и, возможно, Погорельский был даже старше его. Но режиссер упрямо молчал, потрясенный происшедшей трагедией.
— Давайте подумаем, как такое могло произойти, — предложил Усманов. — Тем более что по счастливой случайности среди нас оказался лучший эксперт по расследованиям, — показал он на молчавшего Дронго.
— Ее убил какой-то негодяй, — сказал Буянов. — Нужно еще раз все осмотреть вокруг.
— Правильно, — согласился Мамука, — мы напрасно вернулись в дом. Нужно попытаться спуститься вниз, к санаторию, возможно, убийца решил спрятаться там.
— Это возможный вариант действий, — согласился Усманов. — Но может быть, у нашего специалиста есть другое мнение?
Все посмотрели на Дронго. Тот покачал головой.
— Я пока ничего не решил, — признался он, — мне еще нужно подумать.
Шарай спустился сверху, кивнул Усманову и сообщил, что чайник он уже поставил.
— Давайте подумаем, кто мог войти в комнату к несчастной женщине, — сказал Усманов. — Вы ведь находились рядом? — обратился он к Отари.
— Верно, — кивнул художник, — но я никого не видел. В комнату входили только женщины.
В этот момент на лестнице показалась Наталья Толдина. Она спустилась вниз и, подойдя к Сергею, попросила у него сигарету.
— Может, тебе лучше остаться с нами? — спросил режиссер.
— Я не хочу здесь сидеть! — резко ответила Толдина. — После убийства Кати я уже никому не верю, тем более вашей компании.
Она повернулась и пошла обратно к лестнице. Мужчины проводили ее долгими взглядами, пока она поднималась на второй этаж. Усманов покачал головой.
— Какой сложный характер, — сказал он.
— У актрис вообще сложный характер, — заметил Погорельский, — я к этому уже давно привык.
— Вы убеждены, что только мужчина мог совершить это убийство? — спросил Буянов, обращаясь к Дронго.
— Меня спрашивали об этом много раз, — спокойно ответил Дронго, — и я уже много раз вам объяснял, что убийцей не могла быть женщина. Шевчук не душили подушкой, что было бы естественно для женщины, которая могла навалиться на подушку всем телом и попытаться удержать ее в таком положении. Убийца задушил несчастную, сломав ей шейные позвонки. Это мог сделать только сильный мужчина.
— Надеюсь, вы не подозреваете кого-то из присутствующих? — поинтересовался Отари.
— Пока нет, — ответил Дронго, — но я настаиваю, что это мог сделать только мужчина.
— Кажется, к ним в комнату входил Буянов, — показал Отари на Сергея, — но до того, как я появился в коридоре.
— Я действительно к ним входил, — согласился Буянов, — но я никого не убивал. И там в этот момент была Наташа Толдина.
— Руки, — вдруг произнес Дронго, — покажите ваши руки.
Буянов недоуменно взглянул на него и протянул руки, ничего не понимая.
— Возможно, но маловероятно, — сказал Дронго. — У вас небольшая ладонь. Вы не могли быть убийцей.
— Кто тогда мог? — спросил с вызовом Мамука. — Вы будете определять по нашим рукам? Я о таком методе еще не слышал.
— Конечно, нет. Но у Сергея маленькая ладонь. Чтобы совершить подобное убийство, нужна совсем другая рука. Большая мужская ладонь.
— Моя подойдет? — усмехнулся Усманов, протягивая свою руку.
— Честно говоря, не совсем, — ответил Дронго. — У вас тоже не очень большая ладонь. А вот все остальные руки подходят. И ваша, Мамука, широкая и сильная. И ваша рука с длинными пальцами, Отари, и даже ваша, господин Погорельский. Я обратил внимание на вашу ладонь. У вас рука интеллектуала — с длинными пальцами. Про вашу ладонь, Алтынбай, я даже не говорю, у вас настоящая медвежья лапа. У вас, Олег Шараи, тоже большая сильная рука. Но с таким же успехом может подойти и рука моего друга Эдгара Вейдеманиса, и даже моя рука. — Он поднял свою большую ладонь. Все присутствующие обратили внимание, что его рука не дрожала.
