— Ах, вот оно что! — сказала она с явно заметным облегчением. — Да, конечно. Не знакомый, а знакомая. Женя Буданова. Хотите с ней поговорить?

— Да, если это…

— Пожалуйста. Запишите номер ее мобильного… Евгения Ниловна.

— Она не…

— Она не замужем, если вы это хотели знать.

Я хотел знать вовсе не это, но не стал спорить, а вежливо попрощался.

Время было не такое уж позднее, и я набрал продиктованный Еленой Геннадьевной номер.

— Здравствуйте, Петр Романович, — произнес мягкий женский голос, низкий, но не прокуренный, как это иногда бывает, а такой, каким могла бы петь россиниевская Золушка — печальный, обнимающий слух.

Впрочем, меня не голос удивил, а обращение.

— Вы меня знаете? — спросил я довольно глупо, вместо того чтобы поздороваться.

— Олег рассказывал мне о ваших встречах и дал номер вашего телефона на тот случай, если… В общем, на всякий случай. Судя по тому, что вы мне звоните, вы много думали сейчас об Олеге и о его…

Она замолчала и, по-моему, тихо всхлипнула, но это могли быть и помехи в эфире.

Парицкий никогда не говорил мне об этой женщине. Почему? Она должна была играть очень важную роль в его системе ценностей. Или, может быть, не она сама, а только ее профессия, и тогда действительно можно было понять, почему Олег Николаевич ни словом о Будановой не обмолвился.

— Я… — пожалуй, мне нужно было лучше подготовиться к разговору, а не мекать, придумывая на ходу необходимую фразу. — Мне хотелось бы поговорить с вами об Олеге Николаевиче. Если у вас есть свободное время…

— Приезжайте, — просто сказала она. — Если хотите — прямо сейчас.

Я растерялся. Ехать на ночь глядя в Питер? Да я только до Финского вокзала доберусь хорошо если к полуночи, а дальше-то что? Уж не предлагает ли она мне заночевать у нее?

— Я вообще-то живу в…

— Знаю. А я в Репино, вы можете быть у меня через полчаса, если успеете на автобус, отходящий в четверть одиннадцатого. А обратно на последний — в одиннадцать сорок пять.

Вот оно что. Репино, надо же! Наверняка Парицкий уже пользовался этими поздними рейсами. Интересно, какие между ними все-таки были отношения. И ведь он мне ни разу…

А почему он должен был мне об этом рассказывать?

— Хорошо, — сказал я. — Так и сделаю. А ваш адрес…

К автобусу я подбежал, когда водитель уже закрывал двери.

* * *

Я ожидал увидеть женщину лет тридцати пяти, того же возраста, что и Парицкий, а дверь мне открыла старушка — божий одуванчик, и я, растерявшись, спросил:

— Могу я видеть Евгению Ниловну?

— Проходите, Петр Романович, — пригласила старушка знакомым голосом и направилась в глубину квартиры. — Петр Романович, — сказала она, не оборачиваясь, — что же вы там стоите? Проходите в комнату. Пальто — на вешалку, пожалуйста. Тапочки под вешалкой, поухаживайте за собой сами, а я пока приготовлю чай.

Я поухаживал. Когда минуты через три я вошел из прихожей в большую комнату, обставленную старой, шестидесятых годов, как мне подсказывала память, болгарской мебелью, на круглом столе, покрытом цветастой клеенкой, уже стояли наполненные чашки, от которых поднимался пар, и лежал на большой тарелке аккуратно нарезанный магазинный кекс.

Я попробовал оценить на глаз, сколько лет хозяйке, усевшейся в покрытое бордовым покрывалом кресло и показавшей мне на один из стоявших около стола стульев. Семьдесят? Больше. Семьдесят пять? Восемьдесят? Могло быть и восемьдесят, у Евгении Ниловны была тонкая кожа со множеством прожилок, но почти не видно морщин, а голос молодой, и бывшая жена Парицкого назвала ее по телефону Женей — не могла она так панибратски говорить о человеке вдвое (если не больше) старше себя!

