разбежались!..
Осталось меньше половины… Нам пришлось Ноама и Ренану оттуда эвакуировать.
Ренана попросилась в общежитие, а Ноам почему-то не смог добраться до дома…» Ирми замолчал, отвернувшись, потом, оживившись, поднял голову и произнёс: «У Максима появились идеи. Вот он подойдёт и всё сам расскажет. Ноам тоже с ним.
Если бы они с daddy поехали, им бы удалось добраться до дома. Да ещё в общагу Ренана попросила её забросить… У меня тоже не получилось добраться: я только глянул на эти распухающие пробки на дорогах — и понял, что до Неве-Меирии нам нынче не добраться. Daddy, наверно, просто заблудился, оказался на параллельном маленьком шоссе — и это ему помогло… как ни странно! Шоссе, ведущее не только в Неве-Меирию, но и в Шалем, оказалось почти недоступным: все полосы движения почему-то вели только в Эранию. Нам словно бы хотели внушить: всех привлекает «Цедефошрия», а пуще всего — Турнир. Ведь не все смогли попасть на это выдающееся событие в культурной жизни Арцены!..» — «А, может, всех и правда втягивало туда какой-то неведомой силой, заложенной в угишотрии? Или они специально закрыли эту полосу…» — предположил один из близнецов. Ирми пожал плечами и снова заговорил: «Короче, ребята, какое-то время вам придётся пожить тут, хотя бы пока мы не найдём надёжный способ переправить вас в Неве-Меирию. С йешивой Гилад договорился, пока вы спали… Дедушка, рав Давид, тоже согласился, что лучше его непутёвые внуки несколько дней, самое большее — недель, пропустят занятия, чем сядут в тюрьму.
Сейчас Ноам придёт, он и будет заниматься с вами. Но вы и сами тут можете организоваться — вы грамотные, почти взрослые, а книги тут есть… Вы, Шмулон и Рувик, займитесь с Цвикой и Нахуми — вам только на пользу».
«А где всё-таки папа?» — вдруг спросил Рувик. — «Я надеюсь, что скоро он будет с нами»? — уклончиво проговорил Ирми. — «А мама? Что с нею?» — не отставал теперь уже Шмулик. — «С мамой дедушка и бабушка… и с младшими. Мне удалось с daddy связаться по ницафону! — снова уклонился Ирми от прямого ответа, и чтобы увести ребят от сложных вопросов, с преувеличенной энергией быстро заговорил: — Я слышал, Рувик, что ты только что предположил. Ты правильно догадался. Это именно он — угав-орган. Хотя на самом деле, угав иногда так и переводят — орган. Мне, по правде говоря, трудно дать точное описание древнего угава. Поэтому, чтобы не получилось «масло масляное», ваши руководители решили назвать это большой угав.
Ну, а тот, на котором вы так славно выступили, получается — малый угав… Народу в самом деле понравилось, из-за этого они и заблокировали фиолетовую кнопку… И вот… мы заканчиваем первичную сборку макета, чтобы можно было опробовать в действии… Если учесть кошмарные воронки, то надо спешить…» Ребята смотрели на него во все глаза. Ирми прибавил: «Вам тоже дело найдётся — будем вместе доводить конструкцию до ума… Ещё и Максим с друзьями и ваш братишка…» Четверо мальчишек уселись прямо на полу в углу комнаты и с интересом поглядывали, как Ронен вместе с Гиладом и Ирми принялись, переговариваясь вполголоса, собирать большой угав.
Послышались шаги, раскрылась входная дверь, и из салона послышались голоса — возбуждённый тенорок Максима и мрачноватый, немного в нос, басок Ноама. И вот уже оба входили в комнату. Близнецы вскочили и бросились к брату, который крепко прижал их к себе, бормоча: «Братишки… братишки…» Они уселись рядом на пол, но вскоре Ноам вскочил и присоединился к остальным, манипулирующим с затейливой конструкцией. Он только обронил: «Нет с нами Гидона — он бы сразу догадался…» — но в следующий момент сам же и придумал, что надо делать. Рувик жадно наблюдал за братом и неожиданно тихо выдал своё замечание, которое было с благодарностью принято. Ноам печально улыбнулся ему, близнецам даже показалось, что в его глазах мелькнуло нечто, похожее на слёзы, и продолжил свою работу.
Ронен сел подле собранного на живую нитку неуклюжего инструмента и положил руки на клавиши, близнецы приблизились, Ноам за ними следом. Но Ронен сказал: «А вот этого не советую: мы ещё не приспособили молоточки-глушители. Все присядьте к окну. Ирми, окна лучше задраить…» Раздались знакомые звуки шофара, в них то и дело вплетались грозные и тревожные тремоло… Иногда удивительный инструмент издавал знакомые напевные звуки духовых инструментов, но главное — необычная энергетическая мощь, которая не была ни в коей мере связана с громкостью звучания. Поначалу казалось, что немного закладывает уши, но вместе с тем ребята ощутили прилив энергии, и словно бы испарилась усталость и все тревоги с кошмарами вчерашнего дня. Шмулику показалось, что теперь он может всю ночь просидеть над книгами. Лицо его чуть порозовело, он глянул на близнеца, потом на старшего брата и увидел, что и у тех глаза засияли воодушевлением. Угрюмая печаль на лице Ноама уступила место выражению озабоченности.
