посмотреть, как ты жила в это время, и тебе покажется, что это происходит с тобой прямо сейчас“. Я решила писать, но так и не собралась, а теперь, когда мама умерла, я вынуждена уезжать и начинать новую жизнь. Должно быть, она будет интересной. Это моя первая запись, и, похоже, я пересказываю то, что и без того знаю, но я покидаю эти места. Мать никогда не хотела этого, но тех немногих средств, которые она оставила мне, совершенно недостаточно, чтобы прожить на них. А кроме того, что со мной здесь может произойти? Я вынуждена взяться за эту работу у Боннерсов, поскольку единственное, за что может взяться женщина, если оказывается в моем положении, — это стать гувернанткой. Буду смотреть на это как на приключение, а если такая жизнь станет невыносимой, я смогу поискать что-нибудь другое. Ну вот, начало и положено».
Следующая запись была сделана неделей позже.
«Январь, 8. Появилось нечто, достойное увековечения. Итак, я обосновалась в Кромптон-холл, возле Бодмина, в Корнуолле… Довольно странное местечко, да и сами бодминцы — странные люди, но они забавляют нас: Мервина и меня. Думаю, мне следует записать подробности нашей встречи. Поначалу я полагала совпадением то, что мы встретились по пути к Боннерсам, но совершенно естественно, что мы встретились, ведь этой железной дорогой пользуется очень мало людей. Скорее, она похожа на игрушечную, чем на настоящую железную дорогу, хотя и является предметом гордости местных жителей. Шел снег, когда я садилась в маленький вагончик. Кроме меня, там были еще трое пассажиров. Было уже поздно, так как поезд на главной линии, где мы делали пересадку, задержался в пути. „Игрушечный“ поезд, как мне сообщили, поджидал его прибытия. Двое из пассажиров были парой средних лет, а третьим — Мервин. Мне он понравился с самого первого взгляда. Он помог мне уложить багаж, и вскоре мы уже беседовали, сидя в купе.
— Погода могла бы быть и получше! Вы едете в Кромптон?
— Я собираюсь устроиться гувернанткой… в Кромптон-холл.
Он рассмеялся. У него были красивые белые зубы.
— А я собираюсь в Кромптон-холл… в качестве наставника!
Мы недоверчиво уставились друг на друга.
Путешествие проходило довольно весело. Оно оказалось затяжным, поскольку в пути не раз пришлось задержаться, но я не роптала на судьбу, мне хотелось, чтобы это продолжалось до бесконечности. Мервин рассказал мне о себе. Он тоже был одинок, и у него уже не было родителей. Все свое скромное состояние они вложили в его образование, и теперь он был вынужден сам зарабатывать себе на жизнь, будучи, впрочем, вполне эрудированным для того, чтобы стать наставником „юного деревенского джентльмена — как его мне описали“, — пояснил он.
Я рассказала ему о том, что мне пришлось долгие годы ухаживать за матерью, овдовевшей, когда я была еще ребенком. У нее был доход, дававший возможность жить сравнительно комфортабельно, но после ее смерти почти ничего не осталось. Подобно ему, я получила неплохое образование, так что могла стать гувернанткой „юной деревенской леди“.
К тому времени, как мы прибыли в Кромптон, мы стали уже добрыми друзьями, и большинство моих мрачных опасений рассеялось. Мы уселись в экипаж, предоставленный нашими любезными хозяевами, и отправились в Кромптон-холл».
Следующая запись сообщала:
«Февраль, 3. Мама была бы недовольна, узнав, как небрежно я веду свой дневник. Она вела свой дневник с большим тщанием, но когда после ее смерти я просмотрела его, то выяснилось, что весь дневник был заполнен чем-то вроде: „Сегодня дела шли не очень хорошо“ или „Все утро лил дождь“. Я решила, что такие детали не стоит увековечивать, в этой тетради я собираюсь записывать только те события, которые буду считать примечательными в своей жизни. Чувствую, что такие события не за горами, и все это благодаря Мервину. Как мне повезло, что мы оказались здесь вместе! Еще во время нашего знакомства в поезде я почувствовала это, и, как мне кажется, он почувствовал то же самое. Мы вместе посмеивались над нашими хозяевами. Боннерсы не были корнуольцами: они обосновались здесь всего лет пять назад, и местные жители считали их „иностранцами“, хотя сами они, скорее всего, не сознавали этого.
