питаясь крохами, делилсяСо зверьми и птицами лесными.В полночь звери к келье собирались:Зайцы, волки, лисы да куницы,Прилетали вороны и дятлы,Приползали ящерицы, змеи,Принимали хлеб от Серафима.Тишину и строгость любят звери,Сердцем чтут молитву и молчанье.Раз пришла монахиня и видит:Серафим сидит на пне и кормитСухарями серого медведя.Онемела и ступить не смеет.Серафим же говорит: «Не бойся,Покорми его сама». – «Да страшно — Руку он отъест». – «Ты только веруй,Он тебя не тронет... Что ты, Миша,Сирот моих пугаешь-то? Не видишь:Гостью-то попотчевать нам нечем?Принеси нам утешеньица».Час спустя медведь вернулся к келье:Подал старцу осторожно в пастиПчельный сот, завернутый в листы.Ахнула монахиня. А старец:«Лев служил Герасиму в пустыне,А медведь вот Серафиму служит...Радуйся! Чего нам унывать,Коли нам лесные звери служат?Не для зверя, а для человекаБог сходил на землю. Зверь же раньшеЧеловека в нем Христа узнал.Бык с ослом у яслей ВифлеемскихДо волхвов Младенцу поклонились.Не рабом, а братом человекуСоздан зверь. Он преклонился долу,Дабы людям дать подняться к Богу.Зверь живет в сознаньи омраченном,Дабы человек мог видеть ясно.Зверь на нас взирает с упованьем,Как на Божиих сынов. И звериВеруют и жаждут воскресенья...Покорилась тварь не добровольно,Но по воле покорившего, в надеждеОбрести через него свободу.Тварь стенает, мучится и ищетУ сынов Господних откровенья,Со смиреньем кротко принимаяВесь устав жестокий человека.Человек над тварями поставленИ за них ответит перед Богом:Велика вина его пред зверем,Пред домашней тварью особливо».
V
Келья инока есть огненная пещь,В коей тело заживо сгорает.И пустынножительство избравшийТрудится не о своем спасеньи:Инок удаляется в пустынюНе бежать греха, но, грех принявНа себя, собой его очистить,Не уйти от мира, но боротьсяЗа него лицом к лицу с врагом,Не замкнуться, но гореть молитвойОбо всяком зле, о всякой твари,О зверях, о людях и о бесах.Ибо бесы паче всякой твариМилосердьем голодны, и негдеИм его искать, как в человеке.Бес рожден от плоти человечьей:Как сердца цветут молитвой в храме,Как земля весной цветет цветами,Так же в мире есть цветенье смерти — Труп цветет гниеньем и червями,А душа, охваченная тленьем, —Бесами, – затем, что Дьявол – духРазрушенья, тленья и распада.Человек, пока подвластен мируИ законам смерти и гниенья,Сам не знает, что есть искушенье.Но лишь только он засветит пламяВнутренней молитвы, тотчас бесы,Извергаемые прочь, стремятсяПогасить лампаду и вернутьсяВ смрадные, насиженные гнезда.Грешник ходит – и не слышно беса.Вслед же иноку они клубятся стаей.Потому-то монастырь, что крепость,Осаждаем бесами всечасно.Бес уныния приходит в полденьИ рождает беспокойство духа,Скуку, отвращение, зевоту,Голод и желанье празднословить,Гонит прочь из кельи точно хворост,Ветрами носимый, иль внушаетТо почистить, это переставить,Ум бесплодным делая и праздным.Бес вечерний сердце жмет и тянетГорестной, сладимою истомой,Расстилается воспоминаньем,Соблазняет суетою неизжитой.Бес полуношный наводит страхи,Из могил выходит мертвецами,Шевелится за спиной, стучится в окна,Мечет вещи, щелкает столами,На ухо кричит, колотит в двери,Чтоб отвлечь сознанье от молитвы.Бес же утренний туманит мыслиТеплым телом, манит любострастьем,Застилает мутным сном иконы,Путает слова и счет в молитвах.Хитры и проникновенны бесы.Но в обителях со вражьей силойБратья борется, как с голубями,А пустынники – те, как со львамиИли с леопардами в пустыне.Ибо к тем, кто трудится в пустыне,Дьявол сам с упорством приступает.
