обязательны. В общем, я не вижу причин, почему Морвенна и Анжелет не могли бы быть представлены вместе.
Грейс посмотрела на меня, а я уже думала о том, как было бы здорово, если бы это тяжкое испытание со мной разделила Морвенна. Она была очень приятной девочкой, и я любила ее. Возможно, она не блистала умом, всегда соглашаясь с тем, что говорила я, но она была пряма и надежна. И, если имеешь дело с таким милым человеком, как Морвенна, легко мириться с тем, что этот человек несколько скучноват.
— Это было бы чудесно! — воскликнула я. — Мы поехали бы вместе, и Елена взяла бы нас обеих под свое крылышко.
Морвенна выглядела встревоженной.
— Никогда бы в такое не поверил! — воскликнул Джошуа.
— Вы не возражаете, если я поинтересуюсь такой возможностью? — спросила я.
— Я был бы страшно благодарен. Ты только подумай, мать, наша девочка сможет увидеть королеву.
После этого они уже не могли говорить ни о чем другом: какие платья понадобятся, чему придется обучаться.
— Это будет интересно, — сказала я, чтобы подбодрить обеспокоенную Морвенну. — Мы поедем вместе.
— А потом, конечно, начнется ваш выход в свет, — напомнила Грейс.
— Балы, званые вечера и тому подобное, — пояснила я.
Родители Пенкаррон обменялись озабоченными взглядами.
— Все это будет в Лондоне, — добавила я. — Вероятно, я остановлюсь у дядя Питера и тети Амарилис. Конечно, со мной поедет мать. Я могу остановиться и у Елены, Морвенна могла бы жить вместе со мной.
Джошуа был не в силах осмысленно прокомментировать столь блестящие перспективы, и, откинувшись на спинку кресла, только промолвил:
— Ну, никогда бы не подумал… По пути домой Грейс сказала мне:
— Семя брошено в землю. Теперь меня не удивит, если Морвенна отправится вместе с вами в Лондон. Вряд ли она станет сенсацией сезона: бедняжка несколько неуклюжа.
— Ну что ж, она прожила всю жизнь в провинции, но, по-моему, родителей эта перспектива радует больше, чем ее.
— Морвенне придется хорошенько потрудиться, прежде чем ее родители начнут купаться в лучах славы.
— В общем-то и я не уверена в том, что это блестящая идея. Я сама не горю желанием, а Морвенна еще более сдержанно относится к этому.
— Возможно, мы об этом больше не услышим.
— Я уверена — услышим. У вас нет впечатления, что Джошуа Пенкаррон относится к людям, которые не отступают от своих решений? Мне кажется, они уже решили, что Морвенна должна быть представлена ко двору.
— Поживем — увидим, — сказала Грейс.
Все случилось так, как я и думала. Пенкарроны решили, что их девочка должна стать настоящей леди и воспользоваться всеми теми благами, которых они в свое время были лишены. И мы с Морвенной отправились в Лондон, чтобы начать изнурительный процесс превращения в придворных дам. Мадам Дюпре давала нам уроки танцев и хороших манер. Мы расхаживали по комнатам, удерживая на голове стопку книг. А потом начинались танцы, и мы с Морвенной попеременно выполняли роль партнера- мужчины. Бедная Морвенна! Все давалось ей гораздо труднее, чем мне.
— Я никогда не смогу научиться, — с отчаянием говорила она.
— Сможешь, — поддерживала ее я. — Это несложно, напрасно ты так волнуешься.
Мы вместе поднимались в нашу спальню. Дом Елены был не таким большим, как дом Амарилис, и нам досталась одна комната на двоих.
Елена отнеслась к нам с большим участием. Полагаю, она припомнила прошлое, когда ей тоже пришлось пройти через все это, а потрудиться ей довелось, должно быть, не меньше, чем Морвенне.
— Больше всего мне не хотелось бы огорчить папу и маму, — призналась Морвенна. — Я уверена, они ожидают, что я выйду замуж, по крайней мере, за герцога.
