Войскунского.
Много лет Евгений Львович вместе с Дмитрием Биленкиным и Аркадием Стругацким руководил Московским и Всесоюзным семинарами молодых писателей-фантастов. Для нас Войскунский был не учителем — научить писать никого невозможно. Он и не пытался. Войскунский давал каждому из нас намного большее — он учил нас, как следует жить. Но вовсе не проповедями или нотациями, а просто присутствием, самой возможностью общения с ним. Ведь это невероятно важно, когда рядом находится талантливый и мудрый человек. Он и теперь остается для нас Наставником — внимательным, строгим и чрезвычайно доброжелательным. Его интеллект и талант неподвластны времени — Войскунский продолжает писать замечательные, умные и честные книги, радуя своих читателей и друзей.
ВОСПОМИНАНИЯ
Евгений Войскунский
РЕФЛЕКС ПОИСКА
В мае 1979 года мы отправились на выездное заседание Совета по приключенческой и фантастической литературе в Новосибирск. В составе делегации был калининградский писатель Сергей Снегов.
Это имя мне знакомо довольно давно. Мы тогда еще жили в Баку, и однажды Лукодьянов сказал: «Ну надо же! Появился писатель, которому лень придумать свое название книги, взял у Уэллса — «Люди как боги». Это же нахальство!» И он протянул мне ленинградский сборник фантастики, в котором была напечатана первая часть романа Снегова. Потом я прочел этот роман целиком. Он поразил мощью фантазии и своей, так сказать, энергетикой — она была сродни энергетике ефремовской «Туманности Андромеды». Не берусь судить, насколько оправдан «заем» у Уэллса названия романа. Но снеговские герои — люди XXV века — и впрямь обладают могуществом богов. Они умеют управлять земной осью — так ориентировать Землю в пространстве, что смягчились различия в климате разных широт. Они заселили другие планеты. Даже на суровом Плутоне расцвели сады: там зажжены искусственные солнца, работают заводы синтетической атмосферы («Над заводом гремели ветры — три тысячи тонн изготовленного воздуха ежесекундно вгонялись в атмосферу»). На верфях Плутона строят галактические крейсеры, отсюда и начинается необычайное космическое путешествие адмирала Эли и его спутников. Сильно написано их столкновение с агрессивной цивилизацией Разрушителей, «зловредов». В споре с Эли Верховный Разрушитель утверждает, что единственная задача разумного сообщества — сеять всюду хаос; примитивизация, искусственность важнее естественности… Конечно же, всей своей мощью человеческий разум обрушивается на «зловредов»…
Не стану пересказывать содержание известного романа.
Когда мы познакомились в Новосибирске, Сергею Александровичу было под семьдесят, но он вовсе не выглядел стариком. Плотная прямая фигура, лысоватый череп, лицо гладкое, без морщин, приветливая улыбка и молодые внимательные глаза. Я спросил, согласен ли он с тем, что его «Людей как богов» называют космической оперой.
«Нет, — сказал Снегов, улыбаясь. — Это не опера, а утопия в чистом виде. Такое будущее, в котором мне хотелось бы жить. Я взял название уэллсовского романа не для того, чтобы соревноваться с ним. Тут философский смысл. В природе человека, в самом возникновении разума заложено нечто божественное. Разве не так? Разум человека изначально созидателен. Вот мои герои и вступают в схватку с энтропией, персонифицированной Разрушителями…»
В Новосибирске поселились в новой гостинице «Обь». У нас с Димой Биленкиным двухкомнатный люкс на 12-м этаже. Из окна видна широкая серая Обь с зеленым островком Медвежий. На берегу черными толчками дымит высокая труба, дальше — башня элеватора, от которой спускается к причалу бетонная галерея.
В гостиничном ресторане, куда мы пришли поужинать, громыхает джаз: почти беспрерывно поздравляет с «днями рождений» и лабает заказанные вещи. Танцуют твист. За одним столом вспыхнула драка, у кого-то отняли нож и вывели из зала. И снова разгоряченные молодые люди истово отплясывают, прыгают, кружатся…
Утром автобус везет нашу группу на левый берег в НЭТИ — Новосибирский электротехнический институт. Там и начинается совещание. Кроме москвичей и ленинградцев в нем участвуют сибиряки, два якута, два тувинца и казах, а также юноши из местного КЛФ «Амальтея».
А вот и Геннадий Прашкевич — новосибирский писатель, поэт и публицист. Мы с ним знакомы по недавнему московскому семинару, и я рад видеть его долговязую, поджарую фигуру, его черную шотландскую бородку, обрамляющую узкое лицо, его раскосые, усмешливые глаза. Что-то пиратское есть в облике Прашкевича.
Он журналист, но так долго работал с геологами и вулканологами на Камчатке, Сахалине и Курильских островах, что перенял и усвоил их повадку, их манеру говорить, их остроту зрения. Впрочем, эта острота у Прашкевича прирожденная. У него и проза острая, очень своеобразная, с неожиданными сравнениями. «Снежная пыль казалась алмазной. Она могла бы, как наждак, порвать горло, если б не таяла на губах». «Утром океан был, как роман Бальзака, — велик и скучен»… В «Людях Огненного Кольца» — первой своей книге — Прашкевич пропел гимн Курилам, людям, населявшим острова, океану, их омывающему. Он и в других своих книгах часто возвращался к излюбленному герою — океану («…Тебе начинает казаться, что океан — это тоже живое существо, в его реве скрыта некая информация, он хочет поделиться с тобой этой информацией…»).
Мы дружески обнялись с Геннадием Прашкевичем, и он был с нами в течение всей поездки.
В НЭТИ, в лаборатории голографии, я впервые увидел чудо того времени — голограмму. Вставляется рыжая, в пятнах, пластинка, в нее упирается зеленая лазерная нить — и тут же возникает объемное изображение: накрытый стол, бутылка вина, ваза с фруктами. Так и хочется потрогать рукой картинку, повисшую в воздухе.
Ранним утром едем в Академгородок — там, в Доме ученых, у нас встреча с сибирскими деятелями науки. Очень интересны сообщения генетика Салганика, социолога Когана. А потом Прашкевич, живущий в Академгородке, на Золотодолинской улице, пригласил к себе домой Снегова, Гуревича, Биленкина и меня. В гостиной на подоконнике дремал крупный серый кот. При нашем появлении он неодобрительно посмотрел на вошедших и снова зажмурился.
«Это Голонджап, член нашей семьи, — объявил Прашкевич. — Он тибетской породы и не скрывает, что очень умен».
Это-то нам было ясно. Но существовало еще множество проблем, и, конечно, ничто так не способствовало их обсуждению, как дружеское застолье.
Новосибирские фантастические посиделки продолжались пять дней. Мне запомнились не столько наши речи, сколько встреча со студентами НГУ и головастыми мальчишками из физматшколы. Ну и вопросы они задавали! Отрадно было видеть, что не оскудела земля России «быстрыми разумом Невтонами». (Небезынтересен вопрос: что сталось с тогдашними мальчишками из Академгородка в нынешнее время,
