фиолетовым дружкам! На жизнь им СТАФИ даст какое-то пособие: в конце концов, уж на почётную пенсию бывший главный разработчик Проекта заработал! А мы с тобой и с мальчиками поселимся тут, а то и купим для нас гораздо лучший особняк! Прекрасную виллу, достойную и нас с тобой, и наших прекрасных, талантливых мальчиков!» — и с этими словами Тим неожиданно попытался обнять Рути.
Куда девались робость и мягкость!.. Рути с силой оттолкнула огромного увальня и угрожающе подняла руку для пощёчины: «Убирайся немедленно из нашего с Моти дома!
И чтобы мы тебя тут больше не видели! А если ты ещё раз попробуешь ко мне пристать, я обращусь в полицию! Вон отсюда! Ну!!!» Тим, неприятно ухмыляясь, с причудливой смесью угодливости и наглости, попятился, сделав успокаивающий жест обеими руками: «Ухожу, ухожу, ухожу… Ну, и принцесса же ты, как я погляжу!..
Но к мальчикам я ведь всё равно буду приходить: ты не можешь запретить сыновьям принимать друзей! А насчёт полиции, я надеюсь, ты всё прекрасно поняла… Пугать меня полицией? Ха-ха-ха! Рути, милая ты моя! Ты сама не понимаешь своего счастья!» Рути отвернулась, демонстративно не глядя на незваного визитёра, обескураженного нелюбезным приёмом, который тихо, на цыпочках вышел из дома. Он успел почти вовремя. Машина Моти заворачивала на улицу. Моти был очень расстроен и даже взбешен после разговора с Арпадофелем и тем, что ему сказал присутствовавший при этом Мезимотес, а поэтому не обратил внимания на знакомую мешкообразную фигуру, спешно трусившую через дорогу к своему «Мерсу».
Когда Моти вошёл в салон, он не сразу увидел застывшую в кресле Рути, руки которой были бессильно опущены вдоль тела, лицо пылало от смеси ярости и стыда.
Увидев вошедшего мужа, она встрепенулась и заголосила: «Беда, Мотеле, беда!» — «Я и сам знаю, что беда… Похоже, меня увольняют — и говорят открытым текстом, что это из-за Ширли… Что-то там у них в ульпене произошло, то ли Ширли кого-то избила, то ли…» — «Ширли избили! Наше счастье, что Арье их встретил, её и ещё несколько девочек привёз к себе… Говорит, чуть не у мусорного контейнера их нашёл, они там прятались… Он уж привёз её к себе домой и немного в порядок привёл… Она же у нас такая слабенькая, впечатлительная!..» — «Ты что, не поняла, что я сказал? Меня увольняют… вернее, предложили самую низкую должность под началом Пительмана, даже не его, а его главного холуя Ликуктуса!
Отвратный тип, я тебе скажу! Бенци тоже хорош!.. Даже не предупредил об этом…» — «Это ты не слушаешь, что я тебе говорю!» — «А что ты говоришь?» — опешил Моти.
— «Зря мы отпустили нашу девочку снова туда! Там та-акое было, тут по телевизору показывали… Короче, они закрыли ульпену, да и все религиозные школы в Меирии… других-то там всё равно не было! Надо её обратно домой привезти и отдать в нормальную гимназию… Может, увезти из Эрании — на Юг, или на Север, неважно, найти что-нибудь там…» — «Тогда уж лучше, сразу в Австралию — это уж наверняка Юг!.. И у меня будет достойная работа, и у неё никаких Доронов и антистримерства там не будет. И школа хорошая, и студия высокого уровня! Займётся анимациями, ей же очень нравится это дело — и забудет фиолетовые дела…» — «Ой, в Австралию я бы не хотела… А что с мальчиками?» — «Не знаю…» — «Ладно, сейчас поедем к Арье: она там… Я перед нею на колени встану…» — лепетала в отчаянии Рути, но Моти покачал головой: «Не поможет: ты плохо свою дочь знаешь!..» И они оба выскочили из дома.
Не успели они отъехать от дома, как с другой стороны улицы появились их сыновья в полной боевой выкладке дубонов, следом за ними к калитке подошли две смазливенькие девчонки-близнецы, это были их подружки Смадар и Далья. Моти и Рути их уже не заметили.
Накануне днём, привезя племянницу к себе, Арье отвёл её в комнату, которую в обычное время занимал первенец Цвика. Ширли заверила дядю, что ей надо только отдохнуть после пережитого и переночевать тут, после чего она отсюда уйдёт, не будет их стеснять. Арье, конечно же, резко ответил: «Не говори глупостей! Мы же родные люди! Сначала тебе надо как следует в себя придти, окрепнуть, до этого я тебя просто никуда не отпущу!» Ширли не предупредила Арье и Тили, что она не хочет, а на самом деле боится встречаться с родителями после того, что случилось в ульпене. Арье тоже не успел толком поговорить с нею, а Тили только попыталась немного успокоить её перед тем, как та уснула в комнате Цвики, которую он в последнее время делил с Нахуми.
