– Пытаются теперь продать их хоть за сколько-нибудь, да никто не покупает. Дураков нет.
Игорь припомнил, что в свое время знал одного из таких собственников. Знакомство было шапочным, но вполне достаточным для того, чтобы составить о нем представление. Тот вел себя так, словно поймал Бога за бороду, а сама удача работает клерком у него в конторе. Стало быть, теперь его потомки продают за бесценок дедово имущество. Поторговаться с ними, что ли, ради смеха?
– И много таких зданий вокруг МКАДа? – спросил он.
– Штук сто пятьдесят примерно.
Он присвистнул. Раньше их было не более двадцати.
Время от времени бойцы СОПа постреливали по сторонам шумовыми и световыми гранатами, чтобы гастарбайтеры не подходили слишком близко. Те выглядывали из своих землянок, вырытых на приличном удалении от дороги, и показывали им факи.
Игорь оглянулся назад. Над воротами шлюза висел транспарант, на котором было написано: «Граждане, помните – Москва не резиновая!». Другой транспарант, пониже и поменьше первого, гласил: «Гастарбайтер, дома тебя ждет семья!».
– Помогает? – спросил он и кивнул на транспаранты.
– Не очень.
– А про семьи?
– Не больно-то им и нужны старые семьи. Они здесь новые заведут.
– Дела, – сказал Игорь.
– Вы там будьте осторожнее, – посоветовал соповец. – Не говорите никому, что вы из Москвы, а то по вашим документам обратно вернутся другие люди.
– Что значит – осторожнее?
– Не останавливайтесь в безлюдных местах, не берите никого в машину, держите окна закрытыми.
Когда охрана повернула обратно, Игорь и Салим почувствовали себя неуютно. Салим начал метеоритить сильнее, и Игорь прибавил скорости. Но время шло, а ничего не происходило. Вдоль дороги тянулись вполне себе мирные деревни и городки. Колонна понемногу рассосалась, и они остались практически одни.
– Что будем делать? – спросил Салим.
– Посмотрим, как живет деревня, – ответил Игорь и свернул на проселок.
Деревня жила неплохо. По улицам бегали куры, на лужайках паслись коровы, в хлевах хрюкали свиньи. На полях колосились злаки, в огородах зрели корнеплоды, а с веток свисали миндаль, фиги и персики.
– Похоже, желе здесь никто не ест, – заметил Игорь.
В первый же день они купили несколько баллонов сжиженного деревенского газа. Цены были вполне приемлемые. В городе оптом его можно было продать процентов на тридцать дороже, а в розницу – на пятьдесят. Про бензин никто здесь не слышал, но предлагали купить керосин, запасенный в давние времена в большом количестве для ламп и примусов.
– А газ-то сам наметеоритил? – спросил Игорь у очередного продавца, сидевшего у дороги с баллонами.
Это был небритый крестьянин с задубевшей на солнце кожей, имевший во рту всего два зуба.
– Зачем сам? – обиделся тот. – А коровы на что?
– Как на что? Для молока.
– Молоко производить невыгодно. Его теперь козы дают, а коровы – газ.
– Общества защиты животных на тебя нет, – сказал Игорь, представив себе бедных коров, с недоумением дающих газ.
Крестьянин ничего не ответил.
– А как проверить, что газ настоящий?
– Крантик отверни, – сказал крестьянин, – только не сильно.
Игорь последовал его совету. Из зашипевшего баллона шибануло капустой, горохом, клевером, силосом и еще многими компонентами. Глаза заслезились.
– Горит хорошо? – спросил Салим.
– В три раза лучше вашего, городского, – с гордостью ответил крестьянин. – И копоти от него нет. Никогда не отравитесь.
На ночлег определились в доме на краю деревни. Через поле шириной в полкилометра начинался лес. Машину загнали в амбар, чтобы не мозолила никому глаза.
Во дворе Игорь обратил внимание на странную курицу пестрой расцветки, которая отчаянно дралась с петухом, не позволяя себя топтать. Силы были неравными, и петух все равно рано или поздно вытоптал бы ее, но кура сопротивлялась с невиданным упорством.
– Ишь, какая гордая птица, – сказал Игорь Салиму, – строго блюдет свою невинность.
Он понятия не имел, как кура намерена распорядиться сохраненной невинностью и нужна ли она ей вообще, но ее упорство вызывало уважение. Игорь пинками отогнал прочь обиженно заоравшего петуха, и кура, почуяв в нем защитника, стала ходить за ним следом. Она даже вошла в дом, когда хозяйка позвала постояльцев ужинать, и устроилась под столом у него в ногах.
– Пеструха у меня артистка, – заметила хозяйка. – Умная, но с петухом не ладит и несется плохо. В суп ее, что ли, пустить?
Курица распустила перья и недовольно заквохтала на эти слова.
Игорь и Салим накинулись на настоящую деревенскую еду и в мгновение ока смели со стола все. У Игоря было такое ощущение, как будто его собственный желудок обнял его и расцеловал в обе щеки за этот ужин.
Потом все отправились спать. Салим ушел в машину, а Пеструха не пожелала покидать Игоря и устроилась рядом с кроватью. Хозяйка попыталась было выбросить ее за дверь, но курица подняла оперение, распустила крылья и стала угрожающе квохтать и драть лапами половик у кровати.
– Глупое животное! – махнула хозяйка рукой и вышла.
Игорь уснул, едва голова коснулась подушки.
На следующий день выехали рано утром. За рулем сидел Салим, а Игорь решил вздремнуть сзади, потому что ночью недоспал. Он положил голову на кучу каких-то, как ему показалось, тряпок и сразу же услышал недовольное квохтанье – то была вчерашняя кура. Игорь подхватился.
– Ексель-моксель! – вырвалось у него.
– Ты чего? – спросил Салим, не оборачиваясь.
– Кура решила поехать с нами.
– Ну и ладно, пойдет в суп в случае чего.
– Хозяйка подумает, что мы ее украли. Надо бы вернуться и заплатить.
– Давай на обратном пути, – отмахнулся Салим, – возвращаться нехорошо.
Игорь смахнул Пеструха на пол и вскоре уже спал. Пеструх же, роняя перья, взлетел на спинку переднего сиденья, уцепился за нее и стал смотреть в окно. Он в первый раз оказался так далеко от родного курятника. Салим покосился на него.
– Первое яйцо, которое ты снесешь – мое, – сказал он.
Пеструх важно кивнул. В этот момент машину тряхнуло на ухабе, и Салим подумал, что кивок странной птицы был от толчка.
35.
Еще совсем недавно Пеструх боролся со своей злой судьбой в одиночку. Жизнь его тянулась размеренно и уныло. Он вспомнил день, когда пришло решение действовать.
Пеструх тогда копошился на огороде. Он разгреб еще влажную после дождя, но уже нагретую солнцем и от этого ставшую рыхлой землю и нашел там дождевого червя. Червей он любил. Да и кто их не любит? Все, кого он знал, их обожали. Толстый и неповоротливый червяк торопился втянуть свое длинное тело в норку, но сделать это быстро не мог. Пеструх подумал, не выгрести ли его из земли целиком, но решил, что не стоит. Когда он весь на поверхности, получается, вроде ты его нашел. А когда тянешь его из земли, это как на охоте и он – добыча.
Только Пеструх прицелился клюнуть уползающего червяка, как сзади на него налетела чья-то большая и тяжелая туша, едва не сбив с ног. Даже не оглядываясь, Пеструх определил – это петух Генка. Он
