он и выполняет кое-какие работы для военного ведомства. Главным образом по части радиотехники и телевидения. Боюсь, однако, что все это не имеет отношения к тайне «Эн-Джи».
Они условились, что как только Марчмонту удастся раздобыть что-нибудь, он немедленно даст знать об этом Каннингу.
А Керри, решив, что судьба бывшего начальника базы тяжелых бомбардировщиков нисколько не интересует редактора «Прогресса», все реже вспоминала о своем дяде. Гораздо чаще задумывалась она теперь о Джонне Мунне, с которым не виделась уже несколько дней. Керри понимала, конечно, что Джон занят очень серьезной работой в своей обсерватории, но не мог он разве уделить ей хоть несколько часов в течение почти целой недели?.. А может быть, она вообще надоела ему? Может быть, ей не следовало вести себя так бесхитростно, не скрывая своего расположения к нему? Она знала, конечно, тактику других девушек и женщин в делах подобного рода, однако сама не только была не способна к этим хитростям, но и просто презирала бы себя, если бы решилась на подобную игру.
Но тут она вспомнила, что одну из своих планеток Джонни назвал ее именем, и ей уже захотелось просить прощения у него.
«Нет, я просто очень легкомысленная, вздорная, несерьезная девчонка, — с раздражением думала она о себе. — Сколько уж раз ошибалась я в своих скороспелых выводах о людях! И редактор мой показался мне сначала бесстрашным борцом за справедливость, а он просто добропорядочный, либерально мыслящий, осторожный делец мелкого масштаба. А дядя, родной брат моей покойной матери? Разве не казался он мне типичным военным карьеристом, твердо шагающим по ступенькам военной иерархии? Оказалось, однако, что и он был простачком, иначе его не вышибли бы так просто из армии, не сделали бы козлом отпущения. Но все эти мои ошибки еще не так страшны, — со вздохом заключила Керри, — не дай только бог ошибиться теперь в моем Джонни…»
6. Джон Мунн встревожен
А Джон в это время думал о другой «Керри», небесной, пришедшей из-за орбиты Марса и поспешно огибавшей Землю с тем, чтобы снова унестись в сторону верхнего нашего соседа. Теперь, когда Джон уже сделал некоторые расчеты, прояснилась «родословная» его «Керри». Астероид этот, видимо, находился прежде на другой, более удаленной от Земли орбите. Пожалуй, даже был соседом Эроса. («Не плохое соседство для моей «Керри»! — усмехнулся Джон). Но потом где-то там между Марсом и Юпитером, в зоне астероидов, он столкнулся, наверно, еще с каким-то космическим телом и, потеряв часть массы, изменил свою орбиту и приблизился к Земле настолько, что теперь все более подпадал под ее влияние.
Сегодня Мунн надеялся завершить расчеты, которые должны были дать ему окончательный ответ — упадет ли «Керри» на Землю в следующее свое сближение с нею или пронесется мимо? Электронная вычислительная машина, находившаяся в распоряжении Джона, изрядно потрудилась за эти дни. Она молниеносно выполняла все его команды, «запоминая» бесчисленное количество исходных данных и решая разнообразнейшие математические и логические задачи.
Джон уже не первый год пользовался этими машинами, делая все нужные ему расчеты самостоятельно и лишь в особо трудных случаях прибегая к помощи вычислительного центра обсерватории. Всякий раз он почти благоговел перед совершенством «электронного мозга» этих машин, выполнявших любую команду за одну десятитысячную долю секунды. А ведь за это время должны были сработать многочисленные электронные реле, фотоэлементы, электронно-лучевые трубки, разнообразные оптические системы и несколько тысяч электронных ламп…
Но вот Мунн ввел в электронную машину код последней команды. Мгновенно пришли в действие ее вводные и арифметические устройства. «Отстрелялись» электронные пушки кинескопов по диэлектрикам в оперативных и долговременных устройствах памяти. Сработали выводное и дешифрующее устройства, отстучали клавиши телетайпа, и в руках Джона Мунна появилась лента с колонками цифр.