Назавтра во время обеда Ширли услышала, как Арье кому-то по та-фону рассказывает о том, что с нею произошло. «Арье, — тут же вскинулась Ширли, — ты кому это обо мне рассказываешь?» — «Ты знаешь… э-э-э… — замялся дядя. — Я просто обязан был это сделать… Ну…» — он густо покраснел. — «Ты сейчас звонил моим родителям?» — звенящим голосом спросила Ширли. — «Э-э-э… В общем — да…» — «Я тебя просила об этом?! Просила? Да?! Ведь вы давно уже не общаетесь…» — «Я думал, ты сама хотела им позвонить, но не смогла дозвониться…» — «Я бы тебе сказала! Я не хочу идти домой! ПОНЯТНО?» — «Но почему, девочка моя? — ласково спросила Тили, — мы с Арье думали, что сейчас ты захочешь быть с папой и мамой — это же так естественно…» — «Нет!!! И не спрашивайте ничего!..» — «Но они сейчас приедут…» — «Значит, отсюда должна буду уйти я! — крикнула девочка, отодвигая тарелку и вскакивая из-за стола. — Я не могу и не хочу домой!
Понимаете? Там братья могут появиться!» — «Ширли, девочка, успокойся… — заговорила Тили. — Ничего плохого не случится… Ну… Мы скажем маме и папе, что ты поживёшь у нас, пока ситуация успокоится…» — «Да они же меня в Австралию хотят увезти! А теперь снова начнут настаивать и давить! Нет, ни за что! Я ухожу!.. Вам спасибо за всё, но… И вообще, я должна быть с моими друзьями… Мне Ренана, кажется, говорила, где они сейчас…» — бормотала девочка, бросившись в комнату, где она ночевала, и захлопывая дверь. Она принялась лихорадочно переодеваться и собирать сумку. «Ширли, успокойся, может, они ещё не скоро… Хотя бы доешь…» — взывал к ней Арье через неплотно закрытую дверь. Ширли не отвечала.
Арье в растерянности стоял у двери в комнату, которую он предоставил племяннице.
Он только что позвонил Рути — через столько-то лет отсутствия контакта с семьёй сестры! — и сказал, что их дочь у них в доме. Блохи могут в любую минуту заявиться, а девочка собирается уходить… И ведь уйдёт же! — упрямая!!! Что теперь делать!.. Что они с Тили скажут Блохам?..
После резкого разговора с дядей и тётей Ширли быстро собралась, но вдруг остановилась в нерешительности, села на кровать. Она снова явственно увидела сцены налёта дубонов на ульпену: их кошмарные, словно оловянные, лица, лицо Ренаны в момент, когда она, не помня себя, ударила дубона, напавшего на неё, пытавшегося… Ширли ощутила острое желание увидеть хоть одним глазком Ноама, и где-то на задворках сознания, как в тумане почему-то мелькнуло лицо Рувика, склонённое над гитарой… а потом всё заслонило растерянное лицо отца. Ширли тяжко вздохнула, не в силах разобраться в себе, кого она сильнее хочет видеть — отца или Ноама. По щеке скатилась слезинка. Она ещё раз вздохнула, всхлипнула…
Из-за двери слышались голоса Арье и Тили, упрашивавших её доесть. Ширли вежливо отказалась, поблагодарила их за всё — и больше не сказала ни слова…
Было около 3-х пополудни, но из окна в комнату лился странный, тусклый свет.
Впрочем, к этому они в Меирии уже привыкли. Ширли вспомнила последний разговор с отцом, когда он отвозил её в Меирию. Вдруг, как острой иглой, её пронзило: «Теперь, увидев, во что превратилась Меирия, они точно захотят отвезти меня в Австралию, захотят меня оградить от всего этого, от моих друзей, от Ноама!» В этот момент, подумав о Ноаме и связав это с настойчивыми разговорами отца об Австралии, приняла решение. Все мысли и сомнения заслонила одна мысль: она должна немедленно, до их появления у Арье, бежать и спрятаться там, где родители достать её не смогут, и, конечно же, не смогут увезти ни в какую Австралию.
Рассудок замолчал — и надолго. Ею двигало стремление увидеть Ноама и страх перед попыткой родителей увезти её в Австралию. И если для этого надо будет пойти пешком в Неве-Меирию, значит, она пойдёт туда пешком! На мгновенье мелькнула немножко фальшивая мысль, что она не может слишком злоупотреблять гостеприимством семьи Арье, они же и без того должны ухаживать за больным дедушкой.
С родителями ей вообще не хотелось объясняться, особенно после налёта в ульпене.