Да, зарплата в сто долларов, из которой тридцать следует отдать на прокорм бабок. Чтобы им дольше жилось.
При коммунистах был лозунг: 'ВСЁ ЛУЧШЕЕ-ДЕТЯМ'. По телевизору молодым строителям коммунизма показывали новые детские сады и родильные дома. Сейчас беспрерывно, уже вне зависимости от того, как скоро пройдут эти самые выборы, по телевизору показывают дома престарелых. С красным борщом в мисочке, креслами-каталками, красивыми как 'мисс Европа' санитарками, выносящими с легкой волнующей улыбкой белые горшки со старушачьими какашками. И улыбающиеся их беззубые, довольные лица. Спасибо товарищу Президенту. Всё лучшее — бабкам. Бабки голосуют сердцем, ибо мозг их давно иссох, сморщился. Они заложили государству свою старую московскую квартиру. Теперь у них есть уход, красный борщ и любимый телевизор в холле. С Губернатором и Президентом. Что заложить внукам этой самой бабки? Взять ипотечный кредит, чтоб ближайшие двадцать лет оказаться намертво привязанным к конуре стоимостью в несколько десятков тысяч уе? Чтобы ещё, как минимум ближайшие 20 лет, подавать из своей зарплаты на пенсию бабкам. Содержать ментов и чиновников. Ты должен уже с рождения. Чужим бабкам.
Совсем недавно бабки в Самарской области решили просаботировать выборы Президента. Виноватой оказалась частная компания, в чьей собственности оказались областные радиосети. Поскольку дальше поддерживать радиосигнал по льготным тарифам для бабок было невыгодно — решили просто вырубить на фиг радио и скрутить провода. Бабки устроили бунт, даже приволоклись тележурналисты. Думаю, в России возможна только одна революция. Поскольку есть только один, активно голосующий класс. Если вдруг в стране вырубить телевидение, эту самую революцию устроят бабки. Они возьмут свои палки и костыли, и хромая на четвереньках, в течение нескольких часов захватят мосты, вокзалы, банки, почту и госучреждения. Если понадобится, они немедленно арестуют Президента и членов правительства. Всё в стране решает аудитория 'Просто Марий' и Хуанов Карлосов. Поэтому истинной мишенью захвата для экстремистов всех мастей, экстремистов будущего может быть только телевидение. Не зря талибы так не любили телевидение. Не зря до последнего со спутниковыми тарелками боролись в Иране. Как можно позволить гражданам своей страны принять чужую веру? Ибо Аллах где-то на небесах, а CNN прямо перед тобой. Смена телевидения — это смена конституционного строя.
Все революционные партии являлись тоталитарными сектами. Имевшие огромное влияние на весь еврейский народ иудеи были очень не довольны христианами. Потому что пришел Христос, чтобы принести новый Закон и отменить все предыдущие. Но не это главное — тут уже была самая что ни на есть политика — он пришел, чтобы они ушли. И сам был за это распят, и апостолы его погибли. И миллионы людей привлек ужас самопожертвования и некая собственная причастность к их героизму. Вроде как надеваешь крест — и сам словно апостол. Христиане выступили против Рима и иудейской знати. Даже под Римом иудейская элита жила достойно. Ей не нужны были перемены, поэтому они и рассуждали о том, что придет мессия и всех спасёт. Их не нужно было спасать. Зачем им мессия? Им и так хорошо жилось. Рим был уничтожен. Против ожиревших, теперь уже христиан, выступил Мартин Лютер, против крупнейшего земельного собственника — православной церкви — выступили большевики со своими новыми кумирами.
Ловцы человеков быстро умудряются любую революционную струю использовать в свое личное благо. И если не во благо, то хотя бы в утешение. И у апостола, современника Христа, с ныне живущим жирным бородатым попом нет ничего общего. И с хитрым непьющим протестантским пастором ничего общего нет. Потому что Христос был революционер и фанатик. И ему не нужна была десятина — десятая часть зарплаты библиотекарши или училки. Ему нужна была чужая судьба. Жизнь. В отсутствии телевидения с полчищами выбирающих сердцем старух, между собой дрались в Германии тридцатых годов коммунисты и нацисты. Две секты. И у той, и у другой были свои мифы, свои приемы, свои первые креэйторы. Рождающие идеи. На выборах в Дзержинске мы использовали листовку тридцатых годов — 'Рабочие голосуют за фронтовика Гитлера'. Злой оскал рабочего с молотом привораживал. Мы усилили её воздействие, перевернув изображение в негатив. 'Рабочие выбирают Лимонова'. Люди просили листовку себе домой. Вешали на кухне, рядом с зеркалом. Расклейщики были вынуждены клеить её только ночью. Магия творчества. Кто-то ведь разработал её, нарисовал в тех далёких тридцатых! Часть избирателей Дзержинска искренне предполагала, что настоящий Лимонов выглядит именно так. С молотом и железным оскалом.
