Квардилион

камнями, а мы крушим, тесним, кричим. Крик опьяняет нас, крик помогает нам не замечать ударов, не спотыкаться о тела убитых и даже…

Он размахнулся пращей и метнул. Я укрылся щитом. Он прыгнул на меня – я упредил его мечом. Он упал. Я склонился, ударил – он дернулся и замер. Я посмотрел ему в лицо – и ужаснулся! Я встал перед ним на колени… Нет-нет! Я подскочил и громко крикнул:

– Барра!

Крик разъяренного слона сильнее памяти. Я снова поднял меч и двинулся дальше. Меч поднимался, опускался, поднимался, опускался. Строй был давно уже нарушен, каждый бил в одиночку. Спешили. К рассвету всё должно быть кончено. Ведь если хоть один из них останется в живых и запоет при виде солнца, то, говорят, случится нечто страшное. Я поднимаю, опускаю меч. Я поднимаю, опускаю – и толпа редеет, падают последние. Никто из них не убегает, они как и прежде надеются, что хоть один из них увидит солнце, и тогда…

Напрасно. Мы стоим на площади. Я командир, и под моим началом восемнадцать воинов, квардилия. Пять квардилий – штандарт, пять штандартов – колонна. Тот, кто бросался на меня, лежит с открытыми глазами. И все они лежат. Мы победили.

– Барра! Барра!

Короткая команда, левое плечо вперед – и сомкнутым строем, укрывшись щитами, мы покидаем площадь.

В городе ни огонька. Перепуганные жители не спят, они все как один следят за нами сквозь щели ставен. Несчастные! Зачем их пригнали сюда? Кому понадобился этот пыльный жаркий город? Не будь здесь никого, его давно бы занесло песком. И пусть тогда бы духи мертвых собирались и пели и строили свой Храм и снова пели.

Мы покидаем город.

– Р-раз!.. Р-раз!.. Р-раз!!!

Нас ждет горячая похлебка с маслом и двойная порция вина.

А на востоке розовеет небо.

… Всё это было вчера. Сегодня мои воины ушли. Привели новобранцев. Я говорил с ними, шутил. Двух или трех из них убьют в ночь накануне следующего весеннего равноденствия, а кто-нибудь просто сойдет с ума. Те, что ушли сегодня, были белые как мел. Шутка ли – сражаться с духами!

Да, воинов меняют, квардилионы остаются. Словно мы не люди! Что я, ничего не понимаю, что ли? Да я его сразу узнал! Прошлой весной он шел со мной рядом, кричал, бил их железной палкой. А вчера…

Толпа бы никогда до этого не додумалась. Стояли бы словно бараны. И вдруг – обученные пращники! Строй. Дисциплина. Навык. И, главное, его лицо – шрам на правой скуле. Я еще, помнится, как-то спросил у него… А вчера ночью он хотел меня убить, только я упредил, а потом наклонился, узнал… Я ошибся? Что ж, можно вернуться на площадь…

И не увидеть ничего. Площадь будет пуста – на распростертых тел, ни крови, ни вообще каких-либо следов. И так всегда: когда восходит солнце, тела исчезают – тех, из толпы, и наших воинов. А ровно через год они уже вместе выходят на площадь. И двое из моей квардилии, которые вчера были убиты, на следующий год будут стоять в толпе. И двое из соседней – там же. И десять от штандарта, до полусотни от колонны. И это уже будет не толпа, а смелые, обученные воины. И если их товарищи вчера составили отряд отменных пращников, то эти через год…

О, мне не страшно, нет. Но это же безумие! Я не могу сражаться со своими! Сейчас я встану и возьму свой меч – короткий, боевой – и выйду на плац. Ночь, все спят. А я опущусь на колени, прижму меч острием к животу – и резко брошусь на него, всем своим весом! Так я умру в третий раз. Но перед смертью громко крикну:

– Барра!