Я не люблю пустого словаряЛюбовных слов и жалких выражений:«Ты мой», «Твоя», «Люблю», «Навеки твой»,Я рабства не люблю. Свободным взоромКрасивой женщине смотрю в глазаИ говорю: «Сегодня ночь. Но завтра — Сияющий и новый день. Приди.Бери меня, торжественная страсть.А завтра я уйду – и запою».Моя душа проста. Соленый ветерМорей и смольный дух сосныЕе питал. И в ней – всё те же знаки,Что на моем обветренном лице.И я прекрасен – нищей красотоюЗыбучих дюн и северных морей.Так думал я, блуждая по границеФинляндии, вникая в темный говорНебритых и зеленоглазых финнов.Стояла тишина. И у платформыГотовый поезд разводил пары.И русская таможенная стражаЛениво отдыхала на песчаномОбрыве, где кончалось полотно.Там открывалась новая страна —И русский бесприютный храм гляделВ чужую, незнакомую страну.Так думал я. И вот она пришлаИ встала на откосе. Были рыжиеё глаза от солнца и песка.И волосы, смолистые как сосны,В отливах синих падали на плечи.Пришла. Скрестила свой звериный взглядС моим звериным взглядом. ЗасмеяласьВысоким смехом. Бросила в меняПучок травы и золотую горстьПеску. Потом – вскочилаИ, прыгая, помчалась под откос...Я гнал ее далёко. ИсцарапалЛицо о хвои, окровавил рукиИ платье изорвал. Кричал и гналЕе, как зверя, вновь кричал и звал,И страстный голос был как звуки рога.Она же оставляла легкий следВ зыбучих дюнах, и пропала в соснах,Когда их заплела ночная синь.И я лежу, от бега задыхаясь,Один, в песке. В пылающих глазахЕще бежит она – и вся хохочет:Хохочут волосы, хохочут ноги,Хохочет платье, вздутое от бега...Лежу и думаю: «Сегодня ночьИ завтра ночь. Я не уйду отсюда,Пока не затравлю ее, как зверя,И голосом, зовущим, как рога,Не прегражу ей путь. И не скажу:«Моя! Моя!» – И пусть она мне крикнет:«Твоя! Твоя!»Дюны
Июнь – июль 1907
«Везде – над лесом и над пашней…»
8 июля 1907
«В густой траве пропадешь с головой…»
12 июля 1907
Когда в листве сырой и ржавойРябины заалеет гроздь, — Когда палач рукой костлявойВобьет в ладонь последний гвоздь; — Когда над рябью рек свинцовой,В сырой и серой высоте,Пред ликом родины суровойЯ закачаюсь на кресте, —Тогда – просторно и далёкоСмотрю сквозь кровь предсмертных слез,И вижу: по реке широкойКо мне плывет в челне Христос.В глазах – такие же надежды,И то же рубище на нем.И жалко смотрит из одеждыЛадонь, пробитая гвоздем.Христос! Родной простор печален!Изнемогаю на кресте! И челн твой – будет ли причаленК моей распятой высоте? И вот уже ветром разбиты, убитыКусты облетелой ракиты.И прахом дорожнымУгрюмая старость легла на ланитах.Но в темных орбитахВзглянули, сверкнули глаза невозможнымИ радость, и слава —Всё в этом сияньи бездонном,И дальнем.Но смятые травыПечальны,И листья крутятся в лесу обнаженном.И снится, и снится, и снится:Бывалое солнце!Тебя мне всё жальче и жальче...О, глупое сердце,Смеющийся мальчик,Когда перестанешь ты биться? Под ветром холодные плечиТвои обнимать так отрадно:Ты думаешь – нежная ласка,Я знаю – восторг мятежа!И теплятся очи, как свечиНочные, и слушаю жадно —Шевелится страшная сказка,И звездная дышит межа...О, в этот сияющий вечерТы будешь всё так же прекрасна,И, верная темному раю,Ты будешь мне светлой звездой! Я знаю, что холоден ветер,Я верю, что осень бесстрастна!Но в темном плаще не узнают,Что ты пировала со мной!..И мчимся в осенние дали,И слушаем дальние трубы,И мерим ночные дороги,Холодные выси мои...Часы торжества миновали —Мои опьяненные губыЦелуют в предсмертной тревогеХолодные губы твои.3 октября 1907
«Когда я создавал героя…»
3 октября 1907
Всюду ясность божия,Ясные поля,Девушки пригожие,Как сама земля.Только верить хочешь всё,Что на склоне летТы, душа, воротишьсяВ самый ясный свет.3 октября 1907 (Февраль 1908)
«В те ночи светлые, пустые…»
