уезжал в Орехово-Зуево. Меня там видели десятки людей. Они могут подтвердить.
— Не сомневаюсь, — мрачно ответил генерал, — но до этого городка не так далеко. Тем более с Курского вокзала, откуда идут поезда в этом направлении. Вы вполне могли совершить убийство, сесть в поезд и поехать добывать себе алиби.
— Вы что, правда не нашли тех, кто стрелял? — поинтересовался Хрусталев, — или просто морочите мне голову.
— Мы их нашли. Это чеченцы. Два брата. Но их застрелили еще вчера рано утром, бросив на дороге в автомобиле.
— У вас есть их фотографии?
— Конечно.
— Мне нужно их посмотреть. Агент «Гвоздика» тоже был чеченцем.
— В Лефортово вам привезут их фотографии, — вставая, сказал генерал, — я приеду к вам через два часа.
— Я арестован? — понял Хрусталев.
— Скорее задержаны. По подозрению в убийстве. Это даже не смешно. Просто я убежден, что с вашей помощью мы можем выйти на настоящих убийц. И это очень важно для всех нас.
IX
Когда раздался этот уверенный голос, она поняла, что все кончено. Увлеченные предстоящим актом совокупления все пятеро, даже «Карась», не заметили, как в квартиру бесшумно вошел Меджидов. Теперь в руках у него была «беретта», и Лена знала, что из пяти выстрелов он не промахнется ни разу. Видимо, это поняли и державшие ее ноги шестерки. Они испуганно замерли, не решаясь шевельнуться. Тип с лошадиными зубами так и остался стоять со спущенными брюками, а «Грива», державший ее руки, уже привязанные к верхним стульям, даже не подумал достать свое оружие. Только «Карась» метнул было взгляд на автомат, но понял, что тот слишком далеко. И сразу успокоился. Словно что-то решил для себя. Все замерли.
Ей вдруг стало стыдно. Стыдно не этих подонков, только что раздевавших ее и пытавшихся изнасиловать. Она стыдилась Меджидова, увидевшего ее в таком виде. Он, понимавший ее состояние, старался, по возможности, не смотреть на нее, находящуюся среди четырех других тел, за которыми он внимательно следил.
— Некрасиво, — убедительно сказал Меджидов, не опуская оружия — ты же «вор в законе», — обратился он к «Карасю», — а разрешаешь такие вещи. Очень некрасиво.
Он вдруг улыбнулся. И эта улыбка как-то сняла напряжение, словно все поняли, что он не будет стрелять. И заулыбались. Лошадиные зубы попытался поднять свои брюки, когда прозвучало два характерных щелчка. На «беретте» Меджидова уже был надет глушитель. Стоявшие у ее ног двое парней, так и не успевшие понять, что произошло, рухнули на пол с простреленными головами. Меджидов был лучшим снайпером группы. Он стрелял точно в лоб. «Грива» от страха икнул. Лошадиные зубы даже не пытался больше поднять свои брюки. Только «Карась» отвернулся.
— Развяжи ее, — приказал Меджидов «Гриве». Тот трясущимися руками развязал руки женщине, его била крупная дрожь. Ковальчук по-прежнему лежал без движения.
— Кто его? — спросил Меджидов.
Суслова показала на «Гриву» и вдруг встав, как была голая, подошла к своему будущему насильнику и резко ударила его ниже пояса. Послышался хруст. Она вложила в удар весь свой стыд перед Меджидовым, весь свой позор.
Лошадиные зубы заорал на весь дом.
Меджидов с сожалением выстрелил еще раз, чтобы прекратить эти крики. Насильник как-то странно дернулся и стукнувшись головой об пол упал, словно подрубленный.
— Так и будешь стрелять? — спросил «Карась», холодея от собственной смелости.
— Почему? — Меджидов старался говорить как можно спокойнее, хотя вид раненого Ковальчука бил по нервам, — с тобой мы будем говорить долго. Тебя я убью последним.
«Карась» промолчал. Только облизнул пересохшие губы и вновь посмотрел на автомат.
— Нужно уходить, — предложил Меджидов Сусловой, наклонившейся над тяжело раненным Ковальчуком.
— Он еще жив, — сказала женщина.
— «Грива», — приказал Меджидов, — брось свой пистолет.
Оружие полетело на пол. Меджидов подошел к телефону.
— Вадим Георгиевич, это снова я. У нас случилась трагедия. Наш друг тяжело ранен. Нет, вы его не знаете. Здесь есть убитые, поэтому пусть сюда быстро приедут ваши люди. И ваши врачи. Сейчас я продиктую адрес.
Затем он положил трубку.
— У нас просто не было другого выхода, — тихо сказал он, обращаясь к женщине, — иначе мы его потеряем. Ты одевайся поскорее, мы уезжаем отсюда.
Женщина вышла из комнаты.
— Значит, стрелял? — обратился к почти обезумевшему от страха «Гриве». Тот судорожно кивнул головой.
— Надо, чтобы ты почувствовал, как это больно, — почти участливым тоном сказал едва сдерживаясь от бешенства Меджидов. Первый выстрел был прямо в колено. Дикий крик «Гривы» казалось потряс все здание.
— Через пять минут здесь будет ФСК. Можешь кричать на здоровье, — мстительно сказал Меджидов, поднимая пистолет для следующего выстрела.
«Грива» орал, как резаный. В этот момент раздался еще один выстрел, и он умолк. Пуля попала прямо в сердце. Меджидов оглянулся. На пороге стояла Суслова с оружием в руках.
— Не надо, — сказала она, — это действительно больно.
Меджидов перевел взгляд на «Карася». От кровавой каши, устроенной в квартире, того просто мутило. Он вдруг судорожно дернулся и, наклонившись, вырвал. Брюки у него были совсем мокрые.
— Теперь твоя очередь, — просто сказал Меджидов, оглянувшись на Ковальчука, все еще не приходившего в сознание.
— Не надо, — от былой храбрости «Карася» ничего не осталось, — только не это, — он рухнул на колени, прямо в собственную блевотину, — я все расскажу, все.
— Откуда вы про нас узнали?
— Следили, следили, по поручению подполковника Корженевского. Он из особой инспекции, из МВД. Я ничего не знаю, — его просто трясло от страха, и он говорил, захлебываясь.
— В Ленинграде вы взорвали машину?
— Да, да, наши люди. И в Вильнюсе тоже были мы.
— Что там случилось?
— Мы взяли жену этого типа, Ви… Пилюнаса…, — от страха «Карась» уже плакал, — и предложили ему добровольно ехать с нами. А он вместо этого выбросился в окно.
На лестнице уже раздавались многочисленные шаги.
— Что за документы вы ищете?
— Мы сами не знаем. Нам приказано убить всех наводящихся в квартире, людей, но прежде изъять документы…
В дверь уже стучали.
— Что вы сделали с женой Билюнаса? — строго спросил Меджидов.
— Мы… вы… они… — в таком состоянии человек просто не может говорить неправду, как на исповеди…, — «Карась» заикался от волнения. — Ее изнасиловали все вместе, но потом отпустили, честное слово, отпустили… — закричал он.