VI
Серафим лицом к лицу боролсяС дьяволом и с бесами. НельзяАнгелу в лицо взглянуть от блеска,Так же нестерпимо видеть бесов.Ибо бесы – гнусны. Всё, что скрытоЧеловеку в собственной природеТемного, растленного и злого,Явлено ему воочью в бесе:Сам себе он в бесьем лике гнусен.Серафим, приняв всю тягу плоти,Чрез нее был искушаем бесом.Русский бес паскудлив и озорист,Но ребячлив, прост и неразумен.Ибо плоть славянская незрелаИ не знает всех глубин гниенья.И когда он вышел из затвора,То увидели, что лик егоСтал сгущенным светом, всё же тело —Что клубок лучей, обращенных внутрь.В небеБлиже всех он был у Бога,Здесь же стал убогим Серафимом.Был на небе он покрыт очами,А теперь его покрыли раны.Ибо раны – очи, боль есть зреньеЧеловеческой смиренной плоти.А над поясницей развернулосьШестикрылье огненное, окуНевидимое. И стал согбененСерафим под тягой страшной крыльев.И ходил он, опираясь на топорик.А затем, чтоб пламенным порывомОт земли не унестись, с тех порНа плече носил мешок с камнямиИ землей, а сверху клалСамую большую тягу,Приковавшую его к земле:Евангелье Христово. А так как крыльяНе давали ему ни сесть, ни лечь – он спал,Став на колени, лицом к земле,На локти опершисьИ голову держа в руках.
VII
Так, очищенный страданьем, прозорливый,Растворил он людям двери кельиИ отверз свои уста, уча.Хлынула вся Русь к его порогу.В тесной келье, залитой огнями,Белый старец в белом балахоне,Весь молитвами, как пламенем, овеян,Сам горел пылающей свечой.Приходили ежедён толпамиПраведники, грешники, страдальцы,Мужики, чиновники, дворяне,Нищие, калеки и больныеИ несли ему на исцеленьеПлоть гниющуюИ омертвелый дух.Приводили ребятишек бабы,Землю, где ступал он, целовали,Лаяли и кликали кликуши,В бесноватом бес в испуге билсяИ кричал неистово: «Сожжет!»Серафим встречал пришедших с лаской,Радостный, сияющий и тихий,Кланялся иным земным поклоном,Руки целовал иным смиренно,Всех приветствовал: «Христос воскрес!»Говорил: «Уныние бываетОт усталости. Не грех веселость.Весел дух перед лицом Творца!Надо скорбь одолевать, нет дороги унывать.Иисус – всё победил, смертью смерть Христос убил,Еву Он преобразил и Адама воскресил!»Говорил, встречая темный народ:«Ох, беда-то какая ко мне идет...Люди с людьми-то что делают...Что слез-то пролито, что скорби тут».Матери, которой сын резвилсяСредь лампад, стоявших пред иконой:«С малюткой ангел Божий играет, матушка.Дитя в беспечных играхКак можно останавливать!»О свечах горящих говорил он:«Телом человек свече подобен.Как она, он пламенем сгорает.Вера – воск. Светильник есть надежда.Огнь – любовь. Будь Господу свечой! Если кто ко мне имеет веру,За того горит перед иконойУ меня свеча. Потухнет – преклоняюЗа него колени, ибо знаю,Что он впал сегодня в смертный грех.Как не может воск не разогретыйОттиск дать печати, так и души,Не смягченные грехами и страданьем,Не воспримут Божию печать».Прибежал однажды утром в СаровМужичонко в зипуне, без шапки,Спрашивал у встречных у монахов:«Батюшка, ты что ли Серафим?»Привели его. Он бухнул в ноги,Говорит: «Украли лошадь.Нищий я. Семья... Кормить чем буду?..Говорят, угадываешь ты...»Серафим, за голову обнявши,Приложил ее к своей и молвит:«Огради себя молчаньем, сыне!Поспеши в посад Борисоглебов,Станешь подходить – сверни налево,Да пройди задами пять домов.Тут в стене калитка. Против входаПрямо у