— Герцоги нынче редко встречаются, — заметила я. — Нам повезет, если попадется хотя бы граф.
Я-то могла шутить на эту тему, поскольку мне не нужно было беспокоиться. Если бы ничего не получилось из моего выхода в свет, то я просто вернулась бы в Кадор и все продолжалось бы по-прежнему. Но родители Морвенны страстно желали устроить ей блестящий брак. Я думаю, если бы ее отец знал, как она волнуется, он не стал бы всего этого затевать.
— Но они у меня такие милые и так добры ко мне. Именно поэтому я хочу, чтобы они могли гордиться мной, — говорила Морвенна.
Вот так все и продолжалось. Было просто поразительно, сколько усилий нужно вложить, чтобы научиться правильно делать реверанс. Мы были сущим наказанием для бедной мадам Дюпре, которая, как я подозревала, на самом деле была мисс Дейпри, а ее «Франция» была где-нибудь в районе Фолкстоуна. Но «французское» было синонимом «элегантного», так что ради успеха в профессиональной карьере ей приходилось быть француженкой.
Кроме того, у нас был учитель пения, сеньор Кальдори, — ведь благородные девицы должны уметь петь и играть на фортепьяно. Никто, конечно, не ожидал, что мы будем петь, как Дженни Линд или Генриетта Зонтаг, но следовало уметь издать какие-то терпимые звуки.
Потом были еще уроки речи. Они оказались особенно трудными для Морвенны, которая никак не могла избавиться от корнуоллского акцента. Мы должны были уметь свободно, не смущаясь, вести разговор на любую тему, в то же время не выступая со слишком смелыми суждениями и не навязывая своего мнения присутствующим. К тому, же никогда не следовало брать пример с мужчин, и надо было сохранять женственность во всех обстоятельствах.
Ну и, разумеется, бесконечные консультации с портными. Грейс поступила очень мило, оказав всевозможную помощь. Она сопровождала нас к портным и даже осмеливалась давать там собственные советы. Наши придворные платья шил самый модный портной.
— Я не хочу экономить на этом, — заявил Джошуа Пенкаррон. — Все должно быть самого лучшего качества. Моя девочка отправится к королеве, одетая не хуже, чем другие.
Итак, мы отправились в долгий путь к королевской гостиной, одетые в придворные платья, волоча за собой шлейфы длиной в три ярда, которые так и норовили принять неудобное, а то и опасное положение. Придворный парикмахер сделал нам специальные прически, в которые было воткнуто по три белых пера. Мы горячо молились о том, чтобы они оставались на месте до окончания церемонии. Мы были затянуты в корсеты и так туго зашнурованы, что едва дышали. Мне было немного легче, поскольку я была довольна худой, но Морвенна должна была чувствовать себя просто ужасно. Держалась она, правда, стоически, как, впрочем, и при всех других обстоятельствах.
Мы ехали в карете Елены, в веренице других карет, стремящихся к королевскому дворцу. На нас глазел народ — некоторые с насмешкой, другие — с завистью. Среди зевак были детишки без башмаков. Я не могла оторвать глаз от покрасневших замерзших ног, и мне было стыдно. Елена задернула шторки на окнах кареты, но от грустных мыслей было не так легко избавиться. Я припомнила, как много делают для бедняков Френсис и Питеркин, и решила, что мне тоже следует принять в этом участие. Наконец, мы прибыли и прошли во дворец. Навстречу нам вышла королева: хрупкая, изысканно одетая, украшенная бриллиантами и со сверкающей тиарой на голове. Ее было невозможно ни с кем перепутать. Она была маленького роста, но мне не доводилось еще видеть людей, державшихся с таким достоинством. Рядом с ней стоял принц, внушительный, с серьезным лицом, которое некогда, видимо, было привлекательным. Сейчас он производил впечатление усталого человека. Я вспомнила, как его «клевала» пресса во время недавней войны. Принца не любили, потому что он был немцем, а народ нигде не любит иностранцев. Я
