- Здравствуйте! Осужденный…
- Хорош, хорош представляться, - передо мной сидел молодой опер по фамилии Сехчин, - садись, в ногах правды нет, Юрий. Дошли до меня слухи, что ты подружился с Лимоновым?
- Ну как сказать подружился? Общаемся. С кем тут в зоне поговорить то нормально можно? Одни колхозаны.
- Общаетесь, значит. Ну и о чем, если не секрет?
- Да какие тут секреты? Ни о чем… Так, о жизни.
- И что говорит о жизни Лимонов?
- Ну как это что? Много чего.
- Например?
- Ну рассказывает, как за границей жил, про жену свою - она у него певицей была.
- И все?
- Ну о музыке. Я ведь музыкант.
- Не знал, что Лимонов музыкант тоже.
- Нет, он не музыкант, но знает многих, творчество которых меня интересует.
- Короче, хули ты мне пиздишь!!! - вскочив со стула, закричал мусор. - Я что, по-твоему, мудак? Я не знаю, что это за человек? Ты же, сука, за национализм сидишь, и этот тоже писатель бля, революции какие-то замышляет! Говори, о чем договариваетесь с ним? Что замышляете? Что ты ему про зону нарассказывал?
- Ничего мы не замышляем. Ничего я ему не рассказывал. Вы же сами знаете, что это за лагерь, и я тут не собираюсь ни с кем разговаривать о чем-то противозаконном, мне и моего срока хватает. А Лимонов говорит, что ему ничего неинтересно знать о колонии, так как он домой хочет и ему не нужны никакие нарушения.
- Домой он хочет. Кто ж его отпустит то бля?
- Ну мне это не интересно.
- Короче, Соломин, смотри. Ты у нас на виду, не дай Бог, я узнаю, что ты ему про лагерь чешешь, ты отсюда не вылезешь никогда. Понял?
- Конечно, понял.
- Все, свободен.
На этом и разошлись, но потом еще долго меня дергали в этот кабинет и все узнавали, о том, не задумал ли Лимонов наш лагерь на чистую воду вывести?
Даже после освобождения писателя все письма, которые приходили мне от него в лагерь, пробивали оперативники и отдавали мне их лично в руки.
XXIV
- Здравствуй, сынок! - она стояла возле холодильника комнаты длительных свиданий, со слезами в глазах и легкой улыбкой.
- Привет, мам! - я подошел и обнял ее. - Что-то ты совсем маленькая стала.
- Так это ты, сынок, растешь. Глянь, как возмужал.
КДС (комната длительных свиданий) была одной из положенных льгот для осужденных раз в три месяца. К тем, кто жил рядом, родственники так и ездили четыре раза в год. К тем же, кто жил намного дальше, родня приезжала по-возможности. Так как у матери моей не было ни постоянной работы, ни нормального материального обеспечения, ко мне она не ездила вообще. Я так и жил, надеясь увидеть ее только после освобождения. И вот однажды от матери пришло письмо, что она собрала денег на поездку ко мне, и просила сообщить, возможно ли это, и какого числа. Я обрадованный стал сразу делать все надлежащие процедуры. А процедура тут была следующая: надо было написать заявление на имя начальника, о предоставлении мне трех суток свидания на такое-то число. Дождаться, когда подпишут и сообщить дату матери. Но так как вся эта процедура по времени занимала около двух месяцев, мне пришлось примазывать знакомых зеков, которые могли ускорить этот процесс. Узнав дату своего свидания, я дал маме телеграмму, что тоже, кстати, требует немало усилий, даже при наличии капусты на лицевом счету, и стал ждать.
Когда наступил долгожданный день, я весь нарядился: взял у Мишани нормальные тапочки, у завхоза рубашку, остальное и у меня было в поряде. На свиданку обычно заказывали во время вечерней проверки. То есть, стояли мы в локалке, нас проверял мусор, а в это время в бараке звонил телефон, и завхозу говорили фамилии зеков, которые идут на личняк, так называлось длительное свидание в кругу зеков.
Проверка подошла к концу, а в барак так и не позвонили…
- Не приехали к тебе, Юрок, - подошел ко мне Антон, - я сам на КДС звонил, интересовался. Да не расстраивайся ты так, может, случилось чего, сам понимаешь…
- Да я то понимаю, Антон, но вот, знаешь, душу взбудоражили надеждой и облом, тяжело это. Так- то я и без личняков нормально себя чувствую, но когда уже ждешь…
- Понимаю, брат, пошли чифирнем.
В этот день я так и не дождался матери.
- Мам, а что ж ты вчера-то не приехала? Я ведь вчера ждал. У меня свиданка по графику три дня, начиная со вчерашнего.
- Да я вчера и приехала, а тут, видите ли, им справки нужны, что я венерическими заболеваниями не болею.
- Так я же тебе писал, что справки надо.
- Юр, я ведь на рынке работаю, у меня есть санитарная книжка со всеми анализами, я и подумала, зачем лишние деньги на справки тратить, когда и так все есть. Вот и приехала с книжкой, а они, видите ли, в первый раз такую книжку видят.
- Ну, тут же деревня, что ты хотела.
- И пришлось мне ждать здешнего врача, который должен был решить, пускать меня или нет. А пришел этот врач слишком поздно, к вам уже не пускали. Поэтому, ночь мне пришлось ночевать на вокзале.
- Ну ладно. Хорошо, что сегодня пустили, а то я уже весь испереживался.
- Сейчас, сынок, - мать побежала на кухню, а я стал изучать помещение.
Это был длинный коридор, как в общагах, по обеим сторонам которого располагались комнаты. Каждая комната на зека с семьей. Всего комнат было семнадцать. По середине коридора слева располагалась кухня с множеством раковин, столов и плит. По стенам коридора висели искусственные цветы. В комнате был холодильник, телевизор, два шконаря и небольшой столик, на стене висело зеркало. И что удивительно – на окнах занавески, прямо как дома! Да, те, кто создавали здесь видимость вольного помещения, заслуживают похвалы. Здесь, и правда, было уютно. Но самое главное то, что здесь не было режима. А это значило, что хоть пару дней я могу не вставать по подъему, ложиться, когда захочу, курить в комнате лежа на шконаре и так далее.
- Сынок, я там суп варю, гороховый, ты ведь любишь.
- Да присядь, мамуль, я теперь все люблю. Ты расскажи лучше, как там дела на свободе? Как бабушка? Пацанов видишь хоть?
- Бабушка нормально. Она только от мужа своего скрывает, что ты сидишь. Сам ведь знаешь, какой он у нее. Вот и говорит, что внук учиться уехал в Саратов.
- Ага, на шесть с половиной лет.
- Ну, это уже пускай сама разбирается. А пацаны твои? Сережку я вижу, заходит иногда, чай приносит для тебя. Пашку не видела давно, да и после того, как тебя посадили, я смотрю, ему и не надо ничего. Он ведь свою задницу тогда спасал. Мать ему адвоката нанимала. А сейчас что, ты сидишь, он гуляет, «спасибо», наверное, тебе говорит, - у матери на глаза навернулись слезы.
