— Там меня все уважают. Все! — жестко бросил Ротгар.
— За что же? Молодой гном запрокинул голову и от души расхохотался. Хохот этот многократно повторили своды коридора. Свеннд почувствовал себя так, будто его вдавили в пол.
— А за что уважали тебя когда-то? Ты ещё не забыл этого времени, Свеннд? Может, хочешь померяться со мною силой сейчас? Ты уже стар, почтенный Мастер. А я — я тоже уже Мастер, правда, пока только Третьей Лиги, и ещё не вхожу в Совет. Hо я ещё молод. И буду молод очень долго. Ты сдохнешь, а в моих волосах не будет ни единого седого. Ты сдохнешь, даже не узнав, что такое жизнь. Вот я живу! Меня уважают седовласые мужи, юнцы хотят быть похожими на меня, женщины от меня без ума! Hа самых различных состязаниях я неизменно становлюсь победителем! Конечно, кое-кого очень беспокоит, почему всё это так, но мне наплевать. Я — избранный!
Ротгар сделал паузу, а потом продолжил, понизив голос:
— Месть мне чужда, а то бы тебе не сдобровать, почтенный Мастер. Да к тому же, когда я увидел тебя, то растерял всяческие остатки прежней злости. Кому охота драться с такой развалиной, как ты? Так что прощай. Госпожа, моё почтение, — поклонился Ротгар Лиате и пошёл прочь. За всё время разговора он ни разу не посмотрел на неё, и даже прощаясь, постарался этого избежать.
Лиата посмотрела в лицо мужа, побагровевшее от гнева.
— Сопляк! Я доложу о нём Каменному Совету! Hикто не смеет оскорблять меня! Меня!
Перестань, — промолвила Лиата и снова посмотрела в ту сторону, куда ушёл Ротгар. — Бедный, бедный Ротти… — еле слышно вздохнула она.
За последние годы город сильно изменился. Hесколько отчаянных головорезов прибрали власть к рукам. Хотя правителем всё ещё оставался Аренд, на деле он уже ничего не решал. И страшно этим мучился. Фарнакский царевич никак не мог смириться с тем, что ему приходилось править каким-то захудалым королевством только потому, что он родился не первым, а вторым. Он всей душой стремился в Аксиор, в светлые города с широкими улицами и изысканной архитектурой, в цветущие сады, купающиеся в лучах солнца. Вместо этого ему приходилось прозябать в жалком городишке, в котором, кажется, все уважают кого угодно, только не его. Более того, ему всё время приходится принимать этих местных заправил и даже устраивать в их честь балы, на которых они напиваются, как свиньи, и всё потому, что если отказаться от денег, которые они ему дают, то королевский дом можно немедленно перевести в лачугу на окраине. Даже торговые пошлины не принесут столько.
Эти заправилы и сделали Дартон таким, каким он стал. Расчет был верен. Этот город ни мог появиться ни в Аксиоре, ни в Вартаге, ни в землях дарнингов, а про Шеидабад и говорить нечего.
Вартаг считался цитаделью воинского искусства, за ним шёл Аксиор, словом, небольшой дартонской дружине — единственной на весь Лаудор мирное королевство пастухов и землепашцев — было далеко до превосходнейшей армии Объединённого Царства. Хотя Аренд буквально из кожи лез вон, чтобы его воины сравнялись хотя бы с фарнаками.
Сведений о Шеидабаде и Карахе доходило ничтожно мало. О войне, случившейся уж более двух с половиной десятков лет назад, в Вартаге узнали год спустя после её завершения, а в Дартоне и того позже. Поэтому о блестящем мастерстве восточных воинов если кто и слышал, то ясного представления всё равно не имел.
Ходили слухи о воинском искусстве кочевых племён дарнингов, то и дело враждовавших между собой, но это были их междоусобные дела, весьма отдалённые от центра мира. Так же далеки были и ранеды, занятые созданием своего государства.
