промолчал.
А судья Четвертого округа Нан добавил:
– Говорят, к вам во сне явился Черный Бужва и потребовал, что вы правили справедливо, а не так, как прежний наместник. Разве вы не знаете, как Черный Бужва определил справедливое правление? Он сказал, что при справедливом правлении в стране отсутствуют три вида грабителей, как-то: торговцы, взяточники и знать!
Король Аннар задумался над этими словами, а судья Нан встал и вдохновенно продолжал:
– Разве вы не знаете, – сказал судья Нан, – что Черный Бужва удостоился звания Бога Правосудия и Пыток после того, как он предложил императору Иршахчану план устранения двухсот знатнейших семейств, явившихся в империю с его отцом? Кровная месть вместо суда, восстания вместо повиновения, грабеж вместо хозяйственного житья – вот что такое знать! Разве может быть справедливым правитель, опирающийся на знать?
– Бог ты мой, – вскричал король, – истинная правда! Не оскорбить какого-нибудь из этих нахалов, давая ему приказание, так же трудно, как не замочить штанов, переплавляясь вброд!
И надо же было такому случиться, что в этот миг дверь кабинета распахнулась, и в нее вошел командир Аннара Бар-Хадан, один из имеющих золоченый дротик.
– Эй, – сказал он, – Аннар! Там какая-та заварушка! Стоит чиновник с толпой и требует, чтобы мои дружинники заплатили за рыбу, которую они взяли на рынке!
Повернулся и ушел.
– Надо пойти разобраться, пока там никого не убили, – сказал король.
Нан вскочил с места и всплеснул руками.
– Как, – вскричал Четвертый Судья, – и вы не снесете этому наглецу голову? Помилуйте! Если государь – в комнате, никто посторонний не смеет войти в комнату, не коснувшись губами его сапога; если государь сидит, посторонний человек должен стоять, если государь стоит, посторонний должен поджать одну ногу. А вы позволяете такое!
Король был совершенно поражен. Он был очень восприимчив к цивилизации, и вся некультурность его подданных мигом представилась ему в самом черном свете.
– Клянусь той штукой, которой пашут женщину! – вскричал король (по правде говоря, он выразился несколько откровеннее), – завтра же я прикажу моим людям целовать мои сапоги! Надо же как-то учить народ церемониям!
Однако, покинув управу Нарая, король Аннар одумался. «Черт побери! – подумал он, – если я отдам такой приказ, так меня тут же зарежут! Эти чиновники только и добиваются, чтобы поссорить меня с моими добрыми воинами. В следующий раз надо быть осторожней! А все-таки приятно будет, когда каждый человек из рода Росомахи или Белки станет целовать мне сапог!»
Тут над ухом его заржала лошадь, и его с размаху хлопнул по плечу сотник по имени Ханна.
– Ну, – сказал он, – о чем говорили с Нараем?
– Да так, пол языком мели, – ответил король и мечтательно посмотрел на свои сапоги.
Что же касается господина Нана, то он поехал с Бар-Хаданом и его побратимом улаживать драку на рынке, произошедшую оттого, что несколько сырых варваров, проголодавшись, взяли у рыночной торговки живую рыбу и, надкусив за жабрами, убили ее, съели и пошли прочь. Торговка потребовала деньги, и варвары жестом объяснили, что, когда она будет проходить мимо их лагеря, она может тоже поесть рыбы. Тут весь рынок, не поняв жеста, бросился на варваров, потому что это был не первый случай, когда варвары, пожрав, не платили денег, но тут прибежали рыночные власти и не допустили смертоубийства.
Нан заплатил торговке из своего кармана и толпа, разочарованная, разошлась.
После этого судья Нан пригласил Бар-Хадана и Росомаху в один из столичных кабачков, где они очень приятно провели время.
– Какая разница между манерами чиновников и простолюдинов! – заметил Росомаха. – Чиновник дарит, что ни попросишь, всегда рад оказать услугу благородному человеку! А у рыночного торговца возьмешь на грош, так он будет канючить, пока его не зарубишь!
Вот варвары налились по самые ушки, и Бар-Хадан полюбопытствовал, как Нан нашел короля Аннара, и Нан сказал, что ему жалко ласов.
– Это за что же тебе нас жалко? – справился Росомаха.
– Да за то, что вам скоро отрубят головы, – сказал Нан.
– За что это нам отрубят головы? – возмутился варвар, – я лично ничего такого не делал, чтобы мне рубили голову!
– А за то, что вы теперь помеха для короля, – ответил Нан, – раньше король жил на дань, а теперь ему придется жить на налоги с Хабарты. Раньше ему были нужны воины, а теперь – чиновники. Воины ему, прямо скажем, теперь совсем не нужны. Тот, кто опирается на воинов, вынужден уважать их свободу, а тот, кто опирается на чиновников, насаждает всеобщую покорность.
– Точно, – сказал Росомаха, – уже крутился там один, бывший казначей Хамавна! Говорил, что если назначить его главой казны, через пять лет он один даст королю больше денег, чем все наше войско! Мы его за такие слова зашили в мешок вместе с муравейником, так Аннар три дня ругался!
– У каждого народа, – сказал чиновник, – свои привычки, и тот, кто стыдится привычек своего народа, не достоин им править. И сдается мне, что королю Аннару Рогачу свобода его народа так стоит поперек горла, что он готов продать свой народ за двухлетнюю девку с приданым и за титул наместника.
– Клянусь божьим зобом, – изумился варвар, – да ты попал прямо по головке гвоздя!
– Или вот хотя бы песня о том, как Черный Бужва проложил королю путь в город, – продолжал Нан. – Не понимаю, что вы так восхищаетесь песней, ведь согласно этой песне победу королю принесли не вы, а старый покойный чиновник империи, который и меча-то никогда держать в руках не умел, и вдобавок вел себя в этом деле как последний изменник, а это «справедливое правление», которого Бужва потребовал от короля, значит не что иное, как то, что тебя и твоих детей скормят муравьям!
Росомаха так удивился, что хлопнул себя по ушам и сказал:
– И правда так! Удивительное дело песня: если бы нам прямо сказали, что король собирается покончить с вольностью своего народа, мы бы немедленно перерезали ему глотку, а когда нам поют, как судья Бужва дрался, видите ли, за будущую справедливость, так мы только бросаем золотые певцу!
По возвращении к господину Нараю Нан доложил:
– Король ласов груб и неотесан, однако хотел бы разделаться с независимостью своих воинов. Если он одолеет свою знать, из него выйдет отличный наместник, если он поссорится с ней, то его зарежут, и Хабарту нетрудно будет отвоевать. Кроме того, в племени имеется человек по имени Росомаха. Князь Росомаха беспринципен, жаден и труслив, обладает всеми необходимыми для изменника качествами. Было бы очень важно посадить на трон такое ничтожество.
Глава десятая,
Утром Шаваша отвели к королю. Несмотря на то что варварам отвели Четвертый Округ, они отказались жить в темных домах, а заняли один из садов, окружавших столицу, и, вырубив лишние деревья, раскинули там триста шатров. Многие чиновники отнеслись к этому с уважением. На рынке говорили, что варвары – дети природы и гор и не могут жить среди душных стен.
Сын короля нахмурился, увидев Шаваша. Он велел мальчишке лечь и раздеться, а потом начал вертеть его из стороны в сторону, мять бедра и смотреть зубы. Дружинники стояли кружком и обсуждали достоинства нового раба. Когда Маленькая Куница запустил ему пальцы в рот, Шаваш подумал, не укусить ли варвара, но благоразумно воздержался от такого поступка.
– Разве это человек? – сказал Маленькая Куница, – если его послать пасти овец, он и то замерзнет на перевале.
Днем Маленькая Куница велел Шавашу поискать вшей у него в голове, и Шаваш полюбопытствовал, почему ласы расположились в шатрах, а не в домах.
Маленькая Куница ответил:
– В прошлый раз, когда я и Ратут Росомаха ездили по ойкумене, у нас не было с собой шатра, и эти
