Его удивление сменилось отвращением. Знавал он журналисток, даже уважал одну-двух, пока они не обратили свою кровожадность и на него.
Из дошедших до него в последнее время обрывочных сведений он понял, что миссис Адам была из наихудших представительниц своей профессии.
«Привлекательная и одинокая», — несколько раз подчеркивала его секретарша. «Клевая девица», — говорили мужики в баре «Гордый олень»…
По словам Реда Старка, продавшего ей «Пресс» после гибели на охоте бывшего владельца, она оставила Лос-Анджелес, решив воспитать свою дочь в маленьком городке. Скорее всего, решил про себя Ален, девчонка попала в городе в какую-то беду.
Ален не успел познакомиться с миссис Адам, больше того, даже избегал знакомства. Устроил так, чтобы мать с дочерью стали пациентами Стикса, когда впервые явились в клинику.
Ну и где сейчас Ник, с завистью подумал он. Наверное, устроился уютно с горячей грелкой и видит золотые сны. Ален едва не рассмеялся. Подняв глаза, он заметил, что Элен выжидающе смотрит на него.
— Кого можно вызвать из операционной бригады?
Элен сверилась с графиком:
— Фултон, Гаррисон и Фимли.
— Надеюсь, им удалось поспать. Похоже, они нам понадобятся.
— Обзвонить их?
Ален задумался. Вся троица жила в городе, в пяти минутах езды от больницы даже в плохую погоду. Он один предпочел уединиться Бог знает где, в хижине на недостроенной дороге.
— Пока не надо, сначала посмотрим, как себя чувствует наша знаменитая пациентка. — Уж он-то прекрасно знал женщин типа этой Адам. Когда-то, в другой жизни, он даже любил подобную женщину. И бесконечно верил ей.
И вот, когда Ален больше всего нуждался в ней, она предала его, как почти все остальные, кто был дорог ему в то время.
— Посмотрим, как миссис редактор поведет себя при пальпировании живота, пробормотал доктор.
— Первая палата, — напомнила ему Элен. Ален откинул портьеру и вошел в крошечное помещение. Миниатюрная женщина, свернувшаяся в клубочек под простыней, открыла глаза и ухитрилась изобразить улыбку.
Несмотря на взъерошенные каштановые волосы и припухшее лицо, она была достаточно хороша, чтобы он пожалел, что не соизволил соскрести утреннюю щетину.
— Вы, наверное, доктор Смит? — прошептала женщина, пытаясь улыбнуться.
— Да, мадам.
У нее были подернутые влагой карие глаза и настолько густые ресницы, что казались слишком тяжелыми для век.
Так вот какова эта искушенная газетчица, о которой он был уже немало наслышан. Но он представлял ее другой. Вместо лакированной блондинки перед ним была женщина с роскошными волосами и умным лицом.
Светлая кожа, глаза окружены темными тенями, что и не удивительно. И похоже, никакой косметики.
— Надя Адам, — кратко представилась она.
— Вы не моя пациентка, но коль скоро доктор Стикс сражен нынешней эпидемией…
— Я уже слышала. Бедняга. Он слишком много работает.
— Как и все мы.
Малое пространство палаты должно было бы вызвать дискомфорт у такого крупного мужчины, как Ален, но никогда еще не наводило на мысль об интиме.
— Мы не знакомы? — прошептала женщина, явно испытывая острую боль. — Я… Мы не встречались? Может быть, в Лос-Анджелесе?
— Никогда там не был.
Миссис Адам не спускала с него глаз. Умных и, несмотря на боль, оценивающих. Ален Смит ощутил некое смущение.
— Паршивое начало дня, доктор. — Она сделала еще одну отважную попытку улыбнуться. — Для нас обоих.
— Да уж.
Доктор снова пробежал глазами историю ее болезни, опасаясь возможных осложнений при считавшейся простой операции.
— В последний раз вы были госпитализированы, когда рожали дочку?
— Да.
Осложнения при родах, отметил он, если она захочет иметь еще детей, ей не обойтись без помощи хирурга.
— Как я понял, сейчас вас беспокоит аппендицит?
— Не беспокоит, а сводит с ума!
— Очень больно?
— Как будто во мне кто-то постоянно бегает в шиповках. Прошлой ночью я пыталась не обращать внимания на это чудовище, пока готовила газету в печать, но вынуждена была сдаться, когда у меня появилось сильное желание самой забраться под пресс.
Ален взял ее кисть и попытался посчитать пульс, хаотически бившийся под подушечками его пальцев. Кожа миссис Адам была слишком горячей на ощупь, а кости казались такими тоненькими, что он боялся сделать ей больно.
— Постарайтесь расслабиться, миссис Адам, так вам будет легче — Называйте меня Надей, пожалуйста, — еле слышно прошептала она. — Я знаю, что вела себя как идиотка, целый месяц не обращала внимания на эту дикую боль.
— Расскажите мне о своих ощущениях, — спросил он, заметив, что, несмотря на состояние, она внимательно рассматривает его лицо.
— Я говорю о болях. Поначалу что-то вроде приступов. Ничего страшного, решила я, но позже стало труднее не замечать их.
Надя облизала сухие губы, и он увидел, что ее язык похож на язык девчушки, пытающейся слизнуть последние остатки мороженого. У нее был чудесный рот, чувственный, словно созданный для поцелуев, не нуждающийся в помаде, чтобы привлечь внимание.
— Посмотрим, где вас беспокоит больше всего. — Уверенным движением он опустил простыню до ее бедер. Как он и ожидал, Элен облачила пациентку в открывающийся спереди бумажный халат, аккуратно закрытый в данную минуту.
Уточняя диагноз, он положил два пальца на нижнюю правую четверть ее живота и чуть нажал. У нее перехватило дыхание, закрылись глаза.
— Точно в цель, — еле слышно выдохнула она.
— Извините. — Доктор продолжил пальпировать, пока не нащупал окончание уплотнения. — Тошнота, рвота?
— Было немного.
— Что именно?
— И то и другое. — Надя судорожно вдохнула, потом сморщилась. — Так я права? Аппендицит?
— Да, похоже на то. — Он натянул простыню на ее плечи, стараясь касаться совершенно бесстрастно, помня, что прежде всего он врач, а не мужчина.
— Придется оперировать?
Ален Смит помедлил. Некоторым пациентам приходится подслащивать горькую пилюлю. Но по его понятиям, Надя Адам не нуждалась в этом.
— По моему мнению, да. Я мог бы провести дополнительные исследования для большей уверенности, но, судя по вашему рассказу, затягивать опасно.
