профессиональный убийца, а вы та самая жертва по имени Ирина Борисова.
— Тогда зачем вы меня спасали? — не выдержала она.
— А вы хотели бы, чтобы они завершили начатое. Мне показалось, что вам не нравится их компания.
— Честно говоря, да. Но и ваша мне не очень симпатична.
— Я знаю, — он отвернулся, затем вышел из машины, достал пачку сигарет, резко встряхнул ее и вытащил губами сигарету. Убрав пачку, достал зажигалку, закурил. Она видела, как он курил. Не докурив с кареты, он выбросил ее, возвращаясь в машину. На этот раз он сел на заднее сидение, рядом с ней. Она машинально отодвинулась в угол. При этом юбка немного поднялась выше колен. Ей было стыдно, но поправить платье она не могла и поэтому чувствовала себя неловко. Вместо этого она спросила:
— Что с вашей левой рукой? Вы никогда ею не пользуетесь.
Вместо ответа он расстегнул манжет рукава рубашки и, подняв его вместе с рукавом пиджака, показал протез. Она вскрикнула.
— Не бойтесь, — горько сказал он, — она не кусается. — Где это вы так?
— В Афганистане. Но это было давно. Они замолчали.
— Вы действительно мой убийца? — спросила женщина.
— Что я должен сказать, чтобы вы успокоились. — Правду. — Я действительно ваш убийца. Она закрыла глаза, прислонилась головой к дверце машины. И, не открывая глаз прошептала:
— Тогда быстрее делайте свое дело. Мне так все надоело. Он молча смотрел на нее.
— Давайте, — крикнула она, не открывая глаз. Вместо этого она почувствовала, как он поворачивает ее плечо и, вставив ключ, открывает ей наручники. Наконец она могла растереть отекшие руки. Она сразу оправила юбку, словно это было важнее всего. — Спасибо, — просто сказала женщина. Он ничего не ответил. Так они сидели довольно долго минут двадцать. И ничего не говорили друг другу. Потом он откинул голову на сидение и тоже закрыл глаза.
Было тихо и как-то особенно спокойно. Они сидели вдвоем, на заднем сидении старых, покареженных «жигулей», и слушали тишину, не решаясь ее нарушить невольным вздохом или восклицанием. Словно в этом мире больше ничего не существовало. — Птицы поют, — сказала она, не открывая глаз. — Сегодня хорошая погода, — согласился он.
— Почему вы согласились на такую работу? — она даже не смотрела в его сторону, даже не повернула головы.
Он открыл глаза, посмотрел на нее. — Это моя профессия.
Она наконец повернулась в его сторону и тоже открыла глаза. — Убивать людей?
Глаза у нее были серые, но с какой-то синеватой искоркой.
— Не все люди одинаковы, — пожал он плечами. — Поэтому вы их убиваете? — Вас я еще не убил.
— Да я совсем забыла об этом. Сколько у меня есть времени? Полчаса, час, два?
— Не паясничайте, — одернул он ее, — вы же уже поняли, что я не смогу вас убить.
— Да, — на этот раз искренне удивилась она, — а можно узнать, почему? Он снова закрыл глаза, повернув голову. — Вы не ответили на мой вопрос, — напомнила женщина.
— Вы мне нравитесь, — просто сказал он. Она усмехнулась, глядя на него. — Когда вы это поняли. Только теперь? — Давно. Еще вчера, когда вы выходили на балкон. — Так вы следили за нами, — задохнулась она от гнева.
— И за вами, и за ними. Мне пришлось даже прикрепить «жучок» к их «Волге», чтобы слышать все, что творится в машине.
— И вы все слышали? — спросила, густо краснея, женщина.
— Конечно. Поэтому я ударил вашу машину сзади, чтобы прекратить их упражнения. Она вдруг все поняла.
— Спасибо вам, — сказала женщина, не решаясь дотронуться до его левой протезированной руки.