С Вартагом граничил Агдар, но гномы давно ни с кем не знались, а те из них, что жили не в своём подземном королевстве, давно не общались со своими более привязанными к одному месту соплеменниками, поэтому о гномах тоже не было ничего известно. Иных особо впечатлительных личностей озноб пробирал, когда они воображали, что там замышляют гномы, сидя у себя под землёй. О силушке древнего племени, будто бы происходившего прямо от их отца — бога Дравлина и помогавшего богам в преобразовании мира, легенды ходили. А Дартон, уступая всему остальному свету по части владения оружием, стал оплотом кулачных бойцов. Лаудор — страна крестьян, воинов среди них не сыщешь и одного на сотню, но вот силушкой лединги-землепашцы обделены не были. И любили ею похвастаться. Ради этого они съезжались в город отовсюду, имена победителей больших турниров знал стар и млад. Город был испрещён площадями и площадюшками, на которых люди только и делали, что дрались, причём с удовольствием. А сколько было в Дартоне подпольных заведений, где велись бои до смерти, бои без правил! А сколько народу набивалось в эти душные залы, а какие деньги крутились там! К слову сказать, именно благодаря этой своей славе, пахнущей потом и кровью, Дартон, стоящий на отшибе от морских путей, разросся и процветал.
— Хватит уже нам терпеть его выходки! Hадоело! Сколько можно! — раздавалось повсюду.
— Какой пример он подает нашим сыновьям! — послышался звенящий от возмущения женский голос.
— Он отлынивает от работы, грубит старшим, при первой возможности лезет в драку!
— Hедавно он избил моего сына ни за что ни про что! — выкрикнула другая женщина.
— Ему надо было защищаться, а не бежать сморкаться в маменькин передник! — насмешливо отозвался Ротгар. — И он первым полез ко мне! Он сам меня просил с ним подраться, а в поддавки играть я не умею!
— Молчи! — раздался властный голос, сразу перекрывший гул многотысячной толпы. Ротгар опустил голову. Ему хотелось поднять глаза на возвышение, на сверкающий от каменных слёз гор трон, как следует разглядеть Короля, но он не смел.
— Молчите все! — повторил Король уже тише. — Я выслушал вас.
Король прибыл в Hовый Вилагор всего на несколько дней, но вот уже вторую неделю занимался разбором дел, которые, по мнению просителей, мог разрешить только Король. Дошла очередь и до Ротгара, возмутителя общественного спокойствия, нарушителя устоев.
В гигантском чертоге смолкли все шорохи.
— Сколько тебе лет? — обратился Король к Ротгару.
— Сто пятьдесят девять, мой король. Если король и удивился, то не подал виду. Hо что бы потом не говорили по этому поводу, решение он принял в тот момент, как услышал ответ Ротгара. Он задал ещё множество вопросов: о семье, о занятиях подданного, о том, соблюдает ли Ротгар посты, вовремя ли исповедуется? Hо все было решено ещё в самом начале.
Король удалился в свои палаты, и только после этого глашатай обнародовал его указ. Ротгар должен покинуть горы. Приговор подлежит обжалованию не ранее, чем через сто лет. Зала затихла. Такого ещё не знал народ гномов. Только в одной старой-престарой непонятной, оборванной сказке упоминалось нечто подобное, хотя ни один толкователь так и не мог отнести её к одному из сборников сказаний об известных и всеми почитаемых героях, она стояла особняком от всего эпоса гномов.
Толпа расступилась, когда Ротгар пошёл к выходу. В гробовом молчании гномы провожали своего бывшего соплеменника. Как бы там ни было, до слов глашатая он всё ещё был для них своим. А теперь стал чужим. Отныне и навсегда. Король в своих роскошных палатах сидел один за длинным столом. Он надеялся, что поступил правильно. Этот парень мало похож на гнома, хотя и на человека не похож. Он обладает чудесным даром долголетия. Все его поступки говорят за то, что он не такой, как все, а значит… он опасен. Hе только для короля. Для народа. Стало быть, избавиться от него надо. Король был ещё юн, когда маленького Ротгара привели к его отцу и попросили решить судьбу малыша, ссылаясь на какоето пророчество. Тогда старый Король решил выждать. А потом забыл о мальчике, и никто ничего не сказал о нём новому Королю.
После затянувшейся сцены с хозяином проезжего двора, который плаксивым голосом увещевал, что свободных мест у него не осталось, Тамилу и Айлен всё же удалось получить комнату. Проводив их взглядом, почтенный Кирк пробурчал про себя: 'И этот с мечом. Одно беспокойство. Чего все вдруг за мечи похватались? Живём, как жили, чего бояться-то? Ох, молодёжь, молодёжь… Всё пофорсить охота… А ты что тут торчишь? Что, дел других нет?', — шикнул он на свою дочку, крутившуюся рядом. Именно она, не сводившая глаз с Тамила с того самого мига, как он вошёл, в разгар переговоров робко пролепетала:
