линией.
При этом многие горные племена, живущие в этих районах, зачастую даже не знали, где именно проходит эта линия, разграничивающая два государства, казалось, пребывающие в тысячелетнем сне покоя и размеренной жизни.
Все взорвалось в семьдесят девятом. Сначала революция в Иране, когда восставший народ изгнал шаха и разрушил самый, казалось, несокрушимый и сильный режим на Востоке. Затем начались внутренние междуусобицы в Афганистане вылившиеся в конце концов в убийство руководителя страны Hyp Мухаммеда Тараки и ввод советских войск. И спокойная граница, где прежде ходили случайные иранские пограничники и почти не было афганских, стала основным водоразделом между правоверными мусульманами-шиитами, населявшими Иран, и неверными шурави, вошедшими в Афганистан. Первые несколько лет революционному Ирану было не до охраны собственных границ с Афганистаном. Потом началась долгая, изнурительная, затяжная десятилетняя война с соседним Ираком, потребовавшая миллионы молодых людей на западный фронт. Казалось, так будет всегда, и контрабандисты чувствовали себя даже более вольготно, чем при шахском режиме. Не хватало пограничников, хотя отряды революционных сил самообороны беспощадно расправлялись с бандитами, несмотря на свою малочисленность.
Приговоры выносились именем революции и бывали, как правило, по-революционному беспощадны. Но самые страшные времена для всех нарушителей границы начались после окончания войны. К тому времени советские войска ушли из Афганистана, а иранцы, закончив бессмысленную войну, завершившуюся поражением для обеих сторон, потерявших миллионы людей убитыми, ранеными и пленными, и не добившись ничего, начали спешно укреплять свои восточные границы.
И вот здесь уже рассчитывать на везение не приходилось. Если раньше еще удавалось проскочить незаметно, то теперь приходилось спешно обучать наиболее сообразительных животных уже забытым цирковым трюкам с переходом границы без погонщиков. Расплата, если погонщиков задерживали, была страшной. Иранское правительство беспощадно преследовало контрабандистов, и исламские суды без всяких колебаний немедленно приговаривали всех арестованных к смертной казни.
Контрабандисты несли страшные потери. В определенные месяцы вылавливали целые караваны погонщиков, которые заканчивали свою жизнь на виселице. Но и доходы соответственно были баснословными. Прорвавшиеся через восточную границу караваны вполне могли рассчитывать на прохождение грузов в иранском Азербайджане, где через районы, контролируемые турецкими курдами, можно было провезти грузы дальше, переправляя их в Европу. Один прорвавшийся караван приносил прибыль, равную доходам всех жителей целого селения за многие годы. И потому так безрассудно рисковали погонщики, пытаясь прорваться через границы, потому так охотно на смену казненным шли другие молодые люди, пытавшиеся выиграть в этой смертельной рулетке, найти свой шанс на удачу.
— Пускайте животных, — приказал старший погонщик, показывая на верблюдов. Мурад подошел к нему.
— Ты думаешь, они пройдут?
— У нас нет другого выхода, — недовольно признался старший погонщик. — Две недели назад здесь задержали караван Али Самеда. Они шли от озера, и их всех взяли. Вместе с животными.
— Я об этом не слышал, — признался Мурад. — Что стало с караваном?
— Они теперь в аду, — строго ответил старший погонщик, — а их тела висят на площади Фейзабада. Ты можешь увидеть их там завтра утром.
Мурад невольно пожал плечами и отвернулся. Ему не хотелось больше говорить на эту тему. Он был невысок, но за счет большой головы с густой копной уже седеющих волос казался выше ростом. У него были глубоко сидящие глаза, смотревшие на собеседника не мигая, и орлиный нос, отчего он был похож на хищную птицу. Старший погонщик посмотрел на него, кивнул головой, расценивая его молчание как согласие, и сделал знак своим людям, повторив приказ:
— Пускайте животных.
— А если мы потеряем караван? — спросил у него Мурад. — Кто за него будет платить?
— Не потеряем. Если ничего не случится, мы догоним его к вечеру. А если случится… тогда ты можешь сразу отправиться в Мешхед и поблагодарить Аллаха за то, что остался в живых.
Мурад с трудом сдержал готовое сорваться с его губ ругательство.
— Груз этого каравана стоит столько, сколько ты не сможешь заработать за тысячу лет, — сказал он, показывая на удаляющуюся вереницу верблюдов, — и все твои люди тоже не смогут заработать за тысячу лет. А ты отправляешь неразумных животных одних, полагаясь на случай.
— Они придут туда, где мы их будем ждать, — возразил старший погонщик.
— Я живу здесь всю жизнь и знаю, что говорю. Если их остановят чужие люди, значит, они могут остановить и нас. Я не хочу рисковать своими людьми. Почти все они мои родственники. Я взял с собой на этот раз всех своих братьев. Я не могу рисковать, Мурад, иначе наши семьи останутся без мужчин. Все грехи моих родственников я принимаю на себя, и это мне гореть в аду вместо них. Но я не хочу, чтобы они умирали за твой груз. Ты меня понимаешь, Мурад?
— Старый мерзавец! — разозлился Мурад. — Если караван не пройдет, я лично перестреляю всех твоих погонщиков у тебя на глазах.
— Пройдет, — убежденно сказал его собеседник, отходя от него.
Он махнул рукой, и двое его людей поспешили за ушедшим караваном, собираясь отслеживать его движение через границу.
— Мы тронемся через два часа, — объявил старший погонщик, отходя к своим людям. Мурад зло посмотрел ему вслед. Возражать было глупо. Местные жители знали, как им действовать в подобных ситуациях. К нему подошел Фарух. Он помогал Мураду в этом караване, подбирал для него людей.
— Старик считает, что нужно подождать, — прошептал Мурад.
— Он опытный погонщик, — так же тихо отозвался Фарух, — знает, что говорит. Мы оставим лошадей на этой стороне. Дальше они не пройдут. Как только мы тронемся, наши люди уведут их обратно.
— Хорошо, — согласился Мурад, — подождем два часа. Придется согласиться с этим полоумным.
Но ждать два часа не пришлось. Уже минут через сорок появились двое запыхавшихся погонщиков, спешно вернувшихся обратно.
— Засада, — крикнул один из них, — впереди нас ждет засада!
— Уходите, — закричал быстро поднявшийся старший погонщик, обращаясь к Мураду, — быстро уходите, через десять минут они будут здесь!
— Как это — уходите? — завопил разъяренный Мурад. — Ты же говорил, что караван благополучно пройдет!
— Быстрее, — потянул его за руку Фарух, — видимо, там что-то случилось.
Старик прав, нам нужно уходить. Они местные жители, если их обнаружат одних, им ничего не сделают. А нас повесят за нелегальный переход границы, приписав нам этот караван.
— Уходите быстрее! — кричал старик, уже обращаясь к своим людям. Те быстро сворачивали лагерь, готовые отступать к песчаным холмам за озеро, где их трудно было обнаружить.
Его люди начали собираться. Старик расстелил ковер, встал на колени и начал молиться. Мурад выхватил пистолет.
— Я его убью! — закричал он в отчаянии.
— Нет, — схватил его за руку Фарух, — ты же видишь, он готовится к смерти. Он отсюда уже не уйдет. Быстрее к лошадям! Мы еще успеем спастись.
— Мы должны спасти груз! — метался в отчаянии Мурад.
— Его уже не спасти, — отмахнулся рассудительный Фарух.
— Проклятье! — взревел Мурад, доставая мобильный телефон. Он набрал номер Хозяина. — Это я, — сказал Мурад, — кто-то предупредил о нашем караване.
Сейчас нас преследуют.
— Вы потеряли весь груз? — спросил Хозяин. Мураду не хотелось отвечать на этот вопрос.
Ему очень не хотелось отвечать на этот вопрос, но он выдавил из себя:
— Да, весь. Погонщики уходят, наш караван захвачен.
Хозяин молчал. Было слышно, как он тяжело дышит. Мураду казалось, что он чувствует, как нарастает гнев Хозяина.
