменующий открытие Турнира, прожектора проливали на зрителей ровный и мягкий свет. Естественно, никто не придал значения и гроздьям воронок из стекловидного материала, переливающегося всеми оттенками зыбучей трясины, развешанным по всей «Цедефошрии» на уровне верхушек самых высоких ветвей деревьев.
Близнецы Блох стояли в позе вольно посреди главного прохода, рассекающего «Цедефошрию» на две неравные части, и лениво отслеживали происходящее. Оба потягивали источающие сладковатый аромат сигареты и, как мячиками пинг-понга, перебрасывались короткими замечаниями по адресу шумно и возбуждённо гомонящей толпы, занимающей места. Понятно, что самые острые и ехидные реплики они отпускали в адрес тех, кто сейчас с весёлыми лицами занимал места в секторе Юд-Гимель, а главное — в адрес пересекающей его цепочки фиолетовых подростков, которые, держась за руки, пели одну из любимых мелодий на слова псалмов, совсем недавно ставшую у них популярной.
Галь ухмыльнулся, злобно и презрительно проследил за ними глазами: «Пойте, пойте, фиолетовые, пока позволяем… После Турнира мы все ваши песни запретим, как вредные и подстрекательские — с точки зрения, конечно же, текстов…» — «Но это же на слова псалмов!» — «Вот и запретим их, как не соответствующие новой культуре, за которую — вот увидишь! — проголосует подавляющее число сидящих здесь зрителей! Ты же знаком с анализом колокола статистических предпочтений!» Гай небрежно бросил: «Хочу верить, что орлы нашего Тимми уже настроили ктивтимоны соответствующим образом. Лично я просто бы отключил фиолетовую кнопку, и — нет проблемы! Мороки меньше, чем с ихними непонятными ста-тис-ти-ти-ти-скими колоколами…» Кто-то с удивлением посмотрел на него и, озадаченно нахмурившись, покачал головой: парень проболтался об одном из секретов фанфармационной кухни.
Сзади подошёл Тим и, обняв парня за плечи, прожурчал чуть ли не ему в ухо ласковым голосом, в котором, впрочем, отчётливо звучал металл: «Гай, детка, ну, что ты раньше времени народ будоражишь? Ты что, не понимаешь? — на каждом столе мы смонтировали стандартный… э-э-э… а стало быть — со всеми кнопками! Так мой… э-э-э… Только, пожалуйста, не называйте его ктивтимон, — понизил голос Тим до еле