— Не стоит, — усмехнулся он, — я действовал из корыстных побуждений. — Вы москвич? — спросила Ирина. — Нет, я из Ленинграда, — он и сам не знал, почему говорит правду этой женщине. Но врать ему не хотелось. — А я москвичка. — Я знаю.
— Да, конечно, — кашлянула она, — а что мне теперь делать? — Не знаю.
— Достаточно откровенно. Ей было как-то спокойно с этим строгим, немногословным человеком без левей руки. А может, она просто вначале пожалела его, увидев этот страшный протез. Ведь жалость тоже сильное чувство.
— Вас ищут по всему городу, — напомнил он, — думаете, только я один должен был вас убить?
— Понимаю… — печально кивнула головой Ирина. — Вам нужно куда-нибудь спрятаться, убраться из этого города, хотя бы на полгода, чтобы все стихло. Я слышал вчера разговор вашего гостя. Он не позволит вам пойти в ФСК. И даже если вы туда попадете, нет никакой гарантии, что там не окажется их человек. Ведь вы сами рассказывали, что вас пытался убить подполковник милиции. У вас есть где-нибудь убежище?
— Теперь нет. Было только у Маши, но они и его нашли. Он помолчал. Затем сказал, словно раздумывая.
— Пожалуй, нет Другого выхода… Ладно. Поедем ко мне, а потом я помогу вам убраться из города.
— Но, куда я поеду? У меня нет ни денег, ни одежды, — близоруко прищурилась женщина, — даже мои очки остались у Маши. — Какое у вас зрение? — Минус один, полтора.
— Это не так страшно, пока вы можете обойтись без очков, а там что-нибудь придумаем. Кстати я видел вашу фотографию в очках. Там у вас лицо строже. Она невольно улыбнулась. — А где я буду жить?
— Найдем место, — он вышел из автомобиля, пересел вперед, потом вдруг обернулся к женщине, — обещаете меня слушаться? — А что мне еще остается делать. — Тогда садитесь за руль. Мне трудно вести машину одной рукой и еще смотреть по сторонам, чтобы нас не догнали. В случае чего сразу пригибайтесь.
— Хорошо, — она вышла из автомобиля и, подождав, пока он перелезет на соседнее сидение, села за руль.
— Только вы на меня не смотрите, — попросила она, — я в таком виде.
— Подъедем к какому-нибудь магазину, я куплю вам платье. Скажите какой у вас размер. И обещайте никуда не уезжать. Это в ваших интересах, поймите.
— Сорок шестой, немецкий сороковый, если американский, то двенадцатый.
— Постараюсь не запутаться. Вы знаете где-нибудь тихий валютный магазин?
— Знаю, — улыбнулась она снова, — я же москвичка. — Тогда поедем туда, — предложил он.
Она кивнула головой. Ехали они долго, минут тридцать, сорок. Наконец у одного из магазинов она остановилась.
— Здесь, только покупайте не очень дорогое. Просто я не могу появиться в таком виде в магазине.
Он вышел из машины, хлопнув дверью. Затем вернулся.
— Не уезжайте, — снова повторил он. В магазине ему показали сразу несколько видов платьев, и он немного растерялся. Впервые в жизни он выбирал платье для женщины. Когда он был женат, у него не было ни времени, ни таких огромных денег, чтобы ходить в валютные супермаркеты. Да в те времена и не было таких магазинов. А в «Березку» офицеру-коммунисту заходить было нельзя. Могли просто задержать, а потом выгнать с позором из армии.
На всякий случай он выбрал два платья, добавив еще пару чулок. И вышел из магазина с большими пакетами. Машины не было…
Он горько усмехнулся. Все правильно. Почему она должна верить какому-то незнакомцу. На мгновение он даже разозлился на себя — распустил нюни слюнтяй, потом решил ехать домой, в Люблино, на свою однокомнатную квартиру. В этот момент она подъехала.
— Милиционер не разрешает здесь останавливаться, — быстро пояснила женщина, — и мне