Торопливо пробежав их глазами, Мунн, во избежание ошибки, проделал всю операцию расчета орбиты астероида вторично. Результат был тот же.
Взволнованно прошелся молодой астроном по павильону обсерватории. Вытер платком влажный лоб. Снова перечитал цифры, отпечатанные на ленте. Они подтвердили его предположения. Точный математический расчет имевшихся у него данных о движении Земли и астероида свидетельствовал о неизбежности столкновения…
Удовлетворенность безошибочностью своей догадки лишь на какое-то мгновение заслонила у Джона все остальное. Но почти тотчас же другое, более сильное чувство завладело всеми его мыслями. Поскольку несомненно. было, что астероид столкнется с Землей — не избежать, значит, большой беды. Он может, конечно, упасть и в безлюдной части планеты, как Тунгусский или Сихотэ-Алинский. Но не исключено, что обрушится он и на населенную часть какого-нибудь из материков или даже на территорию родной страны Джона Мунна. А это не обычный небесный камешек, какие падают ежедневно, почти не оставляя заметного следа на поверхности земли. Свалится ведь на этот раз целая маленькая планетка.
Чувство тревоги почти не покидало теперь Джона, хотя для того, чтобы точно знать, куда именно упадет астероид, потребуется сделать еще не одну тысячу сложнейших вычислений, куда более совершенными машинами, чем та, на которой он только что работал.
Что же предпринять? Нужно ведь оповестить как-то о грозящем бедствии, если не все человечество, то хотя бы население своей страны. Но как? Выступить по радио? Или, может быть, сообщить об этом через газету? Да, пожалуй, лучше всего через газету. Но какую?..
После некоторого размышления, взвесив все за и против, решил он опубликовать свое открытие в «Прогрессе», и не потому только, что в нем сотрудничала Керри. Мунн знал трезвое направление этой газеты и не сомневался, что его научное сообщение не будет там превращено в сенсацию, обычную для подавляющего большинства органов многотиражной печати его страны.
Директор обсерватории, которому он доложил и о результатах вычислений, и о решении дать в «Прогрессе» первую публикацию о своем открытии, не возражал против этого.
7. «О времена, о нравы!»
Приход Генри Марчмонта хотя и не был неожиданностью для Писфула, однако чем-то встревожил его. Чем именно, профессор и сам не смог бы на это ответить. В последнее время он вообще стал слишком мнительным и нервным. Все теперь настораживало и тревожило его. Он плохо спал ночами, просыпался в холодном поту, с беспокойно стучащим сердцем…
Надо бы послушаться врачей, бросить все к черту, особенно эту неприятную работу для военного ведомства, и поехать на юг, в тихий, уютный санаторий на берегу океана. Но — где там! Разве его выпустит из своих лап генерал Хазард, пока он не завершит испытания портативной коротковолновой радиостанции дальнего действия? Неприятнее же всего было для Писфула то, что станция эта предназначалась, судя по всему, для оснащения тайной агентуры.
— Здравствуйте, дорогой мистер Писфул! — радостно проговорил Генри Марчмонт, протягивая руку профессору. — Простите, что без предупреждения, но у меня к вам серьезное дело.
— Серьезное? — удивленно переспросил Писфул и осмотрелся по сторонам, будто опасаясь, что их может подслушать кто-то.
— Вы не один разве? — невольно перешел на шепот Марчмонт.
— Почему вы решили?.. Если не считать вас, то я тут один. Но, знаете ли… — замялся Писфул, снова оглядываясь по сторонам.
Теперь только понял его Марчмонт и невесело рассмеялся. Потом проговорил беспечным тоном:
— А я, знаете ли, хотел предложить вам прогуляться. Не возражаете?..
— О, охотно! День такой чудесный!
