Полное собрание стихотворений

кадят.

Кверху поднятым лицом
Примешь небо и весну.
Спину выгнувши кольцом,
Встретишь мрак и глубину.

И невольно душит смех,
И ликует как змея.
Оттого что тайный грех —
Оттененье бытия.

Оттого у горбуна
И насмешливо лицо.
Эта странная спина —
Сатанинское кольцо!

Голос дьявола

Я ненавижу всех святых,
Они заботятся мучительно
О жалких помыслах своих,
Себя спасают исключительно.

За душу страшно им свою,
Им страшны пропасти мечтания,
И ядовитую Змею
Они казнят без сострадания.

Мне ненавистен был бы Рай
Среди теней с улыбкой кроткою,
Где вечный праздник, вечный май
Идет размеренной походкою.

Я не хотел бы жить в Раю,
Казня находчивость змеиную,
От детских дней люблю Змею,
И ей любуюсь, как картиною.

Я не хотел бы жить в Раю,
Меж тупоумцев экстатических.
Я гибну, гибну – и пою,
Безумный демон снов лирических.

Враг

У меня был враг заклятый,
У меня был враг.
На его постели смятой
Хохот демона проклятый
Оживлял полночный мрак.
Без него жена смеялась,
Обнималась, целовалась.
Хохот демона был мой.
Побыл с ней. Ай-да! Домой!

Враг заклятый был далеко.
Возвратился. «Честь!»
Ты, без страха и упрека!
Я, как ты, во власти рока.
Хочешь? Что же, месть, так месть.
Час и место. Мы явились.
Мы сошлись и поклонились.
Чей-то взор покрылся тьмой.
Хохот демона был мой!

Избирательное сродство Сонет

Я с нею шел в глубоком подземелье,
Рука с рукой, я был вдвоем – один.
Мы встретились в сверкающем весельи,
Мы нежились, как лилии долин.

Потом пришли к дверям старинной кельи,
Предстала Смерть, как бледный исполин.
И мы за ней, в глубоком подземелье,
Стремились прочь от зелени долин.

Мы шли во тьме, друг друга не видали,
Любовь была как сказка дальних лет,
Любовь была печальнее печали.

В конце пути зажегся мрачный свет,
И я, искатель вечной Антигоны,
Увидел рядом голову – Горгоны.

Неразлучимые

Под низкою крышкою гроба,
Забиты гвоздями,
Недвижно лежали мы оба,
С враждебными оба чертами.

Застывшие трупы, мы жили
Сознаньем проклятья,
Что вот и в могиле – в могиле! —
Мы в мерзостной позе объятья.

И Дьявол смеялся надгробно,
Плитой погребальной:
«Эге, – говорил, – как удобно
Уродцам – в могиле двуспальной!»

Два трупа

Два трупа встретились в могиле,
И прикоснулся к трупу труп,
В холодной тьме, в тюрьме, и в гнили,
Прикосновеньем мертвых губ.

Они, влюбленные, когда-то
Дышали вместе под Луной
Весенней лаской аромата
И шелестящей тишиной.

Они клялись любить до гроба.
И вот, по истеченьи дней,
Земная жадная утроба
Взяла их в пищу для червей.

Тяжелые, с потухшим взглядом,
Там, где повсюду мгла и мгла,
Они лежат так тесно рядом,
Зловонно-мягкие тела.

Для мелких тварей ставши пищей,
И разлученные с душой,
Они гниющее жилище,
Где новый пир, для них чужой.

И дико спят они в тумане,
И видят сказочные сны
Неописуемых дыханий
И необъятной тишины.

Над болотом

Над болотом позабытым брошен мост,
За болотом позабытым брызги звезд.
Там, за топью, цепенея, спит Лазурь,
Затаив для дней грядущих сумрак бурь.

Неживые, пропадают брызги звезд,
И к болоту от болота брошен мост.
И одно лишь не обманет – жадность бурь,
Ею дышит – с ней в объятьях – спит
Лазурь

Ведьма

Я встретил ведьму старую в задумчивом лесу.
Спросил ее: «Ты знаешь ли, какой я грех несу?»
Смеется ведьма старая, смеется что есть сил:
«Тебя ль не знать? Не первый ты, что молодость убил.
Отверг живые радости, и стал себе врагом,
И тащишься в дремучий лес убогим стариком».
Я вижу, ведьма старая все знает про меня,
Смеется смехом дьявола, мечту мою кляня,
Мечту мою о праведном безгрешном житии, —
И молвил ей: «А знаешь ли ты чаянья мои?
Я в лес вошел, но лес пройду, прозрачен,
как ручей,
И выйду к морю ясному божественных лучей».
Смеется ведьма старая: «Куда тебе идти?
Зашел сюда – конец тебе: зачахнешь на пути.
Сии леса – дремучие, от века здесь темно,
Блуждать вам здесь дозволено, а выйти не дано.
Ишь, выйду к морю светлому! Ты думаешь: легко?
И что в нем за корысть тебе! Темно и глубоко».
И ведьма рассмеялася своим беззубым ртом:
«На море жить нельзя тебе, а здесь твой верный
дом».
И ведьма рассмеялася, как дьявол егозя:
«Вода морская – горькая, и пить ее – нельзя».

Incubus

Как стих сказителя народного,
Из поседевшей старины,
Из отдаления холодного,
Несет к нам стынущие сны, —

Так темной полночью рожденные
Воззванья башенных часов,
Моей душою повторенные,
Встают как говор голосов.

И льнут ко мне с мольбой и с ропотом:
«Мы жить хотим в уме твоем».
И возвещают тайным шепотом:
«Внимай, внимай, как мы поем.

Мы замираем, как проклятия,
Мы возрастаем, как прибой.
Раскрой безгрешные объятия,
Мы все обнимемся с тобой».

И я взглянул, и вдруг, нежданные,
Лучи Луны, целуя мглу,
Легли, как саваны туманные,
Передо мною на полу.

И в каждом саване – видение,
Как нерожденная гроза,
И просят губы наслаждения,
И смотрят мертвые глаза.

Я жду, лежу, как труп, но слышащий.
И встала тень, волнуя тьму.
И этот призрак еле дышащий
Приникнул к сердцу моему.

Какая боль, какая страстная,
Как сладко мне ее продлить!
Как будто тянется неясная
Непрерываемая нить!

И тень все ближе наклоняется,
Горит огонь зеленых глаз,
И каждый миг она меняется,
И мне желанней каждый раз.

Но снова башня дышит звуками,
И чей-то слышен тихий стон,
И я не знаю, чьими муками
И чьею грудью он рожден.

Я только знаю, только чувствую,
Не открывая сжатых глаз,
Что я как жертва соприсутствую,
И что окончен сладкий час.

И вот сейчас она развеется,
Моя отторгнутая тень,
И на губах ее виднеется
Воздушно-алый, алый день.

Пожар

Я шутя ее коснулся,
Не любя ее зажег.
Но, увидев яркий пламень,
Я – всегда мертвей, чем камень —
Ужаснулся,
И хотел бежать скорее,
И не мог.

Трепеща и цепенея,
Вырастал огонь, блестя,
Он дрожал, слегка свистя,
Он сверкал проворством Змея,
Все быстрей,
Он являл передо мною лики сказочных зверей.
С дымом бьющимся мешаясь,
В содержанья умножаясь,
Он, взметаясь, красовался надо мною и над ней.

Полный вспышек и теней,
Равномерно, неотступно,
Рос губительный пожар.
Мне он был блестящей рамой,
В ней возник он жгучей драмой,
И преступно,
Вместе с нею я светился в быстром блеске
дымных