Ронен опустил руки, наступила тишина. Все какое-то время молчали, ошеломлённые.
Потом Гилад, как бы очнувшись, покачал головой: «Ох, ребята, не слишком ли сильно получилось? Я даже начинаю опасаться, что если нам удастся довести этот большой угав до ума и публично задействовать его, то нас могут обвинить в звуковом наркотике самой убойной и смертоносной силы…» Ирми тоже казался возбуждённым более обыкновенного, он оживлённо, даже слишком оживлённо, заговорил, то и дело горько усмехаясь: «Да, Гилад, обязательно обвинят — в самых страшных преступлениях! Если и не за что, то — просто по привычке! Как будто нас уже не обвинили в смерти Ашлая… Офелия с Тумбелем — главные прокуроры!» Близнецы уставились на Ирми, перевели взгляды на Гилада с Роненом, переглянулись между собой, тогда как Цвика и Нахуми в свою очередь уставились на них расширенными от страха глазами. Ноам с мрачной усмешкой покачивал головой. Ирми, как бы не замечая недоуменных взглядов подростков, перешёл на серьёзный тон: «Но какое нам дело, в чём нас теперь обвинят! После Ашлая-то…» — «Расскажи ребятам, что там с Ашлаем, — встрял Гилад. — Они же и этого не знают: я как-то забыл им рассказать…» И Ирми коротко рассказал то, что нам уже известно. Реакция ребят оказалась предсказуемой: они не на шутку перепугались. Пришлось на некоторое время прервать демонстрацию большого угава, которая возобновилась только после обсуждения личности покойного и обстоятельств его смерти. Близнецы наотрез отказывались согласиться с тем, что из-за этого обвинения им придётся длительное время скрываться и отсиживаться вдалеке от родных и друзей. Они готовы были тут же бежать и доказывать, что ни шофар, ни угав никому не могут принести никакого вреда. Наконец, Ирми потерял терпение и прикрикнул на них: «Вы будете сидеть тут столько времени, сколько понадобится… или… я у вас угав и гитару отберу…
Вы что, хотите папе навредить?! Нечего сказать — хороши сыновья!» Близнецы притихли. Только Рувик резонно заметил: «А что, сюда дубоны не придут?» Ирми смущённо переглянулся с Гиладом и Роненом: об этом они действительно не подумали.
Помолчав, Ирми обратился к Гиладу и Ронену: «На самом деле, мы не собираемся выставлять большой угав на публику, тем более — на Турнир… да и не будет у нас больше никаких Турниров!» Максим заметил: «Если учесть, что этот Турнир задумывался этаким тихим «культурным» переворотом. Смерть Ашлая, они, конечно, не планировали — ведь этот «Чего-Изволите» им особо и не мешал — чего возьмёшь с Рошкатанкера!.. Зато его смерть во время Турнира пришлась очень кстати: есть, в чём фиолетовых обвинить. Приём, из истории известный! Мы ещё увидим — под маской «светлой памяти убиённого» они посадят на его место своего человечка. Мне уже интересно, кто у них станет рош-кнуфия!
Ах, простите — рош-ирия… — он слегка поклонился Ноаму, который недовольно поморщился. — А по-нашему, по-простому — Рахан…» — «Но это же просто слово, сам знаешь, что оно означает… — слабо запротестовал Ноам, пояснив по-английски: — bent over (склонился)…» — «Ага… Понимай, как хочешь. Рахан — тот, кто отлично знает, перед кем пригнуться, или изобразить этот жест, преподнеся его массам на высшем уровне правдоподобия, что даёт возможность и всех согнуть.
Между прочим, по-русски звучит похоже — Пахан, а власть Пахана и приспешников — Паханут… Бени с Эльяшивом придумали… Правда, красиво?.. — смутившись, усмехнулся Максим и серьёзно заключил: — Словом, итогом Турнира и неожиданной смерти Ашлая явится фактическое превращение решут-ирия в респектабельную решут-кнуфия, коротко — Раханут. Увидите — на пост Рахана взберётся один из главарей фанфаризаторов».
«Макс, кончай запугивать детей своими российскими ассоциациями — им это вовсе ни к чему знать! — хмуро перебил его Ирми, — вернёмся к нашим баранам, то бишь — к большому угаву. Учитывая, что, как ты правильно заметил, этот Турнир фанфаризаторы задумали для тихого, как бы законного захвата