НБП проиграла в самом начале. Проиграла тогда, когда молодой шестидесятилетний негодяй Лимонов решил собрать в партию беспризорников, бомжей, подростков и панков. Это самая ненавидимая бабками аудитория. Я видел это с первых дней выборов, глядя на бабок, вылезающих из соседских дверей нашего подъезда. Уверен, ни одна из этих ползущих тварей не проголосовала за нашего кандидата. Потому что именно желтым бабкам мы мешали спать, лили на них воду, мусорили, ругались матом и бесцеремонно ржали в три часа ночи. Я знаю, что Лимонов до НБП нравился некоторым патриотически обеспокоенным бабкам. Они ласково называли его «Эдиком». Для победы ему следовало возглавить фронт старух. Уверен, их бы никто не арестовывал с оружием — они перевезли бы его тонны. Эшелоны старух, направляющиеся с котомками пластита и гранатометами под мышкой в Казахстан и Таджикистан. Ни один мент не тронул бы их пальцем. Можно было бы наладить оттуда крупные поставки наркотиков, как колумбийские революционеры, скармливающие коку сочным, жирным американским дядькам и тёткам, и ещё их прыщавым детишкам. Их перевезли бы в своих толстых прямых кишках древние бабки Брянщины и Смоленщины. Мы бы скармливали тонны зелья завсегдатаям элитных московских клубов и казино. А что могут сделать отмороженные подростки? Только листовки клеить. Только навредить самим себе. И всё. Какая тут на фиг победа. Даже выборы, и те проссали.
Среднестатистический молодой человек, решивший связать свою жизнь с молодежной экстремистской партией, делает это вполне осознанно. Никто его туда за руку не тащит. Подобное тянется к подобному. Никто не использует при этом галлюциногенов и мистических мантр. Никто не молится, ты сам выбираешь свой путь. Всё уже предопределено заранее — либо ты станешь героем, либо уйдешь, чтобы дальше жить в 'обществе спектакля'. И рядом будут люди-овощи. Твое нахождение в партии дает тебе право считать эту полосу своей жизни переходом в более высокую касту. Есть люди-овощи, а есть герои. Кшатрии. Валькирии. И где-то рядом — твоя мордашка. Ты обязательно кем-нибудь станешь. Как и во времена Христа, 'пострадать за веру' — вот центральное звено карьеры начинающего нацбола. Лимонов принёс молодым людям не себя, любимого — принес великую радость земную — 'пожертвовать собой за ближнего своего'. В обыденной жизни так не бывает. Ты получаешь здесь преимущество перед всем миром, ибо 'быть среди друзей и любимых тебе людей' — это благо, которого не встретишь в жизни светской. Здесь ты — равный среди равных. Ещё один кирпич в стене. Там — тебя не понимают, там всё против тебя. Весь мир сражается с тобой. Шесть миллиардов уродов, и ты лишь один из них. Такой же, как все, жалкий урод. В обыденной среде кругом враги. Кругом кидняк. Конкуренты, коллеги по работе. Все только и делают, что наступают тебе на ноги. Здесь же — мир и благодушие. Единомыслие. Всё понятно и просто. Вне стен — общество врагов. Ползающих старух, или жирных теток — старух будущего, или гладких, выбритых чиновников. Они словно каждый вечер в ванной уединяются и выщипывают волосы пинцетом в районе собственной задницы. А ты — неделю без ванны. Целый день вкалываешь на отправке газет, или стоишь в пикете, жертвуешь собой во благо великой цели. Ты герой с первого дня. Уже одним своим здесь присутствием. По ту сторону — ОМОН и собаки. У них есть форма, жалованье, почёт и слава. Их награждает Президент. Им посвящают концерты попсовики, в честь каждого 'Дня милиции' — а у тебя есть любимые аудиокассеты с Гражданской Обороной, потом и они не будут нужны — ты станешь самодостаточен. Самососредоточен. Напряжен. В кольце врагов нельзя расслаблятья ни на секунду. Очко следует держать крепко захлопнутым.
У них есть Патриарх и их Бог. Добрый утешитель. Твой Бог — секира. И ты не сжимаешь её в руках. Ты сам — секира, потому что твой Бог внутри тебя. Там твой утешитель. Тебе дает утешение осознание того, что ты сам не просто готов в любую минуту уйти из жизни — ты можешь прихватить с собой на тот свет пару десятков овощей, кого-нибудь из этих. «Эти» очень веруют в своего Бога, но уйти вместе с тобой — боятся, и любые подобные предложения воспринимают в штыки, немедленно зовут полицию, ментов, спасателей. В самолете нельзя произносить слова 'бомба, президент, Аллах'. Теперь вокруг тебя везде самолёт. Они слушают твой телефон, читают электронную почту, за тебя проверяют SMS. Ты очень опасен для них. Ты представляешь собой угрозу. Иногда ты замечаешь возле своего дома машину с задвинутыми шторками — они слушают твою квартиру. Ты можешь выйти на улицу и поговорить там — но тебе нельзя