Боннерсы считали себя местными феодалами. Похоже, они даже не представляли себе, что для того, чтобы завоевать такое отношение к себе, нужно прожить в этих местах по крайней мере сотню лет. Слуги, Да и жители окрестных деревень относились к ним с пренебрежением. Боннерсы не были дворянами, и нет худших снобов, чем подобные люди. Они поддерживают отношения с доктором и стряпчим, с соседскими сквайрами и, конечно, с викарием, „их заштатным преподобием“, как Мервин называл его. „Он добрый пастырь, а мы все — его овечки, старые и молодые, бедные и нувориши“. Мы постоянно смеялись над ними, их дети были бестолковыми. Им постоянно напоминали, что теперь они леди Дженнифер и джентльмен Пол, поскольку у них есть наставник и гувернантка. „Как много семей стремится к такому! говаривал мой работодатель. — Большинство заводит одного учителя на двоих детей, но денежки на то и есть, чтобы семья получила самое что ни на есть лучшее“. Такова была политика сквайра Боннерса, и это вполне устраивало меня, поскольку благодаря ей мы с Меренном и находились здесь.
Мервину удалось убедить Боннерсов в том, что детей следует учить верховой езде, это необходимый компонент благородного воспитания. В седле он держался превосходно. До этого мне не часто доводилось ездить верхом — у меня почти не было возможностей к этому. Мервин был полон решимости обучить меня. Он брал меня, разумеется, вместе с детьми, и раз господину Полу и мисс Дженнифер это нравилось, Боннерсы полагали, что это — прекрасное занятие. Они быстро взбирались по общественной лестнице и считали, что седло — это еще одна надежная ступенька.
Причина, по которой я решила написать сегодня, состоит в том, что глупая маленькая Дженнифер сказала мне:
— Я думаю, наставник очень мило относится к вам, мисс.
Я покраснела, что заставило ее захихикать, и сделала вид, что рассердилась. Но на самом деле я была довольна: люди все замечают. Так что, пожалуй, это стоит внести в дневник.
Март, 1. Не очень-то у меня продвигается дневник, лишь изредка какое-то важное событие заставляет меня взяться за перо. В течение долгих недель жизнь здесь течет совершенно неизменно, но я никогда не была так счастлива. Каждый день я просыпаюсь с радостным чувством, наверное, это любовь? А самое приятное, что мы оба живем под одной крышей.
Иногда нас приглашали пообедать за столом вместе с Боннерсами. Причина этого в том, что у них почти не бывает гостей, а мы — образованные люди, гораздо более образованные, чем наши наниматели, так что придаем столу определенный блеск. Это смешит нас. У Мервина всегда находится, что сказать о людях. Он весьма наблюдателен, и язык у него очень острый. Я говорю ему, что он излишне жесток.
Несколько дней назад пришел викарий и привел с собой какого-то родственника. Молодой человек, похоже, просто бездельник, но неплохо выглядит… Я бы сказала, что он симпатичен. Его зовут Джастин Картрайт».
Прочитав это, я ахнула. Это было почти физически ощутимым ударом. Джастин! И тут же меня поразило еще одно: как звали человека, которого мы сбросили в пруд? Мервин Данкарри! Я задумалась, почему Джастин дал мне почитать дневник какой-то странной молодой женщины по имени Мина? Теперь это стало приобретать явно важное значение.
Я продолжила чтение.
«Он живет у викария. Я думаю, что у него какие-то неприятности. Мне он нравится, Мервину тоже.
Март, 6. Знаменательный день в моей жизни: Мервин признался мне в любви! Мы обязательно поженимся, но это нелегко сделать наставнику и гувернантке, а пока мы строим планы. Я вне себя от радости и не могу думать ни о чем другом!
Март, 30. Сегодня мы ездили верхом в Бодмин. Мы объяснили это тем, что нужно купить учебники для детей, и, оставив их под присмотром слуг, выкроили для себя свободный день.
Я никогда не была так счастлива! Я смеялась, вспоминая, что ехала сюда с дурными предчувствиями, и теперь, когда думаю о том, какое счастье принесло мне пребывание здесь, с того самого момента, как я вошла в маленький вагончик местной линии, я просто не могу поверить в то, как мне повезло.
— Нам нужно купить кольцо, — сказал Мервин. — Залог любви!
— Я тоже хочу купить тебе кольцо! — ответила я. — У нас будет по кольцу.
