расспрашивайте её ни о чём… Пока…» Ноам удивлённо и укоризненно поглядел на Ирми и что-то пробурчал.
Ирми помолчал, потом заговорил: «Наши уже сейчас требуют расследовать это дело.
И вообще, по какому праву почти сразу после объявления указа «сам-себя-назначенного» исполняющего обязанности рош-ирия Эрании, до того, как они успели подать протест, к ним послали дубонов, которые и устроили этот погром… А сейчас, ребята, вернитесь в студию… Я не понимаю, почему вы не спите в такой поздний час? Из дома… даже не прошу, а требую! — ни под каким видом не отлучаться! Я хочу подскочить к Магидовичам, почему-то не могу с ними связаться, чтобы сказать:
Ширли у нас… От вас с Нахуми я привет передам, не волнуйся…» Но тут у него из кармана раздался сигнал ницафона: звонила Хели, попросив его немедленно подойти к ним по поводу несчастной девушки, и Ирми, успев только сказать Ноаму, что его поход к Магидовичам откладывается, стремительно выскочил из дома, на ходу переводя ницафон в режим защиты.
Девушки проснулись и почти одновременно из разных комнат направились в ванну, почти столкнувшись у самых дверей. Обе не могли скрыть изумления. Умываясь и причёсываясь, перебивая друг дружку, они обменялись рассказами о своих приключениях. Только про Сареле Ренана рассказала не сразу.
Ренана распахнула шкафчик туалетного столика в ванной комнате и всплеснула руками: «У меня идея! Знаешь, чем мы с тобой сейчас займёмся?» — «Не-а…» — растерянно лепетала удивлённая Ширли. — «Вот смотри: тут у нас целый склад париков, которые мы с мамой и бабушкой Шоши когда-то делали на Пурим. Бабуля и маму научила!.. Ты бы знала, какие костюмы мы втроём мастерили! Мама наловчилась делать отличные парики, а мы с бабулей — костюмы. Их они, наверно, увезли в Неве-Меирию, или просто роздали желающим, а парики почему-то остались!» Едва соображая, Ширли кивнула головой.
Ренана привела Ширли в ту комнату, которую когда-то занимали мальчишки — теперь сюда перенесли кое-какие вещи из девичьей комнаты. Ширли тут же забралась с ногами в старое ободранное кресло. Ренана вытаскивала из свёртка один парик за другим, расправляла, надевая на кулак или на растопыренные пальцы руки. У каждого парика была интересная история, что она и поведала подруге.
Ширли с лёгкой завистью думала: до чего же весёлая и радостная жизнь была в этой семье! У Блохов тоже было весело, но теперь радости своей семьи ей казались какими-то тусклыми в сравнении с тем, как жили Дороны. Разве что поездки за границу и походы на пляж всей семьёй, купанье в море вместе с братьями, милыми добродушными толстячками. Она с грустью описала Ренане большую фотографию, что висела у них в салоне: трое хохочущих детишек держатся за разноцветный резиновый круг и бьют по воде ногами — кто сильнее? Папе тогда удалось поймать отличный ракурс! Теперь эта фотография осталась на стене памятью об их детском восторге, а радость тех дней исчезла — и больше не вернётся…
«Нет, мы ходили купаться по отдельности — я с мамой, а папа с мальчиками. Папа научил мальчиков плавать, а мама сама не очень умеет. Ну, должна же я чего-то не уметь! — воскликнула Ренана и тут же оборвала себя: — Но давай же займёмся париками! Надо подобрать из того, что есть, несколько штук…» — «А зачем?» — спросила Ширли, покорно позволяя подруге напялить себе на голову забавный ярко-рыжий, почти красный, весь в кудряшках, парик, тогда как сама Ренана надела парик с прямыми, длинными серебристыми волосами. Ширли глянула на неё и прыснула: «Ну, ты и выглядишь! Но объясни, зачем это нам нужно? К Пуриму, что ли?…» — «Чтобы… мало ли что… менять облик. Я чую, что это нам может пригодиться…» — «А зачем?» — «Понимаешь ли… мне серьёзно грозит арест — я же избила двух дубонов! На самом деле, штилей… впрочем, неважно… — скороговоркой пробормотала она. — Нападение на власть! Это я от них защищалась, но ты же знаешь — кому это интересно!.. — и девушка неожиданно помрачнела. — После того, как они забрали папу… И вообще… ты самого ужасного не знаешь… Даже не знаю, стоит ли тебе рассказывать…» — «А почему нет? Я же не маленькая девочка…» — «Ты права, конечно, но… Дело не в тебе… Я сама ещё не очень могу об этом… Ладно…» — и Ренана, помрачнев ещё больше, начала, запинаясь, рассказывать Ширли про Сареле.
