лезу в какие-то неприятности.
— Прости меня, Феликс, — ответил Карев, поняв вдруг, как далеко зашел, используя такое короткое знакомство. — Я не пытаюсь уйти от объяснений. Я действительно ничего не сделал, разве что ты сочтешь проступком невыполнение указаний врача.
— Зачем тебе так нужно быть там, когда прилетит самолет?
— Мне нужно не только быть там, но и улететь на нем, — объяснил Карев и добавил:- Как думаешь, это можно сделать?
— Ну и жара, — мрачно сказал Парма. — Нужно было взять с собой пару банок пива.
— Ну и как же? — допытывался Карев.
— Ты припираешь меня к стенке, Вилли. Я тоже работаю для «Фармы», но начальник транспорта не должен нелегально переправлять людей вместе с грузом.
— Я не хочу, чтобы меня отправляли нелегально. Впиши меня в сопроводительные документы, или как это там называется, и ничего больше.
Парма вздохнул, и, заполнявший кабину пивной перегар, смешавшись с запахом пота, стал почти невыносим.
— А что ты имеешь против полета на самолете, заказанном для тебя доктором Реддингом?
— Ничего. И именно поэтому не хочу на нем лететь.
— Что? — спросил Парма и выругался, поскольку грузовик подскочил на выбоине и его занесло. Борясь с рулем, он снова вывел машину на дорогу.
— На базе есть кто-то, покушавшийся на мою жизнь, и он может подложить в самолет бомбу.
Услышав это, Парма расхохотался.
— Эх ты, кочерыжка, так говорят в Глазго вместо «капустный лоб», кому нужна твоя смерть?
— Именно это я и хотел бы знать.
— Вилли, единственные люди в этих местах, имеющие что-то против тебя, это те бывшие натуристы, которых ты вчера остудил, но они не могут даже приблизиться к базе, — сказал Парма, весело смеясь.
Карев справился с раздражением, охватившим его оттого, что вопросы, бывшие для него делом жизни и смерти, вызывали у других в лучшем случае смех или сомнение.
— Это началось еще до моего участия в экспедиции, — объяснил он. — А прошлой ночью какой-то человек вошел в госпиталь и хотел заколоть меня ножом.
— Это был сон, обычное явление после того, что случилось днем.
— Это не был сон, на меня действительно напали, — сказал Карев, после чего детально описал нападавшего, отметив одновременно, что легкое начало тереться о ребра в такт подскакивающему на неровностях грузовику. — Ты не мог бы ехать помедленнее? У меня резонирует легкое.
— Конечно, — ответил Парма, притормаживая и сочувственно глядя на грудь Карева. — Я вижу, ты действительно хочешь любой ценой убраться отсюда. Я не знаю никого, кто походил бы на описанного тобой, но возможно, на базу пробрался кто-то чужой.
— Так я и подумал. Ну так как? Ты посадишь меня на этот самолет или нет?
Парма помял пальцами свой красный нос.
— Знаешь, Вилли, мне нравится, как ты управляешься с пивом, и если бы не это…
— Спасибо, Феликс. Где мой саквояж?
Карев пробрался назад и снял с себя пижаму. Его обрадовало, что повязка на груди невелика и хорошо держится.
Переодевшись, он вернулся в кресло возле водителя, и тут рев реактивных двигателей, поставленных вертикально, заглушили рокот грузовика Пармы. Над ними пролетел серебристый самолет, задрав нос и скрылся за деревьями.
— Вот и твой рейс, он немного поторопился, — сказал Парма.
— Я и не знал, что он такой шумный.
— Все самолеты вертикального взлета и посадки ревут точно так же. Это их конструктивная черта, но обычно ты слышишь, как они стартуют в заглушающих туннелях, — объяснил Парма, громко шмыгая носом. — Здесь же никто не заботится о таких вещах.
— А что с пилотом? Будут из-за меня какие-нибудь трудности?
— Скорее, нет, — ответил Парма, поглядывая на часы.
Это была старая радиомодель, но — как с сожалением отметил Карев — она действовала там, где его татуировка, принимающая радиоволны, оказалась непригодной. — Это, наверняка, Колин Бурже. Когда она попадает в наши края, то всегда прилетает пораньше, чтобы немного позагорать.
Я успел достаточно хорошо узнать ее.
— Это та, с которой я прилетел?
— Точно, я совсем забыл об этом, — Парма толкнул Карева в бок. Пришлась тебе по вкусу, а?
— Точно.
Карев мысленно вернулся к темноволосой девушке, которая у него на глазах сняла блузку. Тогда его охватило желание, смешанное с чувством вины, но это было ничто, по сравнению с примитивным вожделением, вспыхнувшим сейчас при одной мысли о ее обнаженном бюсте. Они не ошиблись с этим Е.80, подумал он, я вовсе не остыл. Спустя несколько минут, грузовик выехал на залитый солнцем аэродром. Пилотка, уже сидевшая на передней лестнице, с ловкостью дикого зверя натянула блузку.
— Здесь, — шепнул Парма и, впервые намекая на внешний вид Карева, говорящий о его состоянии, добавил:- Вилли, ты прожил несколько десятков лет. Ты ни о чем не жалеешь?
— Немного жалею, — ответил Карев, — но, скорее, не о том, о чем ты подумал.
Глава 10
— Добрый день, Колин! — крикнул Парма. — Не прекращай загорать из-за меня.
Щуря глаза от солнца, женщина подняла голову и взглянула в кабину грузовика.
— Я перестаю загорать не из-за тебя, а из-за себя, — ответила она. Чем скорее ты сделаешь укол, Феликс, тем лучше для всех.
— Очень мило, — обиженно сказал Парма. — Вот благодарность за то, что я консервирую себя в состоянии готовности.
— Интересно, что это за консервирующее средство?
— По-моему у тебя сегодня слишком острый язык, — сказал Парма и вылез из кабины. Следом за ним последовал Карев. — Ты уже знаешь Вилли Карева, правда?
— Да, — ответила пилотка, глядя на Карева.
Он отметил, что зрачки ее глаз, в которых отражаются солнечные лучи, сверкают, как две золотые монеты.
— Я хотел попросить тебя, чтобы ты подбросила его до Киншасы. Ему нужно домой.
— Да? Быстро вы отсюда удираете.
— Вилли получил ножом в грудь от натуриста, — поспешил объяснить Парма. — Собственно, он не должен даже вставать с постели, но, как уже я сказал, у него есть причины поскорее уехать отсюда.
Девушка с интересом посмотрела на Карева, но когда заговорила, в ее голосе прозвучало сомнение.
— Я могу изменить сопроводительные документы, если ты этого хочешь, но помни, что у меня не санитарный самолет. Что будет, если он упадет в обморок? Во время полета!
— Такой большой и сильный мужик упадет в обморок?
Выдам тебе секрет, Колин, этот молодой человек…
— Может говорить сам за себя, — закончил за него Карев. — Уверяю вас, что мне не станет плохо, я не упаду в обморок и не сделаю какой-нибудь другой глупости. Вы заберете меня или нет?
— Только спокойно, — сказала Колин, снова глядя на Карева, которому показалось, что он видит на ее лице тень неуверенности. — Ну, хорошо, если вы готовы в дорогу, прошу садиться.
— Спасибо.
