он отправляется в Африку, делает всех какими-то странными. Я, наверное, сплю, подумал он. Слишком легко все это получилось…
— Привет, Вилли, — раздался за его спиной чей-то голос. — Я не ослышался? Говорят, ты вырываешься в мир из-под опекунских крыльев «Фармы». Не могу в это поверить. Скажи, что это не так.
Повернувшись, Карев заметил заросшее лицо Рона Ритчи, высокого блондина, исправного двадцатидвухлетнего парня, работавшего в отделе биопоэзы на должности младшего координатора продажи.
— Все это правда, — ответил он. — Я не мог больше выдержать на одном месте.
Ритчи сморщил нос и улыбнулся.
— Я горжусь тобой, парень. Другие в твоем возрасте, те, что только что закрепились, начинают изучать философию, а ты, прыгая от радости, едешь в Бразилию.
— В Африку.
— Во всяком случае куда-то далеко. Пойдем отметим это, выпьем, покурим.
— Но… — Карев умолк, поскольку только сейчас до него дошло, что он потерял жену и дом, в котором мог бы провести вечер. — Последнее время я много пил и теперь хочу ограничиться.
— Да брось ты! — Ритчи обнял Карева за плечи. — А ты подумал, что, может, я уже никогда тебя не увижу? Для одного из нас это стоит нескольких тостов.
— Пожалуй, да.
Карев всегда считал, что его ничто не связывает с Ритчи, но выбирать приходилось либо его общество, либо вечер в одиночку. Еще недавно он ждал, что Баренбойм пригласит его на ужин или потратит несколько часов, чтобы обговорить уход из конторы, однако формальности уладили с фантастической быстротой, после чего Баренбойм и Плит покинули его, отправляясь на какую-то встречу. И хотя выезд в Африку был исключительно его мыслью, он, непонятно почему, чувствовал себя так, будто от него избавляются.
— Вообще-то я охотно бы выпил, — сказал он.
— Это я понимаю. — Ритчи потер руки, открыв в улыбке узкий ряд зубов. — Куда отправимся?
— К Бомонту, — ответил Карев, мысленно видя перед собой стены цвета табака, глубокие кресла и десятилетнее виски.
— В рай такие идеи. Пойдем, я отвезу тебя в местечко получше. — Ритчи открыл дверь и торопливо зашагал, как будто его тянула вперед какая-то невидимая сила. На своих худых мускулистых ногах он в несколько шагов пересек холл под аккомпанемент смеха группы девушек, которые только что вынырнули из бокового коридора. Среди них была Марианна.
— Марианна, у меня еще не было случая сказать тебе, — заговорил с ней Карев. — Я здесь сегодня последний день…
— Я тоже, — оборвала она его, глядя на удаляющегося Ритчи. — Прощай, Вилли.
Она равнодушно повернулась, а Карев машинально коснулся рукой лишенного щетины лица. Разозленный, он некоторое время провожал ее взглядом, а потом быстро двинулся к двери, чтобы догнать Ритчи. Его молодой коллега жил недалеко, а потому ездил на автомобиле с низкой подвеской, который казался странным в сравнении с комфортабельным, более стабильным болидом. Карев плюхнулся на пассажирское кресло возле Ритчи и стал мрачно смотреть в боковое окно. Он был потрясен реакцией Марианны, которая вдруг перестала видеть в нем человека. В душе он задавал себе вопрос, задело бы это его так сильно, если бы он действительно остыл? Афина была его женой, и он скорее от нее ждал именно такой перемены, зато Марианна была простой женщиной, которая когда-то регулярно давала ему понять, что пойдет за ним, если он позовет, и по каким-то необъяснимым причинам был уверен, что его мнимое закрепление не повлияет на их дружбу.
— Вот мы и прибыли, — сказал Ритчи, въезжая на стоянку.
— Прибыли? А куда?
— В «Святыню Астарты».
— Езжай дальше, — буркнул Карев. — Даже когда я был исправен, меня никогда не тянуло в бордели, а…
— Не волнуйся, Вилл, — прервал его Ритчи и выключил двигатель. — Никто не заставляет тебя подниматься наверх, и, надеюсь, ты не против, чтобы я немного заработал.
Кареву снова показалось, что им манипулируют, что его водят за нос, но он вышел из машины и пошел ко входу в «Святыню». К ним подошла стройная девушка, одетая блеском, испускаемым голубовато- фиолетовым световым ожерельем, и протянула кассету для денег. Окинув взглядом гладко выбритый подбородок Карева, она тут же перестала интересоваться им и повернулась к Ритчи, который вынул из сумки стодолларовую банкноту и бросил ее в кассету.
— Астарта приглашает вас в свое жилище, — прошептала девушка и провела их в большой бар, занимавший весь первый этаж здания.
— Не понимаю, — сказал Карев. — Мне казалось, что деятельность этих заведений заключается в том, что девушки платят вам, а не наоборот.
Ритчи тяжело вздохнул.
— Неужели все бухгалтеры такие непрактичные? Конечно, они нам платят, но и заведение должно иметь с этого какой-то доход. Эти сто долларов за вход обеспечивают ему избранность и покрывают расходы на содержание, а люди вроде меня все равно зарабатывают, получая плату от девушек.
— О! И сколько же составляет эта плата?
Ритчи пожал плечами, проталкиваясь сквозь толпу к бару.
— Двадцать новых долларов за успокоение.
— Теперь я понимаю, почему это заведение приносит доход, — насмешливо сказал Карев.
— Что это за намеки, ты, яйцо из холодильника? — резко спросил Ритчи. — Думаешь, что я не верну этой сотни?
Подожди — и увидишь сам. Что ты пьешь?
— Виски.
Ритчи добрался до зеркальной стойки и приложил к глазу автобармена свой кредиск.
— Одно шотландское и одно заправленное, — сказал он в зарешеченное отверстие.
Из другого отверстия показались два запотевших стакана. Край одного из них светился нежным розовым светом, показывая, что он содержит что-то еще, кроме алкоголя.
Карев взял ничем не выделяющийся стакан и, хлебнув слегка успокаивающий напиток, критически осмотрелся.
Большинство присутствующих были исправными разного возраста. Девушки, одетые в световые ожерелья, кружили между столиками и кабинами как колонны застывшего огня. В зале находились и несколько остывших, одетых, как он с облегчением заметил, совершенно обычно и разговаривающих с приятелями самым обычным образом.
— Будь спокоен, Вилли, — сказа/т Ритчи, как будто читая в мыслях Карева. — Это нормальное заведение, и никто не будет на тебя наговаривать.
Сомнения, охватившие Карева при мысли о проведении всего вечера в обществе Ритчи, вдруг усилились.
— Я не особый любитель запретов, — равнодушно сказал он, — но разве ты не знаешь, что остывшие мужчины не любят, когда их причисляют к потенциальным гомосексуалистам?
— Прошу прощения, профессор. А что я такого сказал?
— Почему кто-то должен на меня наговаривать?
— Я уже сказал, что прошу прощения. — Ритчи одним глотком выпил содержимое стакана и улыбнулся. — Не горячись так, парень. Я считаю, что все запреты нужно нарушать. Это единственный интеллигентный образ жизни.
— Все запреты?
— Точно.
— Ты в этом уверен?
— Абсолютно. — Ритчи отставил стакан. — Выпьем еще по одной, предложил он.