Голос её звенел невыплаканными слезами. Лицо Ширли снова начало бледнеть, но Ренана ничего не заметила; произнеся имя Ирми, она вдруг встрепенулась и воскликнула: «А кстати!.. Где сейчас Ирми? Он же меня сюда привёл! Потом я уснула…» — «Он и меня нашёл тут рядом и привёл сюда. Наверно, ушёл по тем же делам…» — чуть слышно пролепетала Ширли. — «Пошли, посмотрим, что там, в салоне делается. Мальчики наверняка знают…» — и она, вскочив, потянула Ширли за собой. Девочки даже не заметили, что выскочили из комнаты в париках.
В салоне вокруг стола сидели братья Дорон и Магидовичи. Шмулик поднял голову от толстого тома, воскликнул: Ребята, посмотрите на наших девочек! Блеск!» — и радостно засмеялся. Рувик уставился на Ширли, но смотрел он не на парик, а на потерянное, опрокинутое её лицо, так не вязавшееся с задорными огненно-рыжими обрамлявшими его кудряшками. Он тут же спросил: «Девочки, что случилось?» — «Во- первых, у вас всё беседер?» — заботливо осведомился Ноам. — «Ну, в общем-то… да… — бесцветно отвечала Ренана. — Просто я сейчас рассказала Ширли про Сареле, вот она и… И ещё… э-э-э… Где Ирми?» — «А он пошёл к Хели и Макси — узнать, как там Сареле… и вообще… Думаю, скоро вернётся…» — «А он что, не звонил?» — «Н-н-нет…» — промямлил Ноам и внезапно подумал, что должен был сам связаться с Ирми и Максимом. Он смущённо глянул на Ширли и попросил: «Я сейчас закончу с мальчиками этот раздел — и мы… Если он, конечно, до того сам не объявится…» — и они снова углубились в лежащий перед ним толстый фолиант. Только Шмулик обронил: «Отличная идея, девчата! Придумайте что-то и для нас!» — «Подумаем, поищем. Может, придётся вручную смастерить…» — проворчала Ренана.
Ноам захлопнул толстый фолиант, и ребята с явным облегчением последовали его примеру. От стола все четверо рванули в студию, собираясь продолжить работу.
Ноам, вздохнув, поплёлся за ними, на ходу включая ницафон. Он установил его в режим защиты и связи. С клавиатуры полился тихий красивый мотив — музыкод соединения с Ирми. Долгих полминуты звучал этот мотив, повторяясь снова и снова, но ответа так и не поступило. Ноам закрыл прибор, потом снова попытался повторить вызов, но с тем же результатом. Он попробовал связаться с Максимом, потом с Хели, но… То ли связи не было, то ли… но об этом парню думать не хотелось. Он пробурчал: «Наверно, «чёрная дыра»… бывает… Мы ещё не научились их пробивать».
Близнецы побуждали самих себя и младших друзей активней подбирать мелодии в различных регистрах и вариантах, но сейчас это у них плохо получалось. Всех мучило беспокойство за отсутствующего Ирми, за Бенци, о котором так до сих пор и не было ничего известно, за Гилада и Ронена, которые, по их расчётам, должны были бы уже и появиться. Цвика и Нахуми сегодня никак не могли связаться с отцами, и это их удручало.
Глядя на кузенов, и Ширли ощутила острое беспокойство за отца, перемешанное с угрызениями совести — ведь она сбежала из дома Арье, узнав, что вот-вот должны придти родители. Кидая взгляд на Ноама, она не могла избавиться от раздирающих её мучительных чувств, навеянных мыслями об отце…
Вечером после ужина близнецы уселись на продавленном старом диване в салоне и начали грустно музицировать. У их ног пристроились братья Магидовичи. Шмулик наигрывал грустную мелодию на флейте, а Рувик подыгрывал на гитаре и грустно напевал без слов.
В салон неожиданно вошла Ренана, а за её спиной замаячила Ширли. Рувик тут же перестроился, взял аккорд в другой тональности, чем вызвал у Шмулика сильнейшее недоумение, побудив его отнять флейту от губ, и затянул, глядя в пространство:
Ты мне грезилась грустной мелодией
На границе меж явью и сном
Расходящейся трелью арпеджио
Расплывалось дробилось лицо
Взор лучился тоскою неясною
Эхом гулким бродя в узких улиц щелях
Погрязая в туманах дождях
Септаккорды тритоны и септимы
Разрешений искали Увы