— У вас тоже длинные пальцы интеллектуала, — заметил Погорельский. — И кажется, именно вы нашли убитую.
— На этом основании я — главный подозреваемый, — согласился Дронго, — но должен быть мотив, причина. Зачем мне убивать молодую женщину? Что мне от нее было нужно?
— Как раз с мотивом все понятно! — жестко заметил режиссер. — Что бывает нужно молодому мужчине от симпатичной актрисы? Может, вы вошли в комнату, полагая, что она одна, и предложили ей нечто, для нее неприятное. Она отказала, и вы ее задушили. Разве такой мотив исключен?
Дронго рассмеялся — спокойно, беззлобно, затем поднялся со своего места, нависая над режиссером.
— У меня рост метр восемьдесят семь, — сказал он с вызовом, — и я вешу почти сто килограммов. Зубы у меня свои, не вставные. И у меня всегда хватало ума и возможностей выбирать понравившуюся мне женщину. Посмотрите на меня, Погорельский, неужели вы всерьез полагаете, что я способен комплексовать из-за отказа женщины? Неужели вы считаете, что я могу убить женщину только из-за того, что она мне отказала? Это первое. А второе — я никогда в жизни не обижал женщин. И до сих пор не обидел и не обманул ни одну женщину. Вы меня понимаете, Погорельский? Никогда и никого.
— Почему вы сразу обиделись? — миролюбиво спросил режиссер. — Вы ведь сами следователь, должны понимать, что я выдвигаю возможную версию.
— Я никогда не работал следователем, а был всего лишь экспертом. Ваша версия может иметь право на жизнь только в том случае, если она подкреплена фактами. А фактов у вас нет…
— Не нужно спорить, — спокойно предложил Усманов. — Мы собрались вместе, чтобы выслушать все предложения.
— Нужно все проверить, — рассудительно сказал Мамука.
— Но не обвиняя друг друга, — вставил Алтынбай. Дронго заметил удивленный взгляд Вейдеманиса во время своей тирады, но Эдгар благоразумно молчал, понимая, что в подобных случаях это самое лучшее. Однако реакция Дронго его удивила.
— Олег, посмотри еще раз наверху, вскипел уже чайник или нет? — попросил Усманов.
— Лучше я посмотрю, — поднялся Буянов, — заодно проверю, как там наши женщины.
Он пошел к лестнице. Все остальные молчали.
— И все-таки кто-то к ним входил, — сказал Мамука. — Мы вчетвером сидели за картами внизу, вы, Рахман-ака, играли в нарды с Олегом. Значит, шестерых можно исключить. Остаются только три человека. Наш Отари, Алтынбай и господин Дронго.
— Я спал в своей комнате и ничего не слышал, — сообщил Нуралиев. — Если бы услышал шаги или голоса, я бы сразу вышел из комнаты.
— Как это вы так быстро заснули? — полюбопытствовал Мамука. — Вы ведь поднялись минут за пятнадцать — двадцать до убийства…
— У меня контузия с войны, — мрачно пояснил Алтынбай, — и поэтому я засыпаю сразу, как только ложусь. Все время сильно болит голова. Вы же видите шрам на моем черепе.
— Я не хотел вас обидеть, — ответил Мамука, — просто спросил.
— Вы тоже поднимались наверх, — вдруг напомнил Олег Шарай самому Мамуке.
— Верно, — согласился Мамука, — но я поднимался, чтобы дать виски нашему раненому повару. Подождите… — вдруг сказал он. — А если убийца — наш повар? Иногда так бывает. Все думают, что он подвернул ногу и у него есть абсолютное алиби, так, кажется, это называется? А он, пользуясь тем, что мы на него и не подумаем, выжидает и, когда видит, что актриса осталась одна, входит к ней в комнату и делает свое дело. Может, он сумел подняться и задушил несчастную женщину даже в своей комнате, а потом перенес ее в другую…
— Только при этом вспомните, сколько лекарств дала ему ваша супруга, и про виски, которое он пил.
