вскочил из-за стола:
– Стыдно, – закричал юноша, – стыдно! Справедливый чиновник пытается навести порядок в государстве, а продажные твари осыпают его насмешками и клеветой!
И выбежал вон. Нан подумал, встал и вышел за ним.
Андарз, с совершенно бледным лицом, созерцал Шаваша.
– Надобно доучить его грамоте, господин Иммани, – сказал Андарз.
Иммани покраснел от обиды, как рак, брошенный в кипяток.
– Я доучу его грамоте, – сказал огромный Шан’гар.
Минут через двадцать Нан вернулся: нити кружев его кафтана намокли и прилипли к темно-красным обшлагам, как бывает, если прижать к себе плачущего. Андарз проводил эти мокрые рукава завистливым взглядом.
Уже подали сладкую дыню и орешки, сваренные с маслом и сахаром, когда Андарз спросил, о чем Нан беседовал с господином Нараем.
– О, – сказал Нан, – он поручил мне обработку проекта об украшении города.
– И какие практические меры он предлагает?
Молодой судья развел изящными руками.
– Я еще не дочитал до конца. Я застрял на седьмой странице, где господин Нарай делится своими познаниями в зоологии и сообщает, что животное под названием «небесный огонек» имеет черную блестящую шкурку и в присутствии императора склоняет свою голову, а в присутствии злого чиновника закрывает глаза лапками и поворачивается к нему спиной. Где-то там в конце было про запрет есть на городских площадях фиги и заплевывать мостовую косточками.
– А при чем здесь животное? – ошеломленно спросил Андарз.
– Вот и я тоже читал и думал, при чем здесь животное, – усмехнулся Нан.
– Черт знает что, – сказал Андарз, – Иммани, вы когда-нибудь слыхали о животном «небесный огонек»?
– Конечно, – сказал секретарь, – с пяти лет и до пятнадцати. У нас в деревне шаман все о нем рассказывал. Я полагаю, что господин Нарай употребляет имя этого животного метафорически: как преамбулу для государственных постановлений.
– Государственные постановления не нуждаются в метафорах. Они нуждаются в здравом смысле, – пробормотал Андарз, страдальчески сморщившись. – Все, господа, прошу меня извинить, – у меня болит голова. Мой дом – ваш дом, располагайте всем.
И с этими словами императорский наставник быстро встал и вышел из зала.
Секретарю Иммани по казенной надобности надо было во дворец: судья Нан сказал, что охотно предоставит ему место в своем паланкине, и секретарь, который не мог упустить подобного случая, заторопился переодеться в дворцовую одежду.
В ожидании его Нан прошел в сад.
В глубине сада тек заколдованный источник, уничтожающий все грехи: так, по крайней мере, извещала надпись на источнике. Около источника Нан заметил начальника охраны Шан’гара: варвар сидел верхом на желтом камне и лущил дынные семечки. Он уже заплевал всю траву вокруг.
Молодой судья подошел и сел рядом, и так они некоторое время сидели без слов, – изящный чиновник в белом парчовом платье и рыжеволосый великан в кожаных штанах и с кулаками, напоминающими две головки сыра.
– Почему вы так ненавидите Иммани? – внезапно спросил Нан.
– В этом человеке совести не больше, чем костей в медузе, – ответил варвар.
Молодой чиновник недоверчиво засмеялся.
– И все?
– Что ж больше?
– А скажите, Шан’гар, кем был Иммани до того, как он перешел в дом Андарза?
– Секретарем Савара.
– Секретарем Савара или его любовником?
Варвар встал, и, когда он встал, оказалось, что он нависает над чиновником, как медведь над мышью:
– Что вы хотите сказать?
Нан остался сидеть, небрежно опираясь унизанной кольцами рукой о мшистый камень.
– Я хочу сказать, – мягко произнес Нан, – что вы в конце концов обнаружили, что убили не того человека. Что наместник Савар мог, конечно, увешать трупами берега реки или бросить пленников в ров и засыпать их землей, но что совет перебить на пире варварских вождей он получил от своего молодого любовника Иммани. И…
Нан не договорил: варвар одной рукой сгреб чиновника за шиворот, как нашкодившего кота, и приподнял его над землей, – а другой крепко и страшно ударил его в лицо. Затрещала ткань – Нан пискнул и улетел в прудик, а Шан’гар недоуменно поглядел на кусок кружевной ткани, оставшейся в его изрядной лапе, и стряхнул его, как собака стряхивает с морды обрывок мышиного хвоста.
Шан’гар повернулся и пошел прочь. За поворотом дорожки он встретил секретаря.
– Эй, – сказал Шан’гар, – там сидит этот чиновник, Нан, подберите его.
– А что с ним? – встревожился Иммани.
– Ушибся, – сказал Шан’гар.
– Обо что?!
– О мой кулак.
Секретарь Иммани нашел Нана вполне живым: молодой чиновник купал лицо в источнике. Он встряхнулся, как утка, вынул из рукава расческу, пригладил волосы и, как ни в чем не бывало, направился к выходу из сада.
В паланкине Нан откинулся на подушку и, вынув кружевной платок, время от времени промакивал нос, из которого сочились кровь и сопли. Искоса он поглядывал на Иммани. Иммани сиял от удовольствия, что путешествует с высоким чиновником: секретарь был, как всегда, надушен и одет с тщанием, если не с кокетливостью. Нан представил себе, каким хорошеньким было его капризное, женственное лицо лет двенадцать назад.
Интересно, Андарз взял к себе любимца своего брата только потому, что об этом просил умирающий Савар, или и сам положил глаз на Иммани? Впрочем, господин Андарз только что женился и написал для женщины цикл стихотворений. Андарз не такой человек, чтобы молчать о том, что может шокировать публику. Но самое странное – Нану показалось, что он задал Шан’гару не тот вопрос об Иммани и что Шан’гар расквасил ему губу именно затем, чтобы убедить, что вопрос был именно тот и попал в точку.
– Однако, – сказал Нан, – этот Шан’гар не так силен, как кажется. Удивительно, что в одиннадцатилетнем возрасте он смог убить такого сильного человека, как Савар. Неужели нельзя доказать, что рана была не смертельной и что наместник Савар ни за что бы не умер через десять дней, если бы за ним не взялся лично ухаживать его любящий брат, которому после смерти Савара достался титул наместника?
У Иммани похолодели руки.
– Великий Вей, – прошептал он, – где вы это услышали?
– Как, – ошеломился Нан, – но это же ваши слова! Правда, мы были оба пьяны: но я прекрасно помню, как вы сказали, что Андарз никого не пускал к раненому брату и что вообще эта история пошла Андарзу на пользу. С его пути исчезли два главных соперника: король ласов и наместник Савар!
Иммани пучил глаза. Что он, в пьяном виде, говорил о людях не то, что есть, а то, что ему хотелось, – это он за собой знал. Но неужели он нес, будто Андарз убил брата?
– Великий Вей, – пробормотал он, – если Андарз об этом услышит…
– Да, – сказал Нан, – если Андарз об этом услышит, правда ему не понравится. Правда вообще никому не нравится, кроме одного человека.
– Кого?
– Советника Нарая.
Господин Нарай принял Нана в своем кабинете.