— Что вы так меня изучаете, Петр Романович? — поинтересовалась Евгения Ниловна, разглядывая меня, в свою очередь, так пристально, будто хотела прочитать не только причину моего интереса к Парицкому, но и всю мою жизнь от рождения до текущего момента.

Понятно, я не нашелся, что ответить, и потому задал свой вопрос, надеясь сразу направить разговор в нужное русло:

— Олег Николаевич обращался к вам за консультациями по вопросам генетики, верно?

— Конечно, — кивнула Буданова. — Олег — гений в математике, но в биологии разбирался на уровне читателя научно-популярных журналов.

— Вы давно…

— Я работала до пенсии в институте генетики и селекции… Берите кекс, Петр Романович, он свежий, сегодня купила. Олег как-то пришел на наш институтский семинар, я делала доклад по расшифровке генома. Не человека, о человеке тогда речь не шла, я рассказывала о кольчатых червях. Он подошел ко мне после семинара и сказал: «Вы можете ответить мне на несколько глупых вопросов?» Это было незадолго до того, как меня отправили на пенсию…

— Я ожидал… — сказал я в некотором смущении. — Елена Геннадьевна назвала вас по телефону Женей, и я подумал…

— Ах, Ленка, — всплеснула руками Буданова. — Это в ее стиле. Мы все называли друг друга по именам, у Лены иначе не получалось, она в принципе не способна назвать человека по имени-отчеству, у нее из-за этого всегда на работе проблемы с начальством. И чтобы избавить вас от лишних вопросов, Петр Романович, скажу, что я живу в Репино уже четверть века, даже больше, почти тридцать лет. Олег потому и купил себе после развода домик в поселке, чтобы ко мне ближе. А я оказалась на его пути случайно, что бы сам он ни говорил по этому поводу, на моем месте мог оказаться любой наш сотрудник, потому что в то время Олег еще ничего не понимал в генетической структуре счетчика, у него было рассчитано только само сгущение, и приблизительно он знал — точнее, думал, что знал — день, вот и выбрал именно тот, когда у нас шел семинар, чтобы увеличить вероятность верного выбора… Я вижу, вы не очень понимаете то, что я говорю…

— Напротив! — воскликнул я. — Ваши слова подтверждают то, о чем я все время думал. И то, о чем мне рассказывал Олег Николаевич.

— Но вы так на меня посмотрели…

— Нет, я просто подумал: как могли бы развиваться события, если бы в тот день доклад делали не вы, а…

— А, скажем, профессор Чудинов, который заболел, и потому на то заседание перенесли мой доклад, запланированный на следующую неделю? Знаете, Петр Романович, мы с Олегом много об этом спорили. Ведь выбор не от него зависел, и следовательно, в его последовательность укладываться не мог, тут получилось пересечение двух числовых последовательностей. Олег считал, что и в этом есть какая-то скрытая пока закономерность, а я возражала, потому что на самом деле: ну что могло быть общего в генетических счетчиках Олега и нашего дорогого профессора? Но я вижу, вы опять не очень понимаете…

— Напротив! — воскликнул я еще раз. — Именно так я и подумал, когда вы упомянули профессора…

Евгения Ниловна поставила на блюдце свою чашку, вытерла салфеткой уголки рта и сказала:

— Давайте начистоту, Петр Романович. Расскажите, что вы знаете, что Олег вам сказал и как вы все это поняли. Если вы в чем-то ошибаетесь, я вас поправлю. На вопрос, почему Олег оказался именно в тот день и час на том злосчастном пруду, мы с вами ответим, а вот на вопрос, почему он сделал именно такой выбор… Боюсь, ни математика, ни генетика…

— Нет, — сказал я. — На второй вопрос, по-моему, ответить как раз легче легкого. У Олега Николаевича просто не оставалось выбора. Меня интересует не это. Меня интересует: почему он все-таки пошел в тот день на пруд, зная, что выбора у него не будет. Ведь он знал это, да?

— Я налью вам еще чашку? — спросила Евгения Ниловна. — Вам сделать крепче или слабее?

Вы читаете № 7 2007 г.
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату