дисциплинирования, которым занимается каждый четвертый отец, является не только факультативным, но нередко и символическим. По затратам времени отцовский вклад составляет от 8,5 % (помощь в приготовлении уроков) до 1,9 % (уход за больным ребенком) материнского вклада. Даже отвечая на вопрос, кто определяет, «что детям можно делать», решающую роль отцам отвели только 8,7 % жен и 8,2 % мужей (Малышева, 2001. С. 269).
Российским СМИ традиционное разделение отцовских и материнских ролей представляется вполне естественным. Например, «в роликах, рекламирующих сотовых операторов, папа, как правило, перманентно находится в далекой командировке, поэтому мама кладет ребенку телефон с далекой папиной сказкой на подушку. Когда же режиссер ролика показывает вернувшегося папу в кругу семьи, то он либо бездеятельно сидит с идиотской улыбкой, либо обязательно натворит дел: то простудится, то заляпает рубашку кетчупом, то разольет детский сок. Хорошо, что неумехе на помощь вовремя приходит мать – профессионал домашнего хозяйства» (Кудрявцева, 2007). С этим более или менее согласно и массовое сознание.
Судя по данным массовых опросов общественного мнения, отцовство в России традиционно ассоциируется прежде всего с материальным обеспечением. Среди ответов на вопрос Левада-Центра в 2004 г.: «Какими качествами, на ваш взгляд, должен обладать хороший отец?» первые три места заняли «умение заработать» (75 %), «заботливость» (67 %) и «ум» (51 %). В оценке «хорошего мужа» на первом месте тоже стоит «умение заработать» (67 %), за которым идут «ум» и «верность».
Соотношение властных и экспрессивных функций в российской семье также скорее традиционно. Отвечая на вопрос ФОМ (апрель 2004 г.): «Кто из членов вашей семьи, с которыми вы жили в детстве, был главным, принимал основные решения?» – большинство россиян (в среднем 42 %, в старшей возрастной группе 56 %) отдали предпочтение отцу. Зато в ответах на вопрос: «Кто проводил с вами больше всего времени, занимался вашим воспитанием?» пальму первенства (57 %) получила мать. Вариант «оба родителя» выбрали лишь 22 %, «других родственников» назвали 14 %, а отца – лишь 7 % опрошенных (Преснякова, 2004). На вопрос Левада-Центра (сентябрь 2007 г.): «Как вы думаете, кто из ваших родителей в большей мере повлиял на ваше воспитание?» отца назвали 18 %, мать – 38 %, обоих в равной степени – 34 %.
Насколько российские отцы удовлетворены таким распределением ролей, сказать трудно – нет сколько-нибудь репрезентативных данных. Приведу лишь несколько иллюстраций из работы И. Рыбалко (Рыбалко, 2006).
Кормилец
«…..В моем понимании отец – это вот… чтобы вот… как бы вроде бы не были дети голодными. Понимаешь, это вот… такая финансовая сторона обеспечения. Я так понимаю…..»
«…..Это большая ответственность, Во-первых, очень большая, по максимуму это обеспечение семьи. Это естественно должен на себя мужчина брать…»
«…..Прежде всего, отцовство – это комплекс обязанностей, которые возлагает на себя мужчина, который принял решение с супругой, так сказать, завести ребенка. Вот… В отношении собственно ребенка, не супруги, а ребенка – это пожизненные обязательства материальной поддержки без, в общем-то, ограничения по времени».
Дисциплинатор
«Меня используют в качестве, так сказать, орудия возмездия и некоторого фактора карающего меча правосудия. Карающего меча, когда нужно накричать, когда он уже, так сказать, всех довел, когда нужно выключить игру, когда нужно нахлопать по заднице и т. д. и т. п…».
Некоторые отцы подчеркивают, что просто выполняют принятую в обществе функцию:
«…..Я никогда не пытался карать их, шуметь мог, кричать, вроде как делать грозный вид. Если они там делали что-то не так, сначала я должен был вот. хотя бы вид сделать, что я грозный, я ругаюсь. Это функция отца. Все их шалости не должны проходить бесследно. Тем не менее я всегда примерял это все на себя, что он делает, и всегда пытался войти в их шкуру. Я всегда понимал, что они не делают ничего из ряда вон выходящего, я такой же. Поэтому я делал вид, что я наказываю, а так я их всегда понимал».
Наставник
Основную свою обязанность отцы видят не в каждодневном уходе и воспитании ребенка, а в возможности обеспечить его будущее, «поставить его на ноги».
«То, что я сказки читал, это ерунда, то, что „полозил“ по полу, играл, это тоже ерунда. Я мало брал их, например, за руку и пер в другой конец города, чтобы они там. чем-то становились. В общем, наверное, важнее не родить их, важнее даже не то, что воспитать, воспитать – это когда ты с ними рядом. Но, как бы вот… поставить, как бы на ноги, сделать из них… Вот это как раз и есть роль отца. Мать она просто воспитывает, она вокруг него как „квочка“ сидит, высиживает эти яйца. А отец должен был бы их как раз куда-то воткнуть…..»
Как воспринимают отцовские практики дети? Судя по имеющимся фрагментарным данным, представления российских детей о том, какими должны быть отцы и матери, весьма стереотипны. В глазах детей отец – сильный, смелый, уверенный, решительный, выносливый, активный и ответственный человек, тогда как матери приписывают заботливость, ласковость, нежность, ответственность, мягкость и активность (Арканцева, Дубовская, 1999). Эмоционально и психологически дети всех возрастов чувствуют себя ближе к матери, чем к отцу (Каган, 1987). В 1970 г., отвечая на вопросы: «Насколько хорошо понимают вас перечисленные люди?», «Делитесь ли вы с перечисленными людьми своими сокровенными мыслями, переживаниями, планами?» и «Насколько легко вы чувствует себя с перечисленными лицами?» – российские школьники и студенты от 14 до 20 лет, как и их зарубежные сверстники, поставили мать значительно выше отца (Кон, 2005).
Похоже на то, что сейчас ситуация примерно такая же (Гурко, 2003). Общий уровень удовлетворенности подростков общением с матерью значительно выше, чем общением с отцом (31 % против 9). Матерей чаще всего упрекают в том, что они «излишне контролирующие», «не дают самостоятельности», «слишком беспокоятся», «лезут во все», тогда как отцам приписывают грубость, несправедливость, авторитарность, недостаток доброты, пьянство, но особенно – невнимание и частое отсутствие дома. Интересно, что если отец не живет в семье, дети нередко его идеализируют: «люблю его в глубине души», «люблю своего отца, но любовь эта заочная, так как не общаюсь с ним», «люблю, но никогда его не видела». Недовольство отцами нередко бывает следствием завышенных или ложных ожиданий.
Российские СМИ всячески подкрепляют традиционный стереотип властного отца. В популярном телесериале «Кадетство» все юноши разные, зато их отцы один авторитарнее другого, разговаривать с сыновьями они умеют только на повышенных тонах. Училищные командиры выглядят более мягкими и понимающими…
Не говоря уж о том, что традиционные определения отцовской роли и связанные с ними социальные ожидания сплошь и рядом не соответствуют реальным условиям жизни и индивидуальным особенностям обоих родителей, во многих семьях отцов попросту нет. Высокий процент материнских семей отчасти имеет объективные причины: физические потери мужского населения вследствие двух мировых войн, усугубляемые избыточной мужской сверхсмертностью, не могут не сказываться на составе и структуре семьи. Большое количество материнских семей в послевоенной России не результат свободного выбора, а объективная необходимость. Важную роль в росте безотцовщины играют также сексуальная революция, снижение возраста сексуального дебюта, отделение сексуальности от репродукции и широкое распространение добрачных и внебрачных связей при неумении предохраняться (см.: Кон, 2005а).
Хотя по количеству детей, зачатых и/или рожденных вне брака, Россия не только не опережает западные страны, но существенно отстает от некоторых из них, она сильно опоздала с морально- психологической легитимацией новых типов партнерских отношений. Советская власть морально и юридически признавала только законный брак. Между тем и воззрения, и поведение людей в последние десятилетия сильно изменились. Это констатируют не только сексологи, но и демографы (Демографическая модернизация России, 2006; Захаров, 2006).
Как пишет Сергей Захаров, путь к массовому распространению неформальных отношений как альтернативы официальному браку в первом партнерском союзе проложили поколения, родившиеся во второй половине 1960-х годов. Разумеется, это не было чем-то внезапным. Уже в поколениях россиян, родившихся перед войной и формировавших свои семьи в 1950-х годах, не менее 20 % мужчин и женщин к 30-летнему возрасту начинали свой первый партнерский союз с юридически не оформленных отношений,
