К нам в гости приехали Пенкарроны, и мать попросила меня спуститься в кухню и спросить миссис Пенлок, не забыла ли та, что мистер Пенкаррон терпеть не может сардин. Миссис Пенлок любила начинать обед с блюда, которым особо гордилась, и даже в тех случаях, когда мать просила не делать этого, она пыталась каким-нибудь образом подать его на стол. Оно состояло из рыбы, приправленной растительным маслом, лимоном и каким-то соусом, относительно которого миссис Пенлок хранила молчание. «Рыба в помаде», — так она называла это блюдо, и, насколько я понимала, такой была ее версия произношения «фу-мадо» — «блюдо для испанского дворянина», что напоминало о присутствии в этих местах испанцев, которые после поражения испанской армады спаслись на этом побережье. Некоторые испанцы сумели выжить и смешаться с местным населением.
Когда я спустилась в кухню, там шел оживленный разговор. Миссис Пенлок говорила:
— Вы лучше подумайте, народ ничего зря не болтает. Это все так и идет из поколения в поколение. Я-то знаю, что это правда, да и многие слышали, как эти колокола звонят.
Я почувствовала опасность, как всегда, когда разговор заходил о пруде.
Что правда? — спросила я.
— Да насчет дождя — льет и льет. Этот пруд… да вы знаете, Святого Бранока, весь переполнился. Ну, вот, смыло там землю, и говорят, что все правда. Там и впрямь остатки старого монастыря. И куски камня, и всякая всячина вылезла из земли. Говорят, прямо все и видно… куда уж ясней. Настоящая стена… старая каменная стена…
— Вы имеете в виду, рядом с прудом?
— Так вот, о чем я и говорю. Все это из-за дождя. Землю-то моет, так и получается. И вот, говорят, теперь стена. Тут уж, говорят, не ошибешься.
Я напомнила ей о сардинах.
— Конечно, есть такие, которые не знают, что им на пользу, а что — во вред, — пробормотала она. — Я-то знаю, что «рыба в помаде» — сама что ни есть лучшая закуска перед едой. Дает, как говорится, аппетит, брюхо к еде готовит.
Мне хотелось выяснить еще какие-нибудь подробности относительно пруда, но я побоялась сделать это.
Вскоре я и сама отправилась туда верхом. Земля действительно совершенно размокла. Я увидела двух мужчин, стоявших возле воды, и узнала Джона Гарни и его сына. Они занимались фермерством на землях Кадора. Я подъехала к ним.
— Я слышала, здесь обнаружилась стена? — спросила я.
— Все из-за потопа, мисс Анжелет. Паршивое дело для урожая…
— Говорят, здесь на самом деле был монастырь?
— Похоже на то, вон там стена. Много там не разглядишь. Так только, видать, что она там, может быть. Да вон, гляньте сами.
Я вздрогнула: не осталось ли следов крови на том самом камне. Они указали именно на то место, где мужчина упал и пробил себе голову. Мысль была, конечно, глупой: дожди давным-давно смыли кровь, задолго до последних ливней.
Спешившись, я подошла и стала рассматривать камни… Мысленно я вновь представила себе все. Я бросила взгляд в сторону пруда. Он был переполнен, и вода кружилась на том месте под плакучими ивами, с которого мы сталкивали труп в воду.
Я повернулась к мужчинам:
— Я думаю, сейчас здесь многое может всплыть? Они казались озадаченными.
— Я имею в виду вещи, которые упали в воду, — пояснила я.
— О нет, мисс Анжелет. Уж что сюда попало, он так и будет лежать на дне.
— Говорят, он бездонный.
— Ну, уж дно-то у него, наверное, есть, мисс Анжелет.
— А насчет колоколов и всего прочего?
Они рассмеялись.
— Теперь, я думаю, у многих зазвонят колокола, сказал Джон Гарни.
Тут можно биться об заклад на что угодно, — подтвердил его сын.
Я отправилась домой. Конечно, глупо было беспокоиться, но все связанное с прудом вызывало во мне неприятные чувства, и я решила, что это будет длиться всю жизнь.
Я удивилась, когда мать получила письмо от Джонни. Когда я спустилась к завтраку, она как раз читала его.
— Доброе утро, Анжелет, — сказала она. — Это от Джонни: он собирается приехать к нам.
И еще он хочет привезти с собой друга, — она взглянула в письмо, — Джервиса Мэндвилла, они вместе учатся.
Так что, я полагаю, он тоже археолог. Прочитать тебе, что он пишет?
Мать взглянула на меня:
— Что за чепуха! Как будто мы позволим им остановиться на постоялом дворе. Разумеется, они приедут и остановятся у нас.
— Быстро же он узнал о находке, — сказала я.
— Они с Грейс переписывались. Естественно, она сообщила ему эту новость.
Я почувствовала обиду. Конечно, это было глупо: почему бы им не переписываться?
— Полагаю, Грейс решила, что его особенно интересует именно это, — сказала мать, и она не ошиблась, ведь Джонни надеется раскопать монастырь. Потом весело добавила:
— Наверное, он захочет спуститься на самое дно пруда и выяснить, действительно ли там есть колокола.
Я не могла разделить ее веселого настроения, хотя и попыталась изобразить улыбку. Конечно, она проявила такой интерес к его археологии… Наверняка этим все и объясняется.
Они приехали через несколько недель. Джонни тепло обнял меня. Он был полон энтузиазма.
— А это Джервис… Джервис Мэндвилл, — представил он.
Джервис был очень симпатичным высоким голубоглазым блондином. Похоже, он склонен был постоянно смеяться, даже когда от него ожидали серьезного отношения. Казалось, что все окружающее он воспринимал как шутку. Рядом с ним я начинала ощущать то же самое. Джервис понравился мне с первого взгляда. Он относился к делу с меньшим рвением, чем Джонни, хотя его тоже интересовала возможность найти развалины монастыря. Но даже это казалось ему всего лишь шуткой, как и все остальное.
Прибытие гостей из Лондона всегда было для нас радостным событием. Здесь мы были почти отрезаны от остального мира, и в первый вечер за ужином все без передышки расспрашивали их о происходящем в мире.
Война еще не завершилась. Не оправдав ожиданий нашего народа, русские не сдались, услышав о том, что Британия недовольна ими.
— Похоже, что война затянется надолго, — сказал Джонни. — Некоторые считают, что нам вообще не стоило ввязываться в нее.
— Я знаю, что так считали Питеркин, Френсис и Мэтью, — сказала я.
— Питеркин и Френсис — да, а Мэтью совершил поворот на сто восемьдесят градусов: он произносил зажигательные речи в палате общин.
Я улыбнулась, представив дядю Питера, дергающего за ниточки. Джервис весело сказал:
— Ладно, даю им еще три месяца, а потом мы должны победить. Ну, хотя бы для того, чтобы порадовать меня: я уже побился об заклад с Дугласом.
Джервис у нас — азартный игрок, — пояснил Джонни, — а Том Дуглас еще хуже, чем он. Когда они встречаются, то бьются об заклад относительно того, сколько кебов встретится им по дороге в клуб. Я видел, как они следили за каплями дождя, стекавшими по стеклу: они побились об заклад по поводу того, какая из капель быстрее доберется до низу.
Джервис улыбнулся:
— Знаете, это придает жизни остроту.